О западе, который пыжился, пыжился, а Россия сама по себе - Калюжный Дмитрий Витальевич. Страница 3

Но внешняя политика Глинской была неудачной: в войне с Литвой Россия потеряла Стародуб, в 1537 году Литве уступили Гомель и Любич. Внешнее окружение страны претендовало на ее земли.

В год смерти Елены (3 апреля 1538) Ивану IV было 8 лет, брат его Юрий был слабоумным. Власть осталась у тех же бояр, и при их правлении государственная система пришла в полный упадок. Усиливался произвол бояр-кормленщиков на местах: они желали жить хорошо, и по мере сил добивались этого, но скудный ресурс страны не позволял жить хорошо всем. Население, спасаясь от притеснений, бежало на окраины; происходили восстания в городах. В 1547—1550 годах произошли волнения в Москве и других городах, ибо положение народа еще более ухудшилось из-за неурожая.

Иван был венчан на царство 16 января 1547 года и стал именоваться великим князем и царем. Корона возвышала его власть, а церковь освящала её теорией божественного происхождения.

Несколько слов об обстановке, в которой вырос царь. Историки частенько приводят сплетни, чтобы объяснить его жизнь и действия. Вдруг напишут: «он еще ребенком любил сбрасывать с крыши собак и потом любоваться их предсмертными судорогами, но в жестокий век на это не обратили внимания». И вот уже вроде как целая эпоха в истории государства Российского объяснена.

Однако вот что писал сам Иван в первом послании Курбскому:

«…Когда по Божьей воле, сменив порфиру на ангельскую(монашескую) одежду, наш отец, великий государь Василий, оставил бренное земное царство и вступил на вечные времена в Царство Небесное предстоять перед царем царей и господином государей, мне было три года, а покойному брату, святопочившему Георгию, один год; остались мы сиротами, а мать наша, благочестивая царица Елена, – столь же несчастной вдовой, и оказались словно среди пламени: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Надчитархан, нагаи, казанцы, а вы, изменники, тем временем начали причинять нам многие беды – князь Семен Бельский и Иван Ляцкий, подобно тебе, бешеной собаке, сбежали в Литву – и куда только они не бегали, взбесившись! И в Царьград, и в Крым, и к нагаям, и всюду подымали войну против православных. Но ничего из этого не вышло: по Божьему милосердию и молитвам наших родителей все эти замыслы рассыпались в прах, как заговор Ахитофела. Потом изменники подняли на нас нашего дядю, князя Андрея Ивановича, и с этими изменниками он пошел было к Новгороду, а от нас в это время отложились и присоединились к князю Андрею многие бояре во главе с твоим родичем, князем Иваном Семеновичем, внуком князя Петра Львова-Романовича, и многие другие. Но с Божьей помощью этот заговор не осуществился. Не это ли то доброжелательство, за которое их хвалишь?.. Затем они изменническим образом стали уступать нашему врагу, великому князю литовскому, наши вотчины, города Радогощь, Стародуб, Гомель, – так ли доброжелательствуют?..

Когда же Божьей судьбой родительница наша, благочестивая царица Елена, переселилась из земного царства в Небесное, остались мы с покойным братом Георгием круглыми сиротами – никто нам не помогал… Было мне в это время восемь лет; подданные наши достигли осуществления своих желаний – получили царство без правителя, об нас, государях своих, заботиться не стали, бросились добывать богатство и славу и напали при этом друг на друга. И чего только они не наделали! Сколько бояр и воевод, доброжелателей нашего отца, перебили! Дворы, села и имения наших дядей взяли себе и водворились в них! Казну матери перенесли в большую казну и при этом неистово пихали ее ногами и кололи палками(концами трости), а остальное разделили между собой. А ведь делал это дед твой, Михаиле Тучков. Тем временем князья Василий и Иван Шуйские самовольно заняли при мне первые места и стали вместо царя, тех же, кто больше всех изменял нашему отцу и матери, выпустили из заточения и привлекли на свою сторону. А князь Василий Шуйский поселился на дворе нашего дяди, князя Андрея Ивановича, и его сторонники, собравшись, подобно иудейскому сонмищу, на этом дворе захватили Федора Мишурина, ближнего дьяка при нашем отце и при нас, и, опозорив его, убили…

Нас же с покойным братом Георгием начали воспитывать как иностранцев или как нищих. Какой только нужды не натерпелись мы в одежде и в пище! Ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами, как следует поступать с детьми. Припомню одно: бывало, мы играем в детские игры, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, опершись локтем о постель нашего отца и положив ногу на стул, а на нас и не смотрит – ни как родитель, ни как властелин, ни как слуга на своих господ. Кто же может перенести такую гордыню? Как исчислить подобные тяжелые страдания, перенесенные мною в юности? Сколько раз мне и поесть не давали вовремя. Что же сказать о доставшейся мне родительской казне? Всё расхитили коварным образом – говорили, будто детям боярским на жалованье, а взяли себе, а их жаловали не за дело, назначали не по достоинству; бесчисленную казну нашего деда и отца забрали себе и паковали себе из нее золотых и серебряных сосудов и надписали на них имена своих родителей, будто это их наследственное достояние…»

Нельзя даже сказать, что Иван полагал себя владыкой российским от Бога. Он им и был. Интересы России и его, царя, не разделялись в уме его.

И еще одно маленькое замечание. Не видит ли читатель параллелей между вакханалией разрушения страны, творившейся на Руси временщиками-боярами при маленьком Иване, и той, что идет в РФ последние десять лет?…

В феврале 1549 года восемнадцатилетний Иван собрал первый Земский собор с участием верхушки церкви и высших представителей боярства и дворянства. Царь обвинил бояр в злоупотреблениях и насилиях, но призвал забыть все обиды и действовать всем вместе на общее благо. Было объявлено о намеченных реформах и подготовке нового Судебника. Решением собора дворян освободили от суда бояр-наместников и предоставили им право на суд самого царя. Так монархия приобрела сословно-представительной характер.

После собора последовала военная реформа. До этого назначение на высшие военные должности определялось местническими отношениями, то есть порядком занятия должностей по знатности происхождения. Но теперь явно требовались перемены. Порочность старой системы ярко проявилась во время третьего похода на Казань 1549—1550 годов, когда воеводы Глинский и Бельский спорили за честь первому идти на город.

Для изменения положения сначала был принят особый временный приговор о запрещении местнических споров в войсках: «во время войны без мест!» – велел царь. В июле 1550 года приговор стал законом, а кроме того, всех воевод подчинили воеводе Большого полка, и в России появился как бы командующий армией при верховном главнокомандующем – царе. Тогда же была заложена основа постоянного наемного войска. (В Западной Европе наемные армии начали появляться в XIV веке.) Из посадских людей набирались стрельцы, имевшие на вооружении кроме холодного оружия огнестрельное (пищаль), и в этом заключалось их преимущество перед дворянской конницей. Они получали денежное жалованье, обмундирование, пищевое довольствие. В свободное от службы время стрельцы могли заниматься промыслами.

Наряду с созданием постоянного наемного и стрелецкого войск правительство усилило дворянскую конницу. 1070 дворян («избранная тысяча») получили земли в Московском уезде как непосредственный отряд царской охраны.

В июне 1550 года был создан новый Судебник вместо Судебника 1497 года. Он ввел в наместничьи суды представителей местного населения, чем ограничил судебную власть наместников и волостелей, за которыми был усилен контроль центра, – так Судебник усилил не только централизованную систему, но и расширил демократию на местах.

Государству требовались большие средства. Взять их можно было у феодалов, но только за счет повышения эксплуатации крестьян. 88-я статья Судебника повторила 57-ю статью Судебника 1497 года о Юрьевом дне, подтвердив право крестьян переходить раз в год к новому владельцу земли, но в интересах знати разрешили холопить крестьян, не обращая внимания на Юрьев день. Статья 43-я ликвидировала податные привилегии монастырей-вотчинников. Но нельзя забывать, что также, как крестьянин был прикреплен к земле, и дворянин был прикреплен «к войне»: он был на службе царя.