Дела житейские - Макмиллан Терри. Страница 47
— Ничего, кроме крупицы участия.
— Участия?
— Ты даже не пытаешься войти в мое положение. И не только сегодня.
— Может, объяснишь мне, что все это значит?
— Послушай, милая. Вы все из кожи вон лезете и сходите с ума из-за этого треклятого Нового года только потому, что белые задурили вам голову и велели праздновать. Большинство тех, кто уходит куда-то из дома, делает это от одиночества. Но хотя у тебя есть я, ты хочешь выбросить на ветер две сотни баксов, а это ни в какие ворота не лезет! Впервые за столько месяцев у меня в кармане монеты, и, видит Бог, я не желаю выкладывать их белым за один вечер только потому, что они нам мозги проели с этим хреновым праздником.
— А, вот, оказывается, в чем дело!
— Именно в этом.
— Очень интересно. А теперь послушай меня. По-моему, все это чушь. Если бы не мой отец, у тебя бы сейчас и гроша за душой не было. А у меня, Фрэнклин, до того, как я встретила тебя, всегда были деньги, и мне не приходилось думать о них с утра до ночи. Я последнее время из дома не выхожу, потому что у нас всегда пусто в карманах. Поэтому мы только валяемся в постели или играем в скрэбл. А меня уже воротит от всего этого, говоря твоими же словами, прямо-таки воротит. Так что нравится тебе или нет, а я, как видишь, принарядилась, надушилась, накрасилась и иду в ресторан поужинать и потанцевать. Если я не могу пойти с тобой, с кем же мне пойти?
Зазвонил телефон, и Зора схватила трубку.
— Да! Я уже выхожу, — сказала Зора и бросила трубку.
Господи Боже мой, как же она хороша, когда злится!
— Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, милая, но тебе даже неинтересно, почему я пытаюсь попридержать эти пятьсот долларов.
— Ну так выкладывай! Умираю от любопытства.
— Зачем столько яда, дорогая?
Зора словно рассекла рукой воздух. Ну ладно. В конце концов, то, что она говорила, было отчасти справедливо, но я не собирался отступать.
— Я хотел купить машину.
— Что?
— Вникни! Машину!
— Какую машину ты решил купить в 1983 году за пятьсот долларов? Пожалуйста, просвети меня, Фрэнклин.
— Я думал, ты добавишь свои пятьсот.
— Ах вот что ты думал!
— А что тут такого?
— Да нет, ничего. Только мои пятьсот уже улетели.
— Улетели?
— Ты же помнишь, я все сняла со счетов! А сейчас заплатила за телефон, за газ…
— Но если бы у нас была машина, проще было бы искать работу и добираться до нее. Мы бы могли ездить куда угодно и когда угодно. У меня сейчас есть работа, бэби, я мог бы отложить еще немножко месяца за два и купить вполне приличную тачку.
— Обалдеть можно!
Зора подошла к стенному шкафу и достала пальто. Провалиться мне, она это все всерьез! Пойдет без меня.
— Но скажи, ради Бога, как ты собираешься добираться?
— На такси.
— И ты потащишься в этой тьме в десять вечера в канун Нового года по Нью-Йорку, кишащему всякой мразью, наркотой и всяким дерьмом?
— Брось, Фрэнклин, молоть чушь!
— Надеюсь, что хоть поддавать не собираешься?
Зора уставилась на меня.
— Разве ты не знаешь, что говорят, бэби?
— О чем?
— О том, что с кем проведешь Новый год, с тем и будешь весь год.
— Кто же это изрек?
— Не знаю, кто именно, но дело не только в этом. Вспомни-ка предыдущие годы. С кем ты последний раз встречала Новый год?
— Подумаю об этом, когда буду танцевать.
— Ну что ж, счастливого пути, дорогая.
— Спасибо.
— У нас есть попкорн?
— Не знаю. Посмотри сам.
Зора пошла за кошельком и ключами и уже собиралась надеть пальто, когда я подошел к ней.
— Не хочу портить тебе новогоднюю ночь, дорогая, видит Бог, не хочу. Напротив, мечтаю быть с тобой, вот и все. У нас вся жизнь впереди, и мы успеем еще потанцевать и повеселиться. Так оно и будет, клянусь тебе. Сколько раз мы встретим вместе Новый год, кто знает? Надеюсь, не раз. Но сейчас я думаю об одном: как наладить нашу жизнь, как заложить прочный фундамент, чтобы впредь, когда мы захотим пойти повеселиться, нам не пришлось бы ломать голову над тем, сколько это стоит. Неужели ты этого не понимаешь?
Зора смотрела на меня широко открытыми глазами; я видел, как у нее навернулись на глаза слезы.
— Разреши мне по крайней мере поцеловать тебя до Нового года.
Зора вытерла глаза и размазала тушь. Она стояла на своих высоченных каблуках и кусала губы, рассеянно глядя то вверх, то вниз, то на меня. В глазах ее застыла грусть. Она тяжело вздохнула, приблизилась ко мне и поднялась на цыпочки. Груди ее прижались к моей груди. Ее губы коснулись моих губ, и я увидел краем глаза, как пальто упало с ее плеч и мягко скользнуло на пол.
13
— Ну и сука же ты! Натрепалась, что придешь с Фрэнклином; мы с Артуром сидим и ждем, как идиоты, а вы и носа не кажете. Как это я сразу не усекла, что он тебя из дома не выпустит. Да ты что, затворница, что ли?
Порция оперлась локтями на стол и положила подбородок на сплетенные пальцы рук. Я заподозрила неладное еще тогда, когда говорила с ней по телефону. Мне показалось странным, что она не допытывалась, почему мы не пришли тогда в „Савойю". Она просто приберегла заряд на потом, чтобы, улучив момент, выложить мне свое мнение на этот счет.
— Да никакая я не затворница, Порция. Что ты выдумываешь. Просто Фрэнклин прихворнул, и мне не хотелось оставлять его одного, а когда я тебе позвонила, ты уже ушла. — И какого черта несу я всю эту ахинею? И не кому-то, а именно Порции. Но расскажи я ей правду, она начнет упрекать меня, что, дескать, уж слишком я доверчивая и легко ловлюсь на всякую ерунду, — я-то ее мысли знаю. Но с какой стати я должна оправдываться?
— А что с ним такое?
— Что?
— Ты заливаешь, Зора, я по глазам вижу. Он запретил тебе уходить, разве не так? Перестань врать!
— Да что ты пристала, ничего он мне не запрещал, и давай сменим пластинку. Ты заказываешь что-нибудь?
— Я накололась из-за тебя на сотню баксов за билеты, так что платишь ты. Слава Богу, Артур не скряга, а то мне пришлось бы выкладывать из своего кармана.
Порция просматривала меню, а я глядела в окно на идущих по снегу прохожих. Внезапно меня охватило неудержимое желание встать из-за стола и отправиться на поиски какого-нибудь одинокого прибежища. Разве на всех угодишь? Ну что они все пристают ко мне? Фрэнку подавай то, Порции — се. Реджинальд требует, чтобы я больше занималась, глубже и легче дышала, готовила запись, пела. А в школе? Мисс Бэнкс! Мисс Бэнкс! Мисс Бэнкс! Вы должны войти в этот комитет. В тот комитет. Ах, не на этой неделе? На следующей? Да, и не забывайте о своей ответственности перед детьми. Перед школой.
До сих пор я со всем нормально справлялась. Вернее, делала вид, что справляюсь. Притворялась, что все в порядке. Что развод Фрэнка меня не беспокоит. Что эта его вечная бодяга с работой меня не угнетает. Что меня нисколько не волнует его справка об окончании школы. Но долго ли так протянется? Меня страшит даже мысль о том, чем это все может кончиться. А наши с ним отношения? А отношения с подругами? Школа? Пение? Я сама? А теперь еще эти чертовы припадки. При одной мысли об этом голова моя стала как воздушный шар, наполненный горячим газом и вот-вот готовый лопнуть. Я уже не верю самой себе.
Я взяла сумочку и, положив ее на колени, стала искать пузырек. Я всегда ношу его с собой на всякий случай. Отвернув крышечку, я достала крошечную таблетку и сунула ее в рот. Порция ничего не заметила.
— Я возьму креветки и бокал белого вина.
Я сделала глоток воды.
— Ну так как, Артур продержится до Валентинова дня?
— Может, да, а, может, и нет. Он чертовски славный и не зануда. Так что два ноль в его пользу.
— А что против?
— Он женат.
— И это все?
— Побереги свой яд, Зора. Что-нибудь случилось?
— Ничего, дорогая, — ответила я, сжимая стакан.
— Да не влипла ли ты снова, подружка?