Мельница на Флоссе - Элиот Джордж "Мэри Энн Эванс". Страница 12

Жизнь Магги была беспокойная, и в этом виде она принимала свой опиум.

Между тем Том, забыв про Магги и жало упрека, оставленное им в ее сердце, спешил вместе с Бобом, которого он встретил совершенно случайно, на большую ловлю крыс в соседнем гумне. Боб был совершенный знаток в этом деле и говорил об этой ловле с энтузиазмом, которого не может себе представить разве только человек, совершенно лишенный всякой мужественности или, к сожалению, ничего непонимающий в травле крыс. С виду, в котором подозревали сверхъестественное зло, Боб, вовсе не казался таким отъявленным негодяем: его курносое лицо, окаймленное мелкими рыжими кудрями, не лишено было даже приятности; но его панталоны всегда были завернуты выше колена, для удобства, чтобы по первому призыву отправиться в брод; и его добродетели, если таковые существовали, Конечно, блистали под рубищем; а в этом наряде, по уверению желчных философов, предполагающих, что хорошо-одетое достоинство чересчур вознаграждено, добродетели обыкновенно остаются непризнанными (может быть, потому, что они редко встречаются).

– Я знаю молодца, у которого есть хорьки, – сказал Боб хриплым дискантом, идя по берегу и не сводя своих голубых глаз с реки, как животное земноводное, предвидевшее возможность броситься в нее. Он живет на собачьем дворе, в Сент-Оггс. Это такой бравый крысолов, какого нигде не встретишь. Я с охотою бы пошел в крысоловы. Кроты ничто перед крысами. Вам непременно надобно достать хорьков. Собаки тут никуда не годятся. Ну, вот, вам собака! продолжал Боб, указывая с презрением на Яна: она с крысами вовсе никуда не годится – сам это вижу я; я видел это на травле крыс, на гумне вашего отца.

Ян, чувствуя тлетворное влияние презрение, поджал хвост и прижался к ноге Тома, который несколько страдал за него, но не имел чрезвычайной отважности, чтобы не разделять с Бобом пренебрежение к несчастной собаке.

– Да, да, – сказал он, Ян не годится для травли. Я заведу настоящих собак и для крыс и для всего, когда выйду из школы.

– Заведите хорьков, мистер Том, – сказал Боб с живостью: – таких белых хорьков, с малиновыми глазами: Господи помилуй. Да вы тогда сами можете ловить своих собственных крыс; или посадите крысу в клетку с хорьком, да и любуйтесь, как они будут драться. Вот что бы я сделал: да тут больше потехи, чем смотреть, как дерутся два мальца; Конечно, не те мальцы, что продавали на базаре пряники и апельсины и – вот так было загляденье! пряники, апельсины полетели в грязь из корзинки… А что же, пряники, ведь, были так же вкусны, прибавил Боб, после некоторого молчания.

– Но, послушай, Боб, – сказал Том с видом глубокого размышление, эти хорьки – скверные твари: кусаются; укусят человека так, если и не подпускать их.

– Господь с вами! Да это и прелесть в них. Если кто дотронется до вашего хорька, так благим матом завоет – посмотрите только.

В эту минуту необыкновенный случай принудил мальчиков вдруг остановиться на ходу: из соседнего тростника бросилось в воду какое-то живое создание; если это не была водяная крыса, то, Боб объявил, он готов был подвергнуться самым неприятным последствиям.

– Гей! Ян! гей! хватай его, – сказал Том, хлопая в ладони, когда небольшая черная мордочка понеслась стрелою к противоположному берегу… – Хватай его, молодец! хватай его!

Ян захлопал ушами, наморщил брови, но отказался нырять, пробуя, нельзя ли исполнить одним лаем требуемого.

– Ух! трус! – сказал Том и отпихнул его ногой, вполне чувствуя оскорбление, как охотник, что у него была такая подлая собака. Боб не сделал никакого замечание и отправился далее, идя, однако ж, теперь, для разнообразия, по мелкой воде разлившейся реки.

– Флос теперь далеко не полон, – сказал Боб, плеская ногами воду, с приятным сознанием дерзости. Помилуйте, в прошедшем году все луга были залиты водою, право.

– Э! – сказал Том, которого ум часто видел противоположность между двумя фактами, на самом деле совершенно сходными между собою: – однажды такой был большой разлив, от которого остался круглый пруд. Я знаю, был такой разлив: отец мне говорил; и овцы и коровы потонули; а лодки так плавали себе по полям.

– Мне все равно, какой бы ни был потоп, – сказал Боб: – мне одно: что вода, что земля – я поплыву себе.

– А как нечего тебе будет есть? – сказал Том, которого воображение разгоралось, возбужденное ужасом. – Когда я выросту, я сделаю себе лодку с деревянным домом наверху, как Ноев ковчег, да буду держать в нем множество всякого съестного, кроликов, всякой всячины, всего наготове. И как будет потоп, знаешь, Боб, мне и все равно… и возьму тебя, как ты подплывешь, – прибавил он с тоном благодетельного покровителя.

– Я не испугаюсь, – сказал Боб, которому и голод по-видимому не представлялся так страшным. – Я к лодке-то подойду да и хвачу кроликов по башке, как мне есть-то захочется.

– А у меня будут пенсы: (Мелкая медная монета, около 3 к. с.) мы и станем играть в орел и решетку, – сказал Том, не предвидя возможности, что эта забава не будет иметь такой же для него привлекательности в зрелом возрасте. – Я разделю сначала пенсы поровну, по всей справедливости, а потом посмотрим, кто выиграет.

– У меня есть свои пени, – сказал Боб, с гордостью, выходя на сухое место и бросая свое пени вверх. – Орел или решетка?

– Решетка, – сказал Том, вдруг раззадорясь желанием выиграть.

– Орел, – сказал Боб, поспешно схватывая пени, как оно упало на землю.

– Неправда! – сказал Том громко и решительно. – Отдай мне пени: я его выиграл, по справедливости.

– Не отдам, – сказал Боб, плотно держа деньгу в кармане.

– Так я заставлю тебя; увидишь, если я не заставлю тебя, – сказал Том.

– Ничего не заставите вы меня сделать таки ничего, – сказал Боб.

– Да заставлю!

– Как бы не так!

– Я барин.

– Велика фигура!

– А вот, я покажу тебе, мошенник! – сказал Том, схватив Боба за шиворот и тряся.

– Ну, проваливай! – сказал Боб, давая Тому пинка.

Кровь Тома теперь закипела: он кинулся на Боба и повалил его; но Боб вцепился в него, как кошка, и сшиб Тома с ног. Жарко боролись они на земле в продолжение одной или двух минут. Том наконец придавил Боба плечами, думая, что одержал верх.

– Скажи, что отдашь мне пени, говорил он с затруднением, стараясь, между тем, совладать с руками Боба.

Но в эту минуту Ян, забежавший вперед, вернулся с лаем на сцену единоборства, нашел удобный случай укусить голую ногу Боба не только безнаказанно, но и с честью. Боль от зубов Яна не заставила Боба выпустить врасплох из рук своего врага, но, напротив, придала ему ярость и с новым усилием он оттолкнул Тома назад и одержал над ним верх. Но теперь Ян схватился зубами за свежее место: Боб выпустил Тома и почти задуша Яна, бросил его в реку. Том был с минуту опять на ногах, и прежде нежели Боб успел оправиться, Том налетел на него, повалил его на землю и уперся коленками ему в грудь.

– Отдашь пени теперь? – сказал Том.

– Возьми! – сказал Боб сердито.

– Нет, я не возьму, а ты сам отдай.

Боб вынул пени из кармана и швырнул его далеко от себя на землю.

Том отпустил его и дал Бобу подняться.

– Вот пени, оно на земле, здесь, – сказал он. – Мне не нужно твоего пени, я бы и не взял его. Но ты хотел обмануть, а я ненавижу обман. Не пойду с тобою никуда, прибавил он повернув домой, не без внутреннего, однако, сожаление о травле крыс и других удовольствиях, от которых он должен был отказаться вместе с сообществом Боба.

– Так и оставьте пени здесь: пусть оно лежит! закричал Боб ему вслед. – Буду обманывать, когда хочу: без обмана не любо и играть. А я знаю, где гнездо щегленков, да не скажу… и вы негодный индейский петух – драчун, вот что такое вы!

Том шел, не оглядываясь, назад. Ян следовал его примеру; холодная ванна умерила его горячность.

– Проваливай с своей затопленной собакою! Я бы постыдился держать такую собаку, – сказал Боб возвышая голос, чтоб поддержать свое пренебрежение. Но ничто не подзадоривало Тома вернуться назад, и голос Боба начал постепенно слабеть, когда он говорил.