Серебряная тоска - Валигура М.. Страница 29

- Что, правда, желаете слушать?

- Вперёд.

- Извольте:

Тучи рвутся ветер свищет Спит смиренное кладбище Лишь вороны на крестах Да черти какают в кустах.

- Гениально, - резюмировал Серёжка. - Вполне соответствует кладбищенскому духу.

Больше всякой сентиментальной оды. Игорёк, может, тебе устроиться к нам на кладбище? Ты ведь просто гамлетовский могильщик, помноженный на самого Шекспира.

Будешь пить вино и стихотворно философствовать. Кстати, пора и по рюмочке.

Мы выпили. Русланчик отцедил из своей рюмки маленький глоток.

- Нет, правда, Игорь Васильевич. - Серёжка выдохнул воздух и внюхался в свою подмышку. - Приходите к нам на кладбище. Работообустраивайтесь. Сие занятие довершит в вас циничного алкоголика, к чему вы, судя по всему, стремитесь.

Зарывать мертвецов в землю - гуманнее, чем их будущих рожать на свет. Мы, могильщики, как бы реставрируем ошибки Бога. Ведь человек - что ни говори - самая большая ошибка Бога.

- А Бог - самая большая ошибка человека.

- Вот за что я вас люблю, - сказал Серёжка, - так это за всё. Приходите к нам на кладбище.

- Я подумаю над вашим предложением, Сергей Васильевич, - сказал я, вертя опустевшую рюмочку между пальцами.

Руслан сжал свою почти полную рюмку в кулаке. Серёжка уловил его жест.

- И что означает это судорожное движение, Руслан Васильевич?

- А то, Сергей Васильевич, что ваш цинизм представляется наигранным.

- А цинизм всегда наигран, - грустно рассмеялся Серёжка. - Цинизм всегда поза.

Эффектная, надо сказать. Поэтому циники собирают вокруг себя наибольшую толпу почитателей. Вроде Диогена, который срал мимо бочки. Все великие люди были циники. Киники.

- Так циники или киники? - поинтересовался Руслан.

- Финики, - сострил Колька.

- А ты бы, Коля, не лез со своими остротами, когда умные люди разговаривают, - поморщился Серёжка. - Наливай-ка лучше ещё.

Колька налил водки себе, Серёжке и мне. Руслан решительным жестом показал, что у него пока есть.

- А у вас на кладбище есть должность Гамлета? - спросил я.

- Разумеется, нет. Гамлет был дураком, а на кладбище работают умные люди. На кладбище нужно находиться только в двух случаях: либо зарабатывать там деньги, либо на своих похоронах. А просто шляться и беседовать со всякими там черепами - глупо, глупо, глупо!

- Слова, слова, слова, - хмуро заметил Руслан. - Что ж ты сам гамлетовскими интонациями заговорил?

- Поддел! - с каким-то мазохистским удовольствием расхохотался Серёжка. - А вдруг быть дураком было бы моим идеалом, если бы я не презирал дураков?

- Что-то не верится. Слишком уж ты себя любишь, чтоб надеть шутовской колпак.

- Может, выпьем, мужики? - вмешался ничего не понимающий Колька.

- Выпьем, выпьем, Николаша, не волнуйся. А только ошиблись вы, Руслан Васильевич. В "Гамлете", ежели помните, шутами были как раз могильщики, а не придурок датский принц. Так что не боюсь я шутовского колпака. Всю жизнь в нём хожу. А вот вы, зеленоглазый принц, боитесь. Потому и водки не пьёте. Не хотите быть смешным и нелепым. Я бы с вами на кладбище не пошёл. Кладбище любит сильных людей, которые не боятся выглядеть шутами и не изображают из себя байроновских героев бури в стакане.

Колька восхищённо цокнул языком:

- Ну, ты, Серёжка, выдал!

Серёжка шутовски раскланялся.

- Благодарю, Николаша, твоя наивная похвала значит для меня больше, чем псевдоэрудированные нападки с той стороны. - Серёжка махнул в сторону Руслана. - А ты, Игорёк, чего молчишь? Чего молчишь, Игорёха? Как говна в рот набрал...

Смотри, не проглоти! А лучше всего - сплюнь где-нибудь в стороне, чтоб мы не видели.

- Уж лучше пусть бы Колька острил, - покачал головой я.

- Разве я острю? - удивился Серёжка. - Я просто умышленно фекализирую свою предыдущую речь, чтобы сбавить патетический тон. За кладбищенский юмор, господа!

- Он поднял рюмку.

- Это, в смысле, покойнички так юморят? - не понял я.

Руслан неожиданно рассмеялся и выпил свою рюмку до дна.

- Ладно, по такому случаю налейте мне ещё, - сказал он.

- О! Другой разговор! - Колька услужливо налил.

Русланчик выпил, не дожидаясь нас.

- Библия гласит: "Пусть мёртвые хоронят своих мертвецов". Серёжка, ты что, уже мертвец?

- А ты, я гляжу, уже пьяный.

- Не твоё, между прочим, дело! Колька, наливай ещё.

Колька с готовностью налил.

- Брось, Русланчик, ты ж хотел только одну выпить!

- А-а, е-етто м-мйо дело, - ответил Руслан выпивая и сразу хмелея. Скок х-хщу, сток и пю.

- Всё, Русланчик, стоп! - Я резко оборвал его, когда он в очередной раз потянул к себе бутылку.

- Шо значьт "стоп"? А есль я хочу? У меня, можжт, потребности?!

- Русланчик, милый, ну ведь опять нажрёшься и будешь в кресле спать!

- Не спать, а просса дремать. А ты буш ходить вкруг меня кругами и чьтать сиххи.

Как тада.

- Или рассказывать байки о высшем, или космическом, разуме, - хохотнул Серёжка.

- Кстати, Игорь Васильевич, давно хотел спросить, что вы под сим разумеете?

Бога, Дьявола, или, прости Господи, марсиян?

- Венеритиков, - хмуро откликнулся я.

- Это, сиречь, жителей Венеры, что ли?

- Да нет, пациентов кож-вен диспансеров. Жертв страстей роковых.

- Приходите к нам на кладбище, - повторил своё предложение Серёжка. - У вас вполне кладбищенский юмор.

- Не премену заглянуть, - пообещал я. - Лет так, надеюсь через тридцать-сорок. В качестве жмурика.

Русланчик вдруг заплакал.

- Ты чего, дурилка? - Я погладил его по голове. - Я ж сказал - через сорок лет, не раньше.

- Да я не о том, - хлюпнул носом Руслан.

- А о чём?

- Не наливают.

- Счас нальём, только не плачь. - Кольке стало очень жаль Руслана.

- А ну, харе! - Я хлопнул Кольку по руке. - Это я хотел напиться, а не он. Мне наливай.

- Нальём и тебе, - приговаривал Колька, щедро доразливая водку в четыре рюмки. - Пацаны, можно я тост скажу?

- Ты-ы? - вытаращил глаза Серёжка.

- Валяй, - с интересом позволил я.

- Пацаны. - Колька, явно смущаясь, встал, сжимая в кулаке рюмку. Давайте выпьем, чтоб никто из нас никогда не плакал... Ну, в обшем, чтоб всё всегда хорошо было. - Обессиленный этой тирадой, Колька рухнул на стул.

- Ну, давай выпьем. - Кажется, впервые за всю жизнь Серёжка с любопытством посмотрел на Кольку.

- И ещё давайте никогда не умирать. - Расчувствовавшийся Русланчик склонил голову на Колькино плечо.

- Хотите оставить меня без работы? - нервно схохмил Серёжка. Неожиданно сентиментальная фаза, в которую перетёк сегодняшний вечер, была явно не по нему.

Мы чокнулись и выпили.

- Так вот, Серёжка, - сказал я, отдышавшись, - высший разум - это не марсиане.

Это всеобщая любовь. Знание всеобщей любви.

- Высший разум - это серебряная тоска, - сказал Русланчик и уронил голову на стол.

- Настало время бреда, - поморщился Серёжка. - Колька, глянь, пожалуйста, как там жаркое.

- Булькает, - сообщил Колька, заглядывая в чугунок. - Коричневое уже.

- Отлично. - Серёжка встал из-за стола. - Доготовите сами. Я чувствую насущную потребность проветриться от сантиментов. Колька, одевайся... И главное, господа, - добавил он, влазя в дублёнку и нахлобучивая шапку, научитесь пить.

Или не пейте вовсе. Адьё. Что в дословном переводе с французского означает "к Богу".

- Передавай ему привет от нас, - сказал я, глядя в пустую рюмку.

* * *

- Законченый ты идеалист, Игорёха, - вещал Серёжка, закусывая водку куском жаркого.

Мы сидели за праздничним столом, справляли мой день рождения. Мама, как и сказала, не пришла. С одной стороны меня это радовало (скотина ты, Игорёшка), с другой - как-то грызло. Я люблю маму. Я хочу, чтоб она была на моём дне рождения. Нет, я не хочу, чтоб она была на моём дне рождения. И она сказала, что не хочет. Боже мой, подонок я, а не сын...