Настоящее христианство - Райт Том. Страница 15

Посмотрите, что произойдет, если вы столь радикально отделите мир Бога от нашего мира. Если вы (подобно многим древним философам) живете достаточно благополучно и у вас есть хороший дом, много пищи и вина, а также рабы, которые о вас заботятся, вы можете игнорировать далеких богов и жить в свое удовольствие. Однако если, как великое большинство населения, вы живете в жестоком мире и катитесь к нищете, вам было бы легко поверить, что этот мир мрачен, мерзок и порочен по своей сути и что разумный человек будет стремиться отсюда убежать — либо, опять же, через смерть, либо с помощью супердуховности, которая позволит вам наслаждаться тайным блаженством здесь и сейчас и надеяться на лучшее после смерти. Именно отсюда родилась философия, которую сегодня называют широким термином «гностицизм». Нам еще предстоит о ней поговорить.

Отделение сферы Бога от сферы человека, начатое Эпикуром, когда существует далекий Бог, которого можно уважать, но который не собирается вмешиваться в нашу жизнь, в XVIII веке стало важнейшим принципом жизни западного мира (соответствующее движение носило название «деизм») и во многом остается таковым и сегодня. Фактически многие западные люди, говоря о «Боге» или «небе», подразумевают, что говорят о таком существе и таком месте, которые — если они вообще существуют — находятся от нас слишком далеко и не имеют прямого отношения к нашей жизни. Вот почему человек может сказать, что он верит в Бога, и здесь же добавить, что он не ходит в церковь, не молится и вообще редко задумывается о Боге, разве что на Рождество. И такого человека мне не в чем обвинить. Если бы я верил в далекого холодного Бога, я бы тоже не смог воскресным утром вылезти ради него из моей теплой постели.

И самая главная проблема сторонников эпикурейства в Античном мире или деизма в современном заключается в том, что им приходится затыкать уши, дабы не слышать тот отзвук голоса, о котором мы говорили. Разумеется, это не слишком сложно в современном деловом и шумном мире. Это легко получается у человека, который сидит перед экраном телевизора, слушая музыку в наушниках, и одной рукой посылает по мобильнику SMS–ки, а в другой держит чашку с кофе… Современному человеку несложно стать эпикурейцем. Но стоит выключить все электронные устройства, почитать книгу, выйти и поглядеть на ночное небо — и здесь нас подстерегают неожиданности: мы можем задуматься о третьем варианте ответа на наш вопрос.

В классическом иудаизме и христианстве мы найдем третий вариант ответа. Небо и земля — разные реальности. Но между ними нет непроходимой пропасти. Они пересекаются, и у них множество разных точек соприкосновения. Этот ответ, на фоне ясности пантеизма и деизма, может сначала показаться слишком сложным, но нам не следует здесь бояться сложности. Ее следует ожидать, если мы помним о многообразных парадоксах жизни человека, которые мы рассматривали в предыдущих главах. Допустим, кто–то прочел все комедии Шекспира и считает, что в совершенстве познал этого классика. Однако затем кто–то приносит ему и другие пьесы Шекспира — трагедии и исторические драмы, — а также томик его поэзии, и здесь человек теряется перед лицом запутанной и слишком сложной реальности. Тем не менее он на самом деле стал лучше, а не хуже понимать Шекспира.

Нечто подобное происходит с нами, когда мы переходим от древних или современных философских систем неиудейского мира к Ветхому Завету и миру представлений Древнего Израиля — именно этот мир представлений остается основой жизни двух сестер, пути которых разошлись: иудаизма и христианства (в меньшей степени это относится к исламу). Ветхий Завет постоянно утверждает, что Бог обитает на небе, а мы живем на земле. Но при этом Священное Писание снова и снова объясняет, как две эти сферы пересекаются, а потому можно увидеть, услышать и понять, что Бог присутствует и на земле.

Такое удивительное присутствие вплетено в сюжет многих библейских повествований. Авраам регулярно встречается с Богом. Иаков видит лестницу, соединяющую небо и землю, по которой спускаются и подымаются ангелы. Моисей, увидев неопалимую купину, внезапно понимает, что стоит на священной земле — иными словами, на месте пересечения неба и земли. Затем, когда Моисей выводит израильтян из Египта, Бог идет перед ними в облачном столпе днем и в огненном столпе ночью. Бог является Моисею на горе Синай и дает ему Закон. И затем Бог продолжает — порой как бы неохотно, потому что израильтяне ведут себя крайне недостойно — вести их в Землю обетованную. Значительная часть Книги Исхода посвящена (что нас удивляет, после того как мы прочитали стремительно развертывающееся повествование первой половины книги) описанию переносного святилища, в котором Бог пребывал посреди своего народа. Оно получило красноречивое название «скиния собрания», и в этом месте как бы собирались для встречи небо и земля.

Древние израильтяне, думая о пересечении неба и земли, в первую очередь вспоминали Иерусалимский храм. Когда они только начали жить в Земле обетованной, знаком присутствия Бога для них был «ковчег завета» — деревянный короб, в котором хранились каменные скрижали с заповедями и другие священные предметы. Ковчег находился сначала в священной палатке. Но когда Давид сделал Иерусалим столицей своего царства, политическим центром жизни всего народа, он захотел создать нечто новое (этот замысел осуществил его сын Соломон): построить великий храм, единое святилище для всего народа, место, где Бог Израилев будет обитать во веки веков.

И с момента построения Храма на горе Сион в Иерусалиме Древний Израиль стал видеть в нем то уникальное место, где небо встречается с землей. «Ибо избрал Господь Сион, возжелал его в жилище Себе. «Это покой Мой на веки: здесь вселюсь, ибо Я возжелал его» (Пс 131:13–14). И когда Бог Израилев благословляет свой народ, Он делает это с горы Сион. А когда иудеи находятся далеко от родины, они поворачиваются в сторону Храма во время молитвы. И когда паломники приходили в Иерусалим и направлялись в Храм, чтобы поклониться и принести жертвы Богу, они не думали, что как бы восходят на небо. Они считали, что пришли в то место, где небо и земля соприкасаются и взаимодействуют.

Именно такое понимание взаимодействия неба с землей и того, что Бог может присутствовать на земле, не покидая небес, лежит в основе как иудейского, так и христианского богословия. Многие недоразумения начинаются именно с этого положения. Если вы попытаетесь осмыслить основы христианства, оставаясь в рамках иной картины (скажем, в рамках первого или второго варианта ответов), христианство покажется вам странным, нелепым или даже внутренне противоречивым. Но поместите их в нужный контекст, и они наполнятся смыслом.

Представление о небе и земле как о самостоятельных, но таинственным образом пересекающихся мирах позволяет объяснить некоторые явления в жизни и мышлении древних израильтян и первых христиан, которые иначе могут показаться загадкой. Можно взять, например, веру в сотворение мира в сочетании с мыслью о том, что Бог продолжает действовать на земле.

Для пантеиста Бог и мир — это по сути одно и то же; можно сказать, что мир для него является как бы самовыражением Бога. Деист может верить в то, что наш мир создан Богом или богами, но он думает, что божественное никак не взаимодействует с человеческим. Бог деизма не захотел бы «вмешиваться» в дела тварного мира, это было бы неразумным желанием и путаницей в категориях. Но для древнего иудея или христианина первых веков творение мира было свободным проявлением Божьей могущественной любви. Единый истинный Бог создал мир, отличный от самого Бога, потому что именно так поступает любовь. А после создания мира Бог поддерживает с ним тесные, близкие и динамичные взаимоотношения, хотя Бог не содержится в мире и не содержит его в себе. И говоря о действиях Бога в мире, о действиях, если хотите, неба на земле — а христиане вспоминают о них всякий раз, как читают молитву Отче наш, — мы говорим не о метафизической нелепице и не о «чуде», понимаемом как случайное вмешательство чужеродной («сверхъестественной»?) силы в земные дела, но мы говорим о любящем Творце, действующем в недрах своего творения, которое никогда не оставалось без знаков Его присутствия. При этом мы говорим о таких действиях, которые должны оставлять после себя эхо — отзвуки голоса.