Воспоминания солдата - Гудериан Гейнц. Страница 9
При изучении этого вопроса мы столкнулись с рядом трудностей, вытекавших из свойств данного вида транспорта. Французы во время Первой мировой» войны производили подобные переброски войск, в частности во время сражения под Верденом; однако они осуществлялись за неподвижной линией фронта, а в подобных условиях не требовалась немедленная доставка к месту назначения всего имевшегося в составе дивизии гужевого транспорта и прежде всего артиллерии. Когда же встал вопрос о возможности переброски автотранспортом целых дивизий вместе со всеми их тыловыми службами в условиях маневренной войны, стало очевидным, что для этого потребуется огромное количество грузовых автомашин. По этому поводу у нас развернулись горячие споры, причем сомневавшихся было больше, чем веривших.
Осенью 1928 г. [подполковник [Курт] Штоттмейстер из учебного автомобильного штаба (Kraftfahrlehrstab) обратился ко мне с просьбой взять на себя преподавание тактики танковых войск его слушателям. Мои начальники из Войскового управления войск согласились на то, чтобы я взял на себя эту дополнительную работу. Таким образом, я снова стал заниматься танками, правда, пока только теоретически. Однако мне недоставало практических знаний в этой области, к тому времени я еще ни разу не побывал внутри танка. Теперь же мне предстояло преподавать дисциплину, имеющую непосредственное отношение к танкам. Тщательная подготовка к занятиям потребовала от меня серьезного изучения различных источников.
Теоретическая разработка вопроса теперь уже не представляла таких трудностей, как в первое время моя работа в Министерстве рейхсвера, потому что к этому времени уже появилась богатая литература о прошедшей войне, а в иностранных армиях были даже изданы соответствующие наставления [40]. Для практических занятий использовались макеты танков. Первоначально макеты были обтянуты парусиной и перемещались людьми, а в дальнейшем делались из жести и передвигались с помощью мотора. Мы проводили такие занятия и совместно с пехотой, в частности с подразделениями 3-го батальона 9-го пехотного полка [41], которым последовательно командовали подполковники [Эрнст] Буш и [Курт] Лизе. Во время этих учений я познакомился со своим будущим коллегой [Вальтером] Венком, бывшим тогда адъютантом 3-го батальона. Мы занимались с ним систематически, изучая действия в бою одиночных танков, танковых взводов, рот и батальонов,
Хотя возможности для проведения практических занятий были довольно ограниченными, тем не менее мы постепенно получали довольно ясное представление о перспективах использования танков в современной войне. Особенно плодотворной для работы моей фантазии явилась моя четырехнедельная командировка в Швецию, во время которой я имел возможность практически ознакомиться (во время маневров) с последним образцом немецкого танка LK. II [42], использовавшегося во время войны.
По пути в Швецию мы с женой побывали в Дании, где приятно провели несколько дней в Копенгагене и его окрестностях.
Глубокое впечатление произвели на нас прекрасные скульптуры Торвальдсена. Сидя на террасе замка Эльсинор [43], мы вспоминали слова Гамлета:
Лучи солнца окрашивали бронзовые стволы пушек в зеленоватый цвет. Это была великолепная картина.
Дальнейший путь от Мотала до Стокгольма мы совершили на пароходе. По дороге остановились, чтобы осмотреть красивое старинное аббатство Врета. На следующий день мы увидели великолепные здания Стокгольма – этой северной Венеции.
Я был направлен в танковую часть – во 2-й гвардейский батальон. Его командир полковник Бурен принял меня весьма любезно. Меня прикомандировали к роте, которой командовал капитан Клингспор; с ним у меня установилась прочная дружба, продолжавшаяся до самой его преждевременной смерти.
Шведские офицеры, с которыми нам приходилось иметь дело, встретили нас, немецких офицеров, весьма гостеприимно. Во время тактических занятий нас очень тепло принимало местное население, предоставившее нам квартиры.
Мы посетили тещу капитана Клингспора – мадам Седерлунд в ее чудном замке, расположенном у самого моря. Мадам Седерлунд владела заводом, вырабатывавшим превосходный шведский пунш, которого мы вдоволь отведали. Посетили королевское имение Тюльгарн, которым управлял офицер запаса по фамилии Багер, служивший ранее в танковом батальоне. Вместе с полковником Буреном ездили на охоту. В Скансене [44] посетили театр, расположенный под открытым небом, осмотрели картины известного художника Лильефорса.
В Дроттнингхольме [45] нам показали кожаные обои из дворца Валленштейн в Праге, «спасенные» великим шведским королем Густавом Адольфом [46] во время Тридцатилетней войны. Тогда мы смеялись над этим странным термином, когда кастелян объяснял значение этих прекрасных обоев. Теперь же можно сказать, что действительно некоторые из этих сокровищ были спасены, ибо в противном случае они едва ли избежали бы уничтожения во время Второй мировой войны. К их числу принадлежит Кодекс Аргентеус [47], помещенный под стеклом за фиолетовой шелковой занавесью в университетской библиотеке города Упсала. Вблизи этого бесценного документа я обнаружил Библию [48], которую король Генрих III [49] подарил кафедральному собору города Гослар. Она также принадлежит к числу спасенных сокровищ из более чем 250 ограбленных Густавом Адольфом немецких городов.
До сих пор я с большим удовольствием вспоминаю поездку в Швецию, оказавшуюся для меня весьма полезной.
В том же 1929 г. я пришел к выводу, что одни танки или танки, приданные пехоте, не могут играть решающую роль. Изучение военной истории, итогов маневров в Англии и собственного опыта убедили меня в том, что танки могут быть использованы наиболее эффективно лишь тогда, когда всем остальным родам войск, поддерживающим танки, будет придана такая же скорость и проходимость. Танки должны играть ведущую роль в соединениях, состоящих из различных родов войск; все остальные рода войск обязаны действовать в интересах танков. Поэтому необходимо не танки придавать пехотным дивизиям, а создавать танковые дивизии, в состав которых должны входить различные рода войск, обеспечивающие эффективность действий танков.
Во время командирских занятий на местности, проводившихся летом 1929 г., руководя одной из групп, я принял за основу танковую дивизию. Занятия прошли успешно, и я был уверен, что нахожусь на правильном пути. Однако новый инспектор автомобильных войск генерал Отто фон Штюльпнагель запретил мне во время занятий проводить операции силами целых танковых соединений, т. к. он считал, что танковая дивизия является утопией. Я мог вести речь только о танковых полках.
Осенью 1929 г. начальник штаба инспекции автомобильных войск полковник [Освальд] Лутц, бывший мой мюнхенский покровитель, спросил меня, не желаю ли я стать командиром автомобильного батальона. Я дал согласие и с 1 февраля 1930 г. был назначен командиром 3-го (прусского) автомобильного батальона (Kraftfahr-Abteilung), расположенного в Берлине-Ланквице [50]. Батальон состоял из четырех рот: 1-я и 4-я роты находились вместе со штабом батальона в Берлин-Ланквице, 2-я рота – в учебном лагере Добериц-Эльсгрунд [51], а 3-я рота – в Нейссе [52],4-я рота была выделена из состава 3-го транспортного батальона (Fahr-Abteilung). После того как я принял подразделения своего батальона, полковник Лутц оказал мне содействие в переформировании последнего: 1-я рота была укомплектована бронемашинами, а 4-я – мотоциклами. Таким образом, две эти роты могли стать ядром будущего моторизованного разведывательного батальона, 2-я рота считалась танковой и была снабжена макетами танков; 3-я рота предназначалась для действий качестве противотанковой, в связи с чем в ней были деревянные макеты пушек. Хотя 1-я рота и имела старые бронемашины, разрешенные нам Версальским договором [53], однако во время занятий мы в целях экономии моторесурсов пользовались макетами. Одна только мотоциклетная рота имела настоящее вооружение – пулеметы.