Гедеон - Эндрюс Рассел. Страница 20

Девушка слегка зарделась.

— В общем, да. То есть я пытаюсь. Недавно вступила в гильдию киноактеров. И действительно снялась в клипе группы «Смэшинг пампкинз».

— Наверное, в нем я вас и видел. Как насчет еще одного? — спросил Преследователь, подразумевая мартини.

Блондинка пожала плечами и согласилась.

Они успели выпить еще по одному бокалу, прежде чем уйти из заведения вместе; девушка хихикала и, спотыкаясь, норовила упасть на Преследователя.

— Черт, какая я пьяная, — бормотала красотка. — Ничего не ела сегодня. Наверно, поэтому. Я имею в виду, вчера. Потому что сегодня — уже завтра. Не знаю, как это меня угораздило…

Блондинка снова захихикала, и Преследователь понял, что она прекрасно знает.

Когда они ввалились в такси, девица все еще смеялась.

Они целовались жадно и страстно, впиваясь друг в друга так, что зубы клацали о зубы, когда такси со скрежетом сорвалось с места. Одна бретелька свалилась с молочно-белого плеча, наполовину обнажив совершенную грудь. Преследователь начал ласкать ее, то забирая весь сосок в рот, то едва касаясь его языком. Блондинка издала невнятный стон и, изогнувшись, закинула великолепные, с шелковистой кожей ноги на плечи спутника. Рот Преследователя опускался все ниже… ниже… прямо туда, где пульсировала скользкая и влажная плоть. Дрожь пробежала по телу красотки, она вскрикнула и крепче сжала ноги.

Очень сильная девушка, хотя ничего и не ела сегодня.

Такси подъехало к дому, парочка с трудом вылезла из машины и побрела вверх по лестнице, тяжело дыша и весело смеясь. Лифта не было. Мебели в квартире почти тоже. Зато в комнате стояла кровать, и они повалились на нее. Девушка уже была без платья, и ее безукоризненная кожа светилась жемчужным блеском в проникающем через окно свете огней большого города. Соски красотки от возбуждения затвердели и вызывающе торчали.

— Вообще-то у меня есть парень, — призналась блондинка.

— У меня тоже.

Девушка рассмеялась.

— Ты смешной. Тебе об этом говорили?

— Последнее время нет.

— Один из нас до сих пор одет, — игриво произнесла блондинка.

— Ты права, — согласился Преследователь. — На сто процентов.

Он снял пиджак и аккуратно повесил в шкаф, ведь лен так легко мнется. Ботинки тоже пришлось сбросить, потому что в правом был спрятан подарок.

— А сейчас небольшой сюрприз, — сказал Преследователь. — Специально для такого случая.

— Для меня?

— Точно.

Блондинка взвизгнула от восторга.

— А что это?

— Нечто особенное. Только тебе придется зажмуриться.

Девушка притворно надулась, и Преследователь погрозил ей пальцем. Он умел быть строгим.

— Обещай закрыть глаза, ладно?

Блондинка пообещала. Хорошая, послушная девочка.

Преследователь, крепко держа подарок одной рукой, поднес его поближе и расположил точно между бровями блондинки, которые на ощупь напоминали бархатные полоски.

— Ой, холодно, — прошептала красотка. — Что это? Постой, не говори, я сама угадаю. Бутылка шампанского, да?

— Не совсем.

Это был шестизарядный револьвер системы Смита и Вессона «Магнум-357», оснащенный глушителем.

— А теперь можно открыть глаза?

— Милая, можешь делать все, что захочешь, — сказал, улыбнувшись, Преследователь и спустил курок.

7

Когда у Райетт родился сын, она поклялась, что никогда не поднимет на него руку. На ее долю выпало нелегкое детство, и потому Райетт хотелось, чтобы ребенок рос в любви и заботе. Денег у нее было в обрез, и все, что удавалось наскрести, уходило на Дэниэла Тэйлора. Сердце Райетт ожесточилось после смерти Билли, но своего малыша она обожала.

Маленький Дэнни Тэйлор развивался не по летам. В два года он говорил связными предложениями. В четыре — читал спортивные страницы, газет. А в пятилетнем возрасте уже знал, что его мама не похожа на всех остальных матерей.

В школе у мальчика почти не было друзей. Родителям других детей не нравилось, что их отпрыски играют с Дэнни Тейлором. Ходить к нему в гости ребятишкам запрещали, и Дэнни никак не мог понять почему. Может, они с мамой жили и не в таком большом доме, как другие семьи, зато у них всегда было тепло и уютно, и игрушек тоже хватало. А главное, мама почти всегда была рядом. Она много работала по ночам, иногда в барах и ресторанах, но дневные часы проводила дома. К ней часто заглядывали друзья, преимущественно мужчины. Иногда мать говорила сыну, что это его дяди, но они появлялись несколько раз, а потом исчезали. И никому из них даже в голову не приходило поиграть с маленьким Дэнни в мяч или взять мальчугана на рыбалку. Приятели Райетт обычно заходили всего лишь на часок-другой. Они выпивали и смеялись, а затем шли с Райетт в спальню и там разговаривали и смеялись. Почти всегда они выходили оттуда довольными. Время от времени после этих визитов мама плакала, и Дэнни очень огорчался. Но Райетт обнимала сына, целовала его в затылок, щекотала, и вскоре все тревоги исчезали.

Когда Дэнни было пять с половиной лет, Райетт снова вышла замуж. До этого мальчик видел своего будущего отчима всего лишь несколько раз и не слишком его любил. Нового папу звали Маркус, и он почти никогда не улыбался, разве только выходя из спальни после беседы с Райетт. С Дэнни он почти не разговаривал, лишь нервно ему кивал. Новый папа вообще какой-то дерганый, так думал малыш. И нога у него постоянно движется вверх-вниз, словно он идет со скоростью миллион километров в минуту. Райетт сказала сыну, что новый папа такой потому, что ждет чего-то очень хорошего. И тогда они все будут счастливы. Слова мамы убедили мальчика, и он не возражал, когда Райетт и Маркус поженились и переехали из Честервилля в Хантингтон, штат Миссисипи. Малыш мечтал о том дне, когда что-то хорошее наконец произойдет и их семья обретет счастье.

После женитьбы на Райетт Маркус стал уделять Дэнни чрезвычайно много внимания. Когда Райетт уходила на работу — она устроилась официанткой в бар за несколько километров от Хантингтона, — он часто сажал пасынка на колени. Рассказывал ему истории, щекотал его, даже целовал. Иногда он целовал мальчика в губы. Дэнни пытался вырваться, но Маркус тихо и серьезно говорил ему, что все в порядке, все отцы так делают, если любят своих сыночков. От Маркуса приятно пахло — Дэнни нравился аромат бриолина, которым отчим смазывал волосы, — но, как и прежде, мальчуган терпеть не мог мужа матери. Дэнни было неприятны ласки и поцелуи Маркуса, а также некоторые прикосновения новоявленного папаши.

Однажды, почти через полгода после свадьбы, Райетт вернулась домой пораньше. Она сказала, что у нее болит голова. Но Маркус не поверил ей и закричал, что на самом деле она здорова, просто следит за ним.

— Ты прав, черт тебя подери! Я слежу за тобой! — услышал Дэнни гневный вопль матери. — Что это ты делаешь голый с моим сыном на коленях?!

Маркус ответил, что не делал ничего плохого, и обратился к мальчугану, чтобы тот подтвердил его слова. Дэнни просто молча бросился в объятия матери. Вскоре Райетт с сыном покинули и Маркуса, и Хантингтон. Они вернулись в Алабаму, правда не в Джулиен, а в совсем другой город. И там, когда Райетт спросили, как ее зовут, она ответила, что ее имя Луиза. Дэнни поинтересовался у мамы, почему она не назвала свое настоящее имя, и женщина объяснила:

— Потому, мой родной, что здесь я совсем другой человек. Не шлюха и не жена извращенца.

В том городе они продержались девять месяцев и снова переехали. Райетт ликовала — она вновь собралась замуж. На этот раз действительно за хорошего парня, как сообщила она Дэнни. Только вот хороший парень оказался женатым, и Райетт с сыном пришлось искать счастья в другом городе. А потом еще в одном, и еще.

Так они очутились в Симмзе, штат Миссисипи, — маленьком небогатом городке, которому кое-как удалось приспособиться к переменам на Юге. Часть его обитателей работали в магазинах вдоль Мэйн-стрит, те, кому не так повезло, трудились посменно на фабрике по производству аккумуляторов, расположившейся на берегу реки. Именно в Симмзе Райетт — которая теперь звалась Лесли Мари — опять забеременела.