Записки диверсанта (Книга 1) - Старинов Илья Григорьевич. Страница 15

Чуть ли не с первой минуты заговорили конечно же об Испании. Михаил Васильевич -- участник первой мировой и гражданской войн, старый член партии. Он хорошо знал меня по академии. Естественно, я рассказал ему о своем заветном желании попасть за Пиренеи,

-- Надо подумать, -- не сразу отозвался Обыден.

-- Подумать?

-- Видишь ли... Только это должно оставаться между нами!.. Я имею некоторое отношение к отправке добровольцев.

Я не поверил своим ушам. Не сразу опомнился.

-- Михаил Васильевич!

-- Ладно, постараюсь...

Обыден уехал в Москву. А через три дня в нашу комендатуру поступило телеграфное сообщение:

"Немедленно командируйте зам. ЗКУ Старинова в Москву".

-- Все-таки добился своего. А я-то гадал, что даст эта встреча случайная? -- развел руками Борис Иванович. -- Ну что ж, молодец! Завидую!.. Желаю тебе успеха, Илья Григорьевич.

-- Спасибо. Не поминайте лихом.

Глава 2. Через шесть границ

В Москве я узнал, что я направляюсь в Испанию по личному вызову "Старика", моего бывшего начальника Якова Берзина. Быстро пролетели дни, до предела забитые необходимыми в таких случаях процедурами и собеседованиями, бумажной волокитой. Наконец все позади, и вот однажды:

-- Знакомьтесь, товарищ Старинов. Ваша переводчица. Тоже из добровольцев, -- сказал торжественно начальник 4-го Управления Генштаба Гай Лазаревич Туманян.

Девушка тряхнула коротко остриженными русыми волосами и протянула мне прохладную ладошку.

-- Анна Обручева, -- сказала она глубоким контральто, сделав, как все северяне, особое ударение на "о".

Я в замешательстве поглядел на Туманяна и неуверенно улыбнулся Обручевой, избегая взгляда ее больших голубых глаз.

Вечером того же дня мы с Анной Обручевой стояли на перроне Белорусского вокзала возле готового к отправке поезда Москва-Столбцы.

Провожавшие нас товарищи держались как чуткие, заботливые родственники. Одно было неприятно: нас слишком энергично уговаривали не беспокоиться об остающихся семьях, намекали, что в случае чего наших близких не забудут... Меня эти заверения ничуть не трогали -- я был холостяком. Но Анна Обручева оставляла в Москве восьмилетнюю дочурку! И все же держалась моя попутчица молодцом.

... Мягкие диваны, зеркала, полированное красное дерево, надраенные до солнечного блеска ручки дверей, мягкий свет настольной лампы -- все в купе международного вагона свидетельствовало о комфорте и призывало к покою.

Но покоя я не испытывал.

Нам с Обручевой предстояло через день пересечь Польшу, а это сулило мне мало приятного.

В польской разведке могли знать о некоем Стари-нове, занимавшемся в приграничной полосе подготовкой к ведению партизанской борьбы. Может быть, у пилсудчиков имелись в секретном досье и некоторые фотографии?

Правда, небольшие усики несколько изменили мой облик, и я старательно сутулился, скрывая военную выправку. Но кто знает, выручит ли эта маскировка?

Мое настроение совсем испортилось, когда поезд пересек границу и в вагоне появились польские жандармы, а польские таможенники тщательнейшим образом стали проверять багаж.

Я пережил довольно неприятные минуты, пока жандарм рассматривал мой паспорт, но продолжал сидеть со скучающим видом.

-- Прошу! -- сказал наконец жандарм, прищелкнув "каблуками.

У Анны Обручевой никаких волнений на этот счет не было: она ехала под своим настоящим именем.

В Столбцах мы сделали пересадку на Варшаву, откуда должны были ехать в Вену. -

В венском экспрессе я просмотрел вечерние газеты. Кричащие крупные заголовки сообщали об

успехах Франко. Фотографии изображали кварталы Мадрида, занятые фалангистами. Судя по фотографиям, в столице Испании уже развевались знамена Каудильо, а население радостно встречало фашистских солдат и офицер,

Мне и раньше приходилось по долгу службы читать польские газеты. Цену их "объективной" информации я хорошо знал. Продажным писакам ничего не стоило сообщить нынче крупнейшими буквами то, что будет ими же петитом опровергнуто завтра. Но те небылицы об Испании, которыми они попотчевали меня в тот раз, показались просто несносными.

-- Подождем до Чехословакии, -- сказал я своей спутнице. -- Может быть, в пражских газетах есть что-нибудь более толковое...

Мои надежды в какой-то мере оправдались. Чехи писали об испанских событиях довольно сдержанно, Здесь даже прожженные журналисты не пытались предрешать падение республики. Более того, из парижских газет я узнал, что войска Франко уже остановлено под Мадридом...

Покинув Австрию и миновав Швейцарию, мы оказались во Франции. С нетерпением ждали встречи с Парижем, где творили Бальзак и Золя, где в землю навеки впиталась кровь коммунаров!

Увы! Я горько разочаровался!

Передо мной был суетливый город, подавлявший непрерывным мельканием автомобилей и оглушительной рекламой, обилием иностранцев и монахинь. Белоснежные чепцы и темные одеяния божьих невест исчезали с парижских улиц только к вечеру, уступая место проституткам...

В Париже мне предстояло приобрести много вещей, которые могли понадобиться на войне. В поездках по городу меня обычно сопровождал один из наших добровольцев, танкист Павел.

Однажды, выйдя со свертками из магазина, мы. взяли такси. За рулем машины сидел полный, немного обрюзгший человек в помятом кепи. Я назвал нужную улицу и заговорил с Павлом. Шофер сейчас же сбавил скорость. Обернулся. Расплылся в заискивающей улыбке:

-- Вы из России?

Чистая русская речь и возраст шофера не оставляли сомнений: перед нами был белоэмигрант. Я незаметно подтолкнул Павла.

-- Да, мы русские.

-- Как радостно встретить соотечественников! Бежали от большевиков? Давно? В наши намерения не входило представляться первому встречному "русскому парижанину".

-- Нет... Мы прибыли недавно.

-- Как же вы там выжили?!

-- Это -- длинная история... А вы здесь, кажется, давно? Успели уже освоиться в столице? Стали даже лихим шофером.

Глаза таксиста наполнились обидой?

-- Извините, но даже горько... Я -- курский помещик, офицер марковского полка! Да-с! Надеюсь, название полка вам кое о чем говорит?