Ждать ли добрых вестей? - Аткинсон Кейт. Страница 26

При мысли о Джексоне Броуди сердце виновато заерзало. Плохая Жена.

У дома Нидлеров полицейские больше не дежурили. Приезжала только Луиза — всякий раз как снег на голову, днем или ночью, пока участок М8 от Эдинбурга до Ливингстона не лег новой извилиной в мозгу. Медитативное такое занятие — присматривать за Элисон. Дэвид Нидлер однажды вернется. И тогда Луиза его поймает.

Она завела машину, и Элисон Нидлер опять возникла в окне. Луиза помахала, но Элисон не ответила.

Патрик заказал «банкет на четверых» в местном китайском ресторане. Они там уже заказывали несколько раз, и Луиза сочла, что еда сносная, однако сейчас, исчезая в дыре под длинным и довольно картофельным носом Бриджет, содержимое липких контейнеров из фольги выглядело отнюдь не соблазнительно.

Луиза по дороге так проголодалась, что едва не поддалась зову шотландских генов и не купила рыбу с картошкой, но один шаг через порог их дома («их дома», а не «ее дома») — и аппетита как не бывало.

— Простите, задержали, — сказала она новоиспеченным родственникам с порога.

Хорошо бы раздеться догола и постоять под горячим душем, но все уже расселись за столом, ее ждут. Она как бунтующий подросток — волочится нога за ногу, опаздывает. Вот, наверное, каково Арчи. Внутри что-то сжалось — хоть бы сын был здесь, хоть бы обнять его и не отпускать. Не такого, какой он сейчас, а такого, каким был. Маленький ее сынок.

Патрик налил красного вина, протянул ей бокал. Сидит король в Данфермлине, кровавое пьет он вино. Красное вино с китайской едой не сочетается — невежливо будет сходить в кухню и взять пиво из холодильника? (Самоочевидный ответ: «Да».) Патрик налил вина себе, чокнулся с Луизой, улыбнулся:

— Добро пожаловать домой.

Она уже видела дно в своем бокале.

Бриджет потыкала палочками в кисло-сладкую курицу и опасливо откусила. Еда лишилась всякой прелести, потому что Патрик разложил ее по тарелкам веджвудского фарфора, с которого ели у него на свадьбе. На первой свадьбе, с Самантой. С первой миссис де Уинтер, его Последней Герцогиней.

Бриджет, вероятно, только и делала, что ела с веджвудского фарфора. Вкусную домашнюю еду, поставляемую Самантой, которая только и думала, что о счастье Патрика. («И вовсе нет, — говорил Патрик. — Сэм была анестезиологом. Работала не меньше моего».)

Что же это такое? Она живет среди вещей мертвой женщины. Хорошо, что не в ее доме, — не настолько Луиза свихнулась. Когда они познакомились, Патрик еще обитал в «семейном гнезде», прелестном доме на Дик-плейс, — Луиза мечтала жить в таком, когда росла с матерью в двух комнатах на верхнем этаже многоквартирника в Фаунтинбридже. Однако Патрик продал дом глазом не моргнув — за невероятную сумму, — и они купили шикарную новую двухэтажную квартиру возле больницы Эстли Эйснли. Снаружи устрашающе — деревянная отделка, чугунные балконы, — но внутри безликий корпоративный шик, который Луизе, как ни странно, понравился. Поначалу квартира была стерильна, как операционная, но вскоре наполнилась предметами из Патрикова дома, и безликости поубавилось. Первая миссис де Уинтер пребывала в своих вещах. Патрик предложил поменять все «до последней чайной ложечки», и Луиза сказала: «Не дури», хотя именно этого и хотела, только чтобы он сам, а ей не пришлось просить. Навек женился — каяться спеши. [77]

У Патрика с Самантой вещи были красивые: веджвудский фарфор, целый ящик столового серебра, дамастовые скатерти, салфеточные кольца, хрустальные бокалы. Свадебные подарки, добро и имущество традиционного брака. В сравнении с ними Луизины пожитки смахивали на скарб беженки, и явно беженка эта нередко ошивалась в «ИКЕА». Впервые открыв бельевой сундук (бельевой сундук — у кого бывают бельевые сундуки? Ну как же — у Патрика с Самантой), она перепугалась, узрев тщательно накрахмаленное отглаженное белье, которое, похоже, не проветривали с того дня, когда Саманта в последний раз села за руль.

Луизе припомнилась баллада или стихотворение, что ли: давным-давно в одном большом доме была свадьба, и гости играли в прятки (вообразим подобные развлечения ныне). Новобрачная спряталась в громадный сундук в дальней комнате, где никто не подумал ее искать. У крышки сундука была тайная пружина, открывался он только снаружи, и невеста задохнулась, не дожив и до первой брачной ночи. Спустя многие годы нашли ее скелет, разодетый к свадьбе. Похоронена заживо, — впрочем, бывают отношения, в которых такое тоже происходит. Кто знает, — может, оно и к лучшему, что бедная невеста померла. Элисон Нидлер говорила, ее муж держал бы ее «в ящике под замком, если б мог». «Невеста омелы» [78] — вот как называлась баллада. Если потерпеть, память непременно тебя догоняет. Но в один прекрасный день не догонит.

— Солнце?

Патрик стоял над ней, улыбался. Откупорил новую бутылку и обходил стол, точно официант, наполняя хрустальные бокалы. Легонько сжал Луизе плечо, и она улыбнулась в ответ. Он слишком для нее хорош. Слишком благостен. От этого ей хотелось хулиганить, посмотреть, далеко ли можно зайти, разнести эту его благость вдребезги. Что, Луиза, проблемы с близостью?

— Ну-с, и снова будем здоровы, — сказал Патрик, усевшись.

Все чокнулись, и хрустальные бокалы звякнули колокольчиками. Позвали Луизу домой. Не сюда — в другой дом, который она еще не нашла.

— Будем здоровы, — сказал Тим, а Луиза сказала: «На здравие» — просто напомнить, что они сейчас в ее стране.

Она провела пальцем по кромке бокала. Самантиного бокала.

— Луиза?

— Мм?

— Я как раз говорила Патрику, — сказала Бриджет, — надо бы вам погостить у нас летом.

— С удовольствием. Никогда не была в Истборне. А море от вас далеко?

— Вообще-то, в Уимборне. Он не на побережье, — сказала Бриджет.

Внутри ее самодовольного, плотно упакованного тела производства среднего класса, вероятно, сидит совершенно приличный человек. А может, и не сидит.

Луиза проглотила остатки вина, поискала в себе внутреннего взрослого. Нашла. И снова потеряла.

— В морозилке есть мороженое, — сообщил Патрик. — Вишневое, «Черри Гарсия», — сказал он Бриджет. — Тебе ничего?

— Что это значит? — сварливо ответила та. — Я так и не поняла.

— «Грейтфул Дэд», [79] Бриди, — ответил Патрик. — Тебе такая музыка никогда не нравилась. Если я правильно помню, ты предпочитала «Семейку Партридж». [80]

— А ты нет? — спросила Луиза. — Что-то мне не верится, что ты был Дэдуля.

— Я вот иногда думаю: за кого, по-твоему, ты вышла? — сказал он.

А это что значит? Патрик встал и начал убирать тарелки. Еда остыла, склеилась — смотреть тошно.

— Я принесу мороженое, — сказала Луиза и вскочила так поспешно, что чуть не перевернула Тиму бокал. Еле поймала.

— Блестящий сейв, — пробормотал он.

Такой англичанин. Инопланетянин прямо — совсем другого класса человек. У Луизы условный рефлекс на акцент доминантной культуры. Смешно: иногда в комнате полно людей, а оглядишься — и ты совсем одна. Ну, всего четверо, тебя включая. Чужак в чужой стране, Руфь в чужих полях среднего класса.

Она не пошла в кухню — взбежала по лестнице к себе в спальню (в их спальню) и вынула кольца из сейфа. Установки сейфа потребовала страховая компания — потому что бриллиант дорогой. Когда Луиза поменяла страховку, новая компания настояла, чтоб Луиза установила охранную сигнализацию и сейф.

— Для кольца, миссис Бреннан, — сказала девушка по телефону.

Луизу в жизни не называли «миссис» — невероятно, сколько желчи исторг ее организм от одного этого слова, — и, мало того, девушка еще нацепила на Луизу фамилию Патрика, будто Луиза — имущество. Непонятно, зачем женщины меняют фамилии, выходя замуж; нет ничего ближе, чем имя. Иногда только имя и есть. Джоанна Траппер поменяла фамилию, выйдя замуж, но ей-то деваться было некуда. По крайней мере, она может цепляться за «доктора» — «доктор» ее определяет. Луиза на месте Джоанны Траппер поменяла бы имя задолго до замужества. Ни за что не захотела бы навеки остаться маленькой девочкой, потерявшейся в кровавом пшеничном поле. У Луизы, пожалуй, детство было не идиллическое, но много лучше, чем у Джоанны Траппер.