Второе открытие Америки - Гумбольдт Александр. Страница 33

Мост и укрепленные ворота эстакады соединяют старый город с новым, который уже перерос его, хотя и считается предместьем. Задняя часть бассейна или лагуны, образующей гавань Пуэрто-Кабельо, огибает предместье с юго-запада; это болотистая равнина, изобилующая стоячей и вонючей водой. В городе сейчас около 9000 жителей.

Он обязан своим возникновением контрабандной торговле, распространившейся в тех краях благодаря близости города Бурбурата, основанного в 1549 году. Только при правлении бискайцев и компании Гипускоа Пуэрто-Кабельо превратился из деревни в укрепленный город. Суда из Ла-Гуайры, которая представляет собой скорее плохой открытый рейд, чем гавань, приходят в Пуэрто-Кабельо для конопачения и ремонта.

Наиболее оживленная контрабанда ведется с островами Кюрасао и Ямайка. Ежегодно выводится свыше 10 000 мулов. Интересно наблюдать, как грузят этих животных: накинув петлю, их валят и затем поднимают на борт судна с помощью приспособления, похожего на колодезный журавль.

Выстроенные в два ряда мулы с трудом держатся на ногах во время боковой и килевой качки. Чтобы устрашить их, сделать более покорными, днем и ночью почти непрерывно бьют в барабан. Можно представить себе, каким покоем наслаждается пассажир, решившийся отправиться на Ямайку на одной из таких шхун, груженных мулами.

1 марта на восходе мы покинули Пуэрто-Кабельо. Мы с удивлением увидели множество лодок с фруктами, привезенными для продажи на рынке. Мне это напомнило чудесное утро в Венеции. Вообще со стороны моря город имеет живописный и приятный вид. Покрытые растительностью горы с остроконечными вершинами, судя по очертаниям которых можно предположить, что они сложены траппами, образуют задний план ландшафта.

У берега все голо, бело и залито резким светом, между тем как гряда гор поросла густолиственными деревьями, отбрасывающими огромные тени на бурую каменистую землю. За чертой города мы осмотрели недавно построенный акведук. Он имеет в длину 5000 вар; вода реки Эстеван поступает по желобу в город. Это сооружение стоило свыше 30 000 пиастров, но зато вода льется ключом на всех улицах.

Из Пуэрто-Кабельо мы возвратились в долины Арагуа и снова остановились на плантации Барбула, через которую проводят новую дорогу из Валенсии. В течение нескольких педель мы слышали разговоры о дереве, дающем очень питательный млечный сок. Его называют коровьим деревом, и нас уверяли, что негры из усадьбы, пьющие это растительное молоко в большом количестве, считают его целебной пищей.

Так как все млечные соки растений кислые, горькие и в большей или меньшей степени ядовиты, то это утверждение показалось нам весьма странным. Опыт во время нашего пребывания в Барбуле показал, что достоинства Palo de Vaca [52] вовсе не были преувеличены. Это прекрасное дерево по виду напоминает хризофиллум [53].

Его продолговатые, остроконечные листья, жесткие и очередно расположенные, имеют боковые жилки, выступающие с нижней стороны и параллельные друг другу. Листья бывают длиной до десяти дюймов. Цветов мы не видели; плод мало мясистый и содержит одну, иногда две косточки.

Если в стволе коровьего дерева сделать надрез, из него начинает обильно течь липкий млечный сок, довольно густой, совершенно не кислый и обладающий очень приятным бальзамическим запахом. Нам подали сок в плодах тутумо, то есть бутылочной тыквы. Мы выпили его изрядное количество вечером перед сном и рано утром, не испытав никаких неприятных последствий.

Только вязкость млечного сока делает его несколько неприятным. Негры и свободные люди, работающие на плантациях, питаются им, макая в него хлеб из маиса и маниока, арепа и кассаве. Управляющий усадьбой уверял нас, что рабы заметно полнеют в то время, когда Palo de Vaca дает больше всего млечного сока.

Под действием воздуха на поверхности сока образуются, возможно вследствие поглощения атмосферного кислорода, пленки из желтоватого, волокнистого, сильно анимализированного вещества, похожего на творожистую массу. Отделенные от более водянистой жидкости, пленки эластичны почти как каучук; однако с течением времени они подвергаются тем же процессам гниения, что и желатина.

Сгустки, образующиеся при соприкосновении с воздухом, в народе называют сыром; они скисают через пять-шесть дней, как я убедился на небольших количествах, привезенных мною в Нуэва-Валенсию. В млечном соке, хранившемся в заткнутой пробкой бутылке, образовался небольшой осадок свернувшихся частиц; он не только не стал зловонным, но все время испускал бальзамический запах.

Смешанный с холодной водой, свежий сок почти не свертывается; однако когда я подверг его действию азотной кислоты, образовались вязкие пленки. Мы послали Фуркруа в Париж две бутылки млечного сока. В одной он был в естественном состоянии, в другой – смешан с некоторым количеством углекислого натра. Французский консул на острове Сент-Томас любезно согласился доставить их по назначению.

Необыкновенное дерево, о котором мы говорили выше, по-видимому, свойственно прибрежной кордильере, в особенности в районе от Барбулы до озера Маракаибо. Несколько деревьев растет также около деревни Сан-Матео и, по данным Бредемейера, чьи путешествия так обогатили прекрасные оранжереи Шенбрунна и Вены, в долине Каукагуа в трех днях пути на восток от Каракаса.

Этот натуралист нашел, как и мы, что растительный млечный сок Palo de Vaca приятен на вкус и ароматичен. В долине Каукагуа местные жители называют дерево, дающее этот питательный сок, молочным деревом, Arbol de leche. Они утверждают, что по густоте и цвету листвы могут распознать стволы, особенно богатые соком, – подобно тому, как пастух по внешним признакам различает хорошую молочную корову.

До настоящего времени ни один ботаник не знал о существовании этого растения, плодообразующие органы которого было бы легко раздобыть. По мнению Кунта, оно, по-видимому, относится к семейству сапотиловых.

Лишь много времени спустя после возвращения в Европу я обнаружил в «Описании Восточной Индии» голландского ученого Лаэта строки, относящиеся, вероятно, к коровьему дереву: «В провинции Кумана, – пишет Лаэт, – существуют деревья, сок которых напоминает свернувшееся молоко и представляет собой целебную пищу».

Должен признаться, что среди множества любопытных явлений, виденных мной за время путешествий, мало было таких, которые поразили мое воображение столь же сильно, как коровье дерево. Все, что имеет отношение к молоку, все, что касается хлебных злаков, вызывает в нас интерес, не только обусловленный стремлением к познанию природы, но связанный также с другим порядком идей и чувств.

Нам трудно представить себе, что человеческий род может существовать без мучнистых веществ, без питательной жидкости, содержащейся в материнской груди и так хорошо приспособленной для вскармливания детей, столь медленно набирающихся сил. Крахмалистое вещество в хлебных злаках, предмете религиозного поклонения многих древних и современных народов, содержится в зернах и отлагается в корнях растений; служащее пищей молоко представляется нам продуктом только животных организмов.

Таковы понятия, усвоенные нами со времен раннего детства, таков также источник удивления, которое охватывает нас при виде описанного выше дерева. В этом случае нас приводят в волнение не чудесная сень лесов, не величественное течение рек, не горы, покрытые вечным инеем. Несколько капель растительного сока напоминают нам о всем могуществе и плодородии природы.

На голом склоне скалы растет дерево с сухими жесткими листьями. Его толстые деревянистые корни едва проникают в каменный грунт. В течение нескольких месяцев в году ни одна капля дождя не смачивает его листвы. Ветви кажутся мертвыми, высохшими; но когда делают надрез на стволе, из него вытекает сладкое и питательное молоко. Растительный источник бывает обильнее всего на восходе солнца.