Русские горки. Конец Российского государства - Калюжный Дмитрий Витальевич. Страница 83

Действительно, это так. Но обычно государство проводит приватизацию, когда не видит необходимости иметь в своём владении те или иные отрасли или отдельные предприятия и считает, что частный капитал сумеет лучше использовать возможности, предоставляемые экономикой, сумеет эффективно добиваться снижения затрат и т. д. на данных предприятиях. При этом государство получает деньги: во-первых, за проданную государственную собственность, во-вторых, более эффективный хозяин платит налоги и берёт на себя обязанности по трудоустройству граждан.

То есть, начиная приватизацию, обычно учитывают возможные потери и прибыли государства. В России были только потери.

Во всём мире считается, что нельзя отдавать под приватизацию предприятия или отрасли, нужные государству, например, имеющие оборонное, социальное, научно-техническое значение, или связанные с национальными традициями. В России с этим считаться не стали.

Во всём мире государство имеет возможность в случае необходимости национализировать предприятия, находящиеся в частных руках. Примером может служить Великобритания, в которой сменявшие друг друга правительства лейбористов и консерваторов последовательно то национализировали, то приватизировали те или иные производства. В России возможность национализации или деприватизации вообще не предусматривалась.

Но в любом случае цели как приватизации, так и деприватизации вполне чётко формулируются и просчитываются. Они направлены на оптимизацию, в том числе и экономического положения страны.

У нас же, как мы говорили выше, действовали не экономические, а политические критерии — надо было отобрать экономический потенциал у государства, передать его в частные руки и тем самым обеспечить необратимость политических изменений, невозможность реставрации социалистической системы. Естественно, в расчёт не брались далёкие перспективы и не оценивались угрозы безопасности страны, которые порождались самим процессом ускоренной приватизации.

Крайнюю точку зрения на происходивший в этот период процесс раздачи в частные руки государственной собственности придерживается генерал Н.С. Леонов в своей книге «Крестный путь России». Он считает, что заказ на «дикую приватизацию» был сделан из США, так как сам Ельцин в силу своей малограмотности в принципе не мог быть генератором каких-либо экономических идей.

Ни сам А. Чубайс, и никто из его сотрудников — основных организаторов приватизационного процесса в России (А. Кох, П. Мостовой, М. Бойко и пр.) — ни единым словом не упоминают о своих связях с американскими исследовательскими центрами и государственными учреждениями, откуда они получали советы и рекомендации. Это молчание характерно, поскольку многие в России знали, что в аппарате А. Чубайса всегда работали американские «эксперты», имевшие доступ ко всей информации. Они работали прямо в кабинетах правительственных структур, но «демократическая» пресса молчала об этом.

И лишь в 2000 году, в пылу очередной предвыборной президентской кампании в США, республиканцы сделали достоянием гласности некоторые подробности нашей российской приватизации. Выяснилось, что в 1991 году в результате переговоров, которые вели А. Чубайс и Е. Гайдар с российской стороны и Андрей Шлейфер и Джеффри Сакс со стороны США, при Гарвардском университете был создан Институт международного развития.

Гражданин США Андрей Шлейфер родился в Москве и в подростковом возрасте выехал вместе с родителями в Америку, давно поддерживал тесную дружбу с министром финансов США Лоуренсом Саммерсом (в период Президентства Клинтона), который был его учителем и наставником в Гарварде. Неудивительно, что Шлейфер стал руководителем Института международного развития и практически без конкуренции выиграл государственный контракт в 57 миллионов долларов на управление денежной помощью России.

Естественно, министр США Лоуренс Саммерс руководствовался политическими целями. А вот Андрей Шлейфер и А. Чубайс, вполне возможно, имели и другие цели, например, повышение личного благосостояния. Так, Шлейфер и его ближайший помощник Джонатан Хей, почти постоянно находившийся в Москве, не только сами участвовали в этом деле, но пристроили к кормушке своих жён, получив возможность создавать некие «инвестиционные фонды» в России.

Элизабет Хеберт (супруга Хея) создала фонд под названием «Паллада». У него не было на счетах ни копейки, но он легко «выиграл» крупный контракт российского правительства на право работы с деньгами Фонда защиты инвесторов. В этот фонд отчислялось 2 % от аукционной цены приватизируемых предприятий плюс частично кредиты Всемирного банка. Также сами Шлейфер и Хей использовали деньги американского правительства для собственных инвестиционных проектов в России. В конце концов, об этом узнали в Гарварде и приостановили контакты с этими людьми, а правительство США, в свою очередь, приостановило кредитование Института международного развития, который, не получая государственных денег, вскоре прекратил своё существование.

Министерство юстиции США возбудило уголовное дело против Шлейфера и Хея. Три года шло расследование, и 26 сентября 2000 года Федеральная прокуратура США предъявила официальное обвинение двум главным советникам Чубайса в том, что они использовали государственные средства в целях личного обогащения и пользовались закрытой российской информацией для сколачивания личного состояния. Сам Чубайс, как только узнал о разразившемся в США скандале, сразу заявил, что он разрывает отношения с Гарвардским университетом, что он знать ничего не знает.

А. Чубайс, как и Е. Гайдар, — выходец из семьи военного политработника. Его отец преподавал научный коммунизм в военном училище. Сам Анатолий Борисович был членом КПСС; в 1990–1991 годах примыкал к «Демократической платформе в КПСС». Он окончил Ленинградский инженерно-экономический институт им. Тольятти. После защиты диплома остался на кафедре, и после защиты диссертации об управлении НИОКР стал доцентом (1982 год). Параллельно с обучением студентов теориям рыночной экономики, доцент Чубайс участвовал в кооперативном движении.

3 апреля 1990-го блок «Демократические выборы-90» победил на выборах Ленсовета, и вместе с ним в коридорах Мариинского дворца появился Чубайс. Именно его группе было поручено разработать идефикс ленинградских демократов — создание в городе свободной экономической зоны. Ожидание некоего чуда, которое решит все проблемы, было вообще крайне характерно для той эпохи, и Чубайс бодро взялся за его поиски. Однако через полгода выяснилось, что работа идёт неудовлетворительно, и Ленсовет, констатировав это, вместо того чтобы выгнать, утвердил Чубайса в должности первого заместителя председателя Ленгорисполкома и председателя Комитета по экономической реформе, хотя к нему как экономисту и к его концепциям уже тогда среди специалистов было достаточно скептическое отношение.

Социолог Светлана Малахова, работавшая тогда в Ленсовете и не раз обсуждавшая с Чубайсом конкретные экономические проблемы, вспоминает, что идеи Чубайса были просты: как можно быстрее «выкинуть» как можно больше собственности на рынок и отдать её кому угодно, лишь бы скорее, время всё «устаканит», рынок всё «утрясёт». Главное — собрать деньги, отправить их в Москву и там сжечь, потому что денег слишком много. Что будет с людьми, какие социальные последствия могут быть, — не имеет значения. Кто выживет, тот выживет. Наплевать на социальную сферу вообще; сейчас нельзя себе позволить отвлекаться на эти раздумья, надо подавить в себе жалость.

Чубайс, говорит Светлана Малахова, был, по сути, примитивен, но создавалось впечатление, что он гордится этим, «заводится», ощущая себя этаким «железным Феликсом», хладнокровно экспериментирующим с ничтожными людишками.

В Исполкоме Ленсовета он проработал до лета 1991 года, пока А. Собчак, с которым у него тогда были не слишком дружеские отношения, не стал мэром. В образованной вместо Исполкома мэрии места для Чубайса уже не нашлось, и он получил почти декоративный пост главного экономического советника мэра, который и занимал до назначения председателем Госкомимущества. В Москву он перебрался практически сразу же после переворота, в сентябре 1991 года.