Не в плен, а в партизаны - Старинов Илья Григорьевич. Страница 9

Вспомнил Добряков о прочитанных им книгах о партизанских действиях русских за рубежом во время походов Суворова, похода русских войск во Францию после разгрома Наполеона в России.

«Но в те времена, — думал он, — партизанам легче было действовать в тылу врага. Не было ни проклятого гестапо, ни сплошного фронта».

Он вспомнил рассказ Кретовой, что многие партизаны, соединившись с войсками Советской Армии добивались, чтобы их опять направили в тыл противника. И когда им отвечали, что Советский Союз почти весь освобожден и вскоре на нашей земле не будет ни одного вражеского солдата, они просились в Польшу, Чехословакию, а некоторые — в Венгрию, Румынию и даже в Германию.

Там, — говорили они, — тоже есть и горы и леса, да и друзья наши найдутся. Если, — говорили они, — в первой мировой войне русские солдаты, убегая из плена, по всей Германии прошли без оружия, то с оружием да с нашим опытом мы на их территории сможем пускать поезда под откос». И некоторые все же добились своего.

Из всего прочитанного и слышанного о побегах из плена, о боевых делах партизан в тылу врага Добряков пытался вспомнить тактику их действий: как они передвигались, скрывались, добывали пищу, вели разведку и борьбу с врагом. Но, к сожалению, он раньше предпочитал слушать другое. Он не задумывался о возможности партизанских действий в тылу врага на его территории.

Вспоминая отдельные эпизоды, где были интересные тактические приемы, он начинал фантазировать. Он уже видел себя в лесу, где его ждут Темкин, Кретова и их командир — капитан Бунцев, с которыми он прорвется через линию фронта и явится в свою часть. Навеянные рассказами партизан радужные мысли сменились мрачными. Добрякову казалось, что незнакомый город наполнен гитлеровскими войсками, гестаповцами, предателями.

«Вот как нелепо получается, — думал он, — скоро война кончается, а я тут один в тылу противника, в заброшенном подвале. Стоит только гитлеровцам обнаружить и жизнь кончена, пропали все мечты об учебе, о будущем. А как будут плакать мать, сестры и два маленьких брата, особенно если узнают, что «пропал без вести».

Он начал вспоминать как преодолевал трудности герой Николая Островского Корчагин.

«Я член комсомола, — думал Добряков, — а Ленин учил преодолевать все трудности, да и сам показывал примеры, как их надо преодолевать».

И он видел образ Ленина, портрет которого он носил с собой вместе с фотографиями своих родных и любимой девушки.

Вскоре он незаметно для себя заснул. Во сне снились партизаны, бой под Будапештом, потом какие-то змеи. Приснилось, как он заблудился в лесу около своей деревни и, когда наступила ночь не знал, куда спрятаться, беспокоился о переживаниях матери.

Наконец Добряков увидел во сне огромного медведя. Зверь медленно шел к нему. Он пытался бежать, но ноги его не слушались. Медведь приближался. От испуга Добряков проснулся и приподнял затекшую голову. Она была тяжелая, точно свинцовая. В темноте он услышал писк, возню и с ужасом вспомнил, где он и что с ним случилось. Размяв ноги, он тихо встал. Никаких щелей в проеме окна не было видно.

«Что это? Ночь, или меня замуровали, пока я спал?» — подумал он.

Часы на руке мерно тикали, но он не рискнул зажечь спичку. Тихо пошел вдоль стены и с трудом ощупью нашел полузаваленное окно. Остановился.

«Где часовой, сколько времени? Как охраняется город? Как выйти на пункт сбора? Целых три неизвестных».

Вслушался в ночные шорохи, ничего подозрительного не обнаружил и решил выходить. Поправил оружие. Еще раз прислушался, часового не было слышно. И он осторожно выбрал несколько кирпичей и вылез из подвала. Вдохнул свежий ночной воздух, прислушался, осторожно и бесшумно пополз прочь от дома.

Было темно, накрапывал мелкий дождь, и Добряков тихо полз по мокрой траве, понимая, что если обнаружат его, — он погиб.

Наконец он оказался в кустах и смог отдохнуть.

В городе гудели моторы каких-то машин и, что особенно его беспокоило, далекий лай собак.

В саду никаких признаков людей и собак не было. Приземлившись с парашютом, Добряков потерял ориентировку и теперь решил выходить в ту сторону, где было слышно меньше гудков машин, предполагая, что наибольшее количество машин или в центре города, или на автомагистрали. Бесшумно он подошел к ограде, но, услышав гул моторов, не стал ее преодолевать. Вскоре мимо прошла автомашина с затемненными фарами и высоким тентом. Не успела она скрыться, как Добряков услышал топот кованых сапог. У механика наготове были три гранаты и автомат с неполным диском патронов, но он замер и ничем не выдал своего присутствия. Взвод немцев прошел мимо летчика.

«Эх! — размышлял он, — некуда отойти, а то угостил бы гранатой, да полоснул из автомата, так мало кто и остался бы».

А понурые, видимо, усталые солдаты уже прошли мимо без всяких мер охранения. Они чувствовали себя в полной безопасности. Опять послышался гул мотора. Добрякову нестерпимо хотелось пить, и он возвратился к полуразрушенному дому, но воды не нашел. Подошел опять к ограде и, не заметив ничего подозрительного, тихо перелез через нее, быстро перебежал через улицу, перемахнул через другую невысокую ограду и очутился опять в саду. В глубине большого сада стоял одинокий дом. Через щели в ставнях пробивался яркий свет.

«Ну и муть, — думал Добряков. — Через улицу еще перебежал, а тут и по саду пройти нельзя, а мне надо спешить, чтобы к утру быть в лесу».

И он пошел вдоль ограды. Это хотя и увеличивало вдвое путь до следующей улицы, но было более безопасно, как он понимал.

Он шел медленно, останавливался и вслушивался. Когда подошел к ограде, выходящей на следующую улицу, которую ему нужно было переходить, он остановился и отчетливо услышал звуки вальса. Никаких признаков охраны не было видно. Иван Михайлович решил пойти к дому и поискать воды. Чем ближе он подкрадывался к дому, тем громче доносились голоса и музыка. Вот он заметил бочку под водосточной трубой. Жажда пересилила осторожность, пилот осторожно подошел к котлу и стал пить воду. Не успел он напиться, как открылась дверь, и из дома вышел немецкий офицер с женщиной. Гитлеровец включил электрический фонарик и лучи света стали блуждать по саду. Бежать было невозможно. Добряков замер на месте, готовясь к бою. Но, к счастью, его никто не заметил. Весело болтая, пара пошла к выходу.

Отсидевшись механик вышел к ограде, не заметив ничего подозрительного, перелез через нее и очутился на улице. Прислушался и тихо, но быстро, перешел через нее. Но следующая ограда оказалась настолько высокой, что ее он не смог преодолеть. Вдали послышались шаги и разговор — кто-то шел вдоль улицы. Деваться было некуда, и Добряков вновь пересек улицу, скрылся за оградой в саду, где он пил воду. Прошел вдоль ограды, пока напротив не кончился непреодолимый забор. Еще раз перешел через улицу, преодолел невысокую ограду и попал в другой обширный заросший сад. В нем он не обнаружил ничего подозрительного и быстро, никем не замеченный, дошел до противоположной стороны участка, но улицу перейти не удалось.

Впереди была видна высокая белая ограда и на ее фоне пилот заметил первый патруль. Он в раздумье остановился. Ночную тишину неожиданно нарушили душераздирающие крики, ругань, понукающие выкрики. Острый слух Добрякова отчетливо различал дорогие ему русские слова, переплетавшиеся со стонами и воплями. У механика по коже прошел мороз.

«Сволочи. Никак пытают», — подумал он.

Вскоре открылись массивные ворота, и вдали показались огни машины, из которой доносились слабые стоны и редкие громкие выкрики немцев. Выйдя из ворот, автомашина остановилась на дороге, всего в шести метрах от притаившегося механика. Затем появилась легковая автомашина, и страшный фургон поехал вслед за ней. Добряков оцепенел. На его глазах гитлеровцы увозили машину со своими жертвами, а он, вооруженный летчик, стоит, скрываясь в темноте и ничего не предпринимает для спасения несчастных, которые, возможно, направились на закрытой автомашине в свой последний путь. Когда страшные машины скрылись, потрясенный виденным борт-механик пытался выйти из сада, но безуспешно: по улице ходили то патрули, то машины. С ужасом он заметил, что рассветает. Длинная ночь для него прошла очень быстро. За всю ночь он только напился, да перешел из одного сада в другой. Если его не дождутся на сборном пункте, что он будет делать без карты, без продовольствия? Во дворе и в саду не было никаких укрытий, кроме зарослей кустарника.