Машина и Винтики - Геллер Михаил. Страница 9

Необходимость обучения грамоте не вызывала сомнения. Было два пути: естественный, самостоятельного приобретения знаний людьми, ощутившими их необходимость; насильственный, ленинский – ликвидации неграмотности по приказу. Выбирается для обозначения акции слово из военного и полицейского словаря – жестокое, не оставляющее надежды. Смысл кампании, организованной с широким рекламным размахом, ясно изложил Ленин: "Неграмотный человек стоит вне политики и поэтому должен выучить алфавит. Без этого не может быть политики".24 Ликвидация безграмотности видится Ленину прежде всего как мера "воспитания народа", включения его в ленинскую политику. "Только в России, – заметила Надежда Мандельштам, – стремление к образованию народа подменили лозунгом о его воспитании".25

Декрет Совета народных комиссаров "О ликвидации безграмотности среди населения РСФСР", подписанный Лениным 26.12.1919 г., излагал сначала цель: предоставление "всему народу возможности сознательного участия в политической жизни страны", а затем средства: "Все население республики в возрасте от 8 до 50 лет, не умеющее читать и писать, обязано обучаться грамоте…" Параграф 8 декрета предупреждал: "Уклоняющиеся от установленных настоящим декретом повинностей… привлекаются к уголовной ответственности".26

Нет другого документа, который так выразительно демонстрирует особенности строящегося нового мира: обучение грамоте становится повинностью, обязанностью, налогом. Власть сажает население страны за парту и как строгий отец следит за тем, чтобы "дети" приобретали нужные власти знания.

В 1926 г., во время первой переписи советского населения, выяснилось, что 5 млн. взрослых "ликвидировали безграмотность". И стало очевидным, что послереволюционные темпы обучения грамоте взрослых были такими же примерно, как и в последнее дореволюционное десятилетие. Но кампания по "ликвидации безграмотности" имела очень важное значение в дальнейшем процессе формирования советского человека. Она внедрила убеждение, что даже в области образования – не говоря уже о других областях жизни – лучшим средством является сила. Она внедрила убеждение, что советские граждане сами по себе никогда ничего – даже в собственных интересах – не сделают, если их не принудит государство. Следовательно – за все необходимо быть благодарным власти.

Государство оставляет за собой важнейшую из родительских прерогатив – заботу о воспитании детей – советских граждан. Наряду с системой начального, среднего и высшего образования постепенно строится система воспитания взрослого населения. Несмотря на то, что статистически советское население стало грамотным (в 1979 г. – 99,7% грамотных27), агитаторы и пропагандисты читают советским людям на предприятиях и учреждениях (в обеденный перерыв) газеты, гигантский размах приобрела система лекционной пропаганды – "важный метод пропаганды марксизма-ленинизма".28 В 1980 г. общество "Знание" насчитывало 3200 тыс. лекторов. В течение одного года (1979) было прочитано свыше 26 млн. лекций, на которых присутствовало 1 млрд 200 млн. человек.29 Лекторы готовятся на специальных курсах, в университетах марксизма-ленинизма. Лекции читаются на предприятиях, в учреждениях, по месту жительства.

Важнейшим этапом на пути к созданию "нового человека" был шок коллективизации, на десятилетия травмировавший сознание современников и потомков. Коллективизация была великой политической и психологической победой Сталина – осуществлением плана инфантилизации крестьянства. Подавляющее большинство населения было вырвано с корнями из древнего уклада жизни, лишено самостоятельности. Андрей Платонов, единственный из советских писателей, понял и представил процесс строительства социализма как процесс превращения жителей страны в детей: живущих в страхе, послушно выполняющих даже самые нелепые приказы старших, лишенных всех старых представлений и понятий, подвергающихся непрерывной бомбардировке радио, газетами, агитаторами. "Остановите этот звук! дайте мне ответить на него! – напрасно взывает герой повести Котлован "среди шума сознания, льющегося из рупора".30 Но "шум сознания" продолжает без перерыва литься из рупора: родители учат детей, делают из них "новых советских людей".

Коллективизация была сильнейшим шоком в советской истории, ибо она сопровождалась геноцидом крестьянства. По подсчетам Роберта Конквеста "коллективизация и связанный с ней голод непосредственно, впрямую, были причиной смерти около 15 миллионов крестьян".31 Геноцид был необходимым элементом строительства социалистической утопии: он подтвердил превращение человека в абстракцию, превращение его в номер, в статистику. Спустя полвека в советских историях коллективизации даются точные цифры потерь крупного и мелкого скота, но нет даже примерных данных о демографических потерях. Истребление крестьянства позволило превратить оставшихся в живых в послушную, инертную массу государственных жителей. Одновременно в советской иерархической системе определяется прочное "дно", основание пирамиды – крестьяне, превращенные в колхозников, лишенные всех прав, прикрепленные к государственной земле. Паспорта, введенные в Советском Союзе в 1932 г. для контроля внутреннего передвижения граждан, не выдавались жителям деревни. Только в 1976 г. началась выдача паспортов колхозникам.32 Она должна была завершиться в 1981 г., к середине 80-х годов еще не все колхозники получили паспорта.33

Вскоре после завершения коллективизации советское население переживает очередной страшный шок: 4 года страна живет в обличии террора, который уравнивает всех обитателей нового мира в полном бесправии. Тотальный террор проводится под лозунгом: невиновных нет. Все – снизу до самого верха – виновны в действии, бездействии, мыслях или их отсутствии. Окончательно складывается система, в которой все обитатели страны превращаются в детей, послушных воле грозного и беспощадного Отца. Одним из официальных титулов Сталина становится: Отец родной. В 1938 г. все советские люди – от младенцев до старцев – получают для изучения новый катехизис – Краткий курс истории ВКП (б). Страна садится за парту усваивать текст, который дает ответы на все вопросы.

Чудовищные потери Советского Союза в людях во время войны – новый шок, новая травма – были результатом не только неожиданного нападения Гитлера на своего союзника Сталина, но также безжалостным отношением руководителей, "отцов" к "детям", как легко восполнимому человеческому сырью. Советские потери – их цифра никогда не была указана точно, разговоры о 20-ти млн. жертв носят "неофициальный" характер – стали после войны оправданием всех довоенных просчетов и преступлений власти. Одновременно военные потери стали оправданием хронических трудностей в экономике, эскпансионистской внешней политикой: "20 миллионов жертв" стали чеком, который советские руководители не перестают предъявлять своему народу и всему миру, требуя возмещения "цены победы". Военные потери служат алиби и пугалом, внедряя убеждение: все, что угодно, лишь бы не война.

Цель "инфантилизации" – превратить население социалистической страны в детей, но в детей послушных, напуганных, лишенных инициативы, во всех случаях жизни ожидающих указаний "сверху", от "родителей". В 60-е – 70-е годы советская литература, регулярно поставляющая очередную модель идеального героя, начала с нежностью изображать жителя деревни, колхозника, но сохранившего лучшие черты русского мужика – любовь к земле, чувство неразрывной связанности с природой, доброту и трудолюбие. Бурный расцвет "деревенской" литературы был связан с появлением плеяды талантливых писателей, знавших деревню, искавших в уничтоженном крестьянском быте национальные корни, корни культуры. Разрешение на существование "деревенской" литературы было дано идеологами, произведшими небольшую манипуляцию: советские писатели не имеют права изображать положительно верующего человека. Русский мужик сознательно или бессознательно был человеком религиозным. Героем советской литературы 60-х – 70-х годов стал Платон Каратаев, который вместо Бога поклоняется секретарю обкома. Идеальный герой – цель обработки человеческого материала – стал ребенком Партии.