Плохие парни по ваши души - Тонян Лаура. Страница 30
— Мистер Мортис, время посещений ограничено, — говори он, но его голо, на удивление, звучит мягко. — Пациентке… вашей дочери нужен отдых.
Я только и делаю, что отдыхаю.
— Могу я остаться с ней еще на какое-то время? — с мольбой отзывается папа, вновь крепко сжимая мою руку.
— К сожалению, это невозможно, — качает головой доктор. — Нужно провести кое-какие стандартные процедуры.
— Вам известно, кто я?
— Само собой, мистер Мортис. Ваша должность не дает никаких привилегий относительно посещения. У нас строгие правила. По-моему, вы сами настаивали на этом.
— Да, — отец раздраженно взмахивает рукой.
Доктор чуть улыбается.
— Все будет в порядке. Приходите завтра.
— Конечно же, я приду завтра, — бурчит папа и поворачивается ко мне. Его губы дрожат, когда он тянет их в улыбке. — Детка, мне нужно идти. Но завтра я навещу тебя, утром! — он воодушевляется от собственных слов. — Оливия очень хочет увидеться с тобой. Ты не против, если мы придем вместе?
Я сдвигаю брови, озадачиваясь кое-чем.
— Кто такая Оливия?
Папа теряется.
— Она… моя новая жена.
Я открываю рот в беззвучном: «Ооо».
Выходит, что мои родители разведены… Замечательно.
— Ладно, — я вяло киваю. — Пусть приходит.
Папа сияет на моих глазах.
— Спасибо, детка, — на мгновение он прижимается потрескавшимися губами к тыльной стороне моей ладони. — До завтра, — поднимаясь с кресла, целует меня в макушку и вместе с доктором покидает палату.
Меня оставляют одну. Наконец-то.
Это неописуемое чувство — когда ты дышишь одиночеством. Вбираешь в себя с воздухом каждую частичку свободы и выдыхаешь все проблемы. Хотя бы на время, чтобы потом снова позволить чужим словам блуждать в твоей голове, и снова чувствовать себя тяжело.
А пока я наслаждаюсь в компании самой себя. Даже не знаю, откуда у меня такие чувства, и откуда они мне знакомы. Возможно, до аварии я тоже была такой? Или наоборот — общительной? Была ли я… нежной или все же дерзкой? Любила ли читать? Какую музыку предпочитала? Нравилось ли мне ходить в кино? Что, в конце концов, делало меня счастливой?
И какую роль в моей жизни «до» играл загадочный Росс?
Эйден
Еще никогда за всю свою жизнь я не чувствовал себя паршивее, чем сейчас.
Даже когда расставался с Джейн прошлым летом.
Тогда я подсознательно был убежден в том, что мы еще встретимся.
Так и вышло.
Я потерял ее. Затем обрел. И вновь потерял.
Наши отношения — ну чем не американские горки? Дикие, сумасшедшие, непредсказуемые.
Но сейчас я сломлен и потерян.
Сейчас во мне нет и толики той уверенности, которая раньше помогала двигаться дальше, что я и Джейн вновь станем единым целым.
Она потеряла память. Джейн… Что еще может сделать мою жизнь по-настоящему адской? Прежние проблемы в одно мгновение превратились в кучку бессмысленных событий. Без преуменьшения, Джейн стала центром моего мироздания. И потерять ее навсегда… Черт! Я даже не могу выразить, как бы тяжело мне было, если бы она все-таки погибла.
Я должен быть благодарен. Богу, или кому там еще, за то, что они позволили Джейн остаться со мной. Хотя так ли это? Ведь она не помнит меня. Ничего не помнит, кроме Росса. И, признаться, я дьявольски устал ломать голову над вопросом, какого хрена так происходит?
Почему он?
С чего вдруг?
Не знаю… и это сводит меня с ума.
Единственное, что мне остается, — это требовать объяснений у той, кто заварил всю эту кашу. Возможно. Я сказал «возможно». Не понимаю, как она вообще может что-то знать. Я совершенно ничего не смыслю, но должен во все разобраться.
Анна вышла из палаты Джейн, и та… просто встала на ноги. После такой сумасшедшей аварии! После того, как была в коме!
Она была в коме, мать вашу!
Эта блондинка с тараканами в голове явно замешана во всем произошедшем. Но каким образом?
Я обязан выяснить это.
Я покидаю свой дом в полубессознательном состоянии. Как я добрался туда — остается загадкой, потому что я внезапно стал склеротиком. Может, оно и к лучшему? Любая лишняя минутка с осознанием, что меня не существует для Джейн, делает эту жизнь самой настоящей задницей.
У меня ощущение, будто кто-то другой, а не я, садится в автомобиль. Кто-то другой заводит мотор. Кто-то другой выезжает на дорогу и мчится к дому Анны Гарнер. Кто-то другой превышает скорость, иногда подрезает другие тачки. Отличное оправдание, не правда ли? Это делаю не я, совсем не я.
Смотрю на дорогу сквозь туман, застилающий глаза. П ротираю их кулаком и на секунду отвлекаюсь. Но этого мгновения достаточно, чтобы чуть не попасть в аварию. Машина, с которым я едва не «поцеловался», издает раздражающий и нескончаемый гудок.
— Да пошел ты, — выплевываю я, возвращая хмурый взгляд на дорогу.
Начинается дождь.
Я чувствую вибрацию в кармане брюк, но это не телефон.
К черту работу!
Я не в настроении и не состоянии, чтобы сейчас забирать чью-то душу. И пусть мне потом влетит от начальства… все это, нахрен, не имеет значения. Моя жизнь рушится, как банально это ни звучит. Я не могу просто смотреть на это. Я должен действовать, или иначе действительно все потеряю.
А вот теперь звонит телефон. С тиснув зубы, я игнорирую мелодию, которую издает мой мобильник. Спустя несколько минут кто-то чрезмерно настойчивый и непонятливый переходит на сообщения.
Росс, черт бы его побрал.
Только он может так доставать меня.
Игнорировать брата — это, своего рода, тоже как работа для меня. Только вот деньги я за нее, к сожалению, не получаю. Будь по-другому, давно бы стал богаче чертовых Рокфеллеров и Ротшильдов.
Я паркую машину у дома Анны. У этой девчонки, которая не так проста. Я всегда это знал, чувствовал, что ее странности зашкаливают.
Она расскажет мне. Все, что знает. Просто так я ее не отпущу.
Только когда я выхожу из тачки, то ощущаю, как ярость сковывает горло, и мне хочется кричать так громко, чтобы даже в глуши Южной Америки было слышно, как я зол на блондинку.
Сжимая кулаки, я делаю резкий вдох и, пройдясь молниеносно глазами по старому дому Анны, иду к нему. Я бы побежал, но напряжение стягивает икроножные мышцы, и во избежание судорог мне приходится плестись со скоростью улитки.
Удивительно, но когда я останавливаюсь перед дверью, вся решимость, которой я был переполнен до дома Анны, испаряется, смывается холодными каплями дождя, врезающимися в кожу лица. Я смаргиваю влагу и все так же плотно поджимаю губы.
Неуверенно поднимаю руку и сжимаю пальцы, но не могу постучаться. Я застываю, и воздух рваным выдохом покидает мои легкие, а те в свою очередь словно сужаются и вдруг начинают гореть.
Сколько я не дышу? Сколько стою, как идиот, и не могу шелохнуться?
Я слабо вздрагиваю, когда слышу щелчок, и передо мной распахивается дверь.
— Эйден, — изумление поглощает меня огромной волной, когда Анна произносит мое имя так спокойно, словно знала, что я приду к ней именно сейчас.
Я смотрю на девушку широко распахнутыми глазами, стремительно теряя смысл моего прихода сюда.
Нужно сосредоточиться.
Анна издает томный вздох и отходит в сторону, открывая путь в свой дом.
— Проходи.
Я не двигаюсь.
Ее брови резко взметаются вверх.
— Хочешь стоять тут и мокнуть? Эйден, очнись, — ее рука дергается, и я клянусь, что она хотела щелкнуть пальцами перед моим лицом. — Либо ты заходишь, либо я закрываю дверь.
Ее слова отрезвляют меня и, встряхивая волосами, я делаю большой шаг вперед. Переступив через порог, я задерживаю взгляд на гостиной, в которой царит беспорядок. Господи, Анне известно о таком понятии, как уборка?
— Не об этом я должен думать сейчас… — бормочу себе под нос.
— Чего? — спрашивает Анна, закрывая за мной дверь.
Она проходит в гостиную и плюхается на подушки, закидывая ноги на другой конец дивана. Тянется к небольшому деревянному столику, берет стеклянную миску с кукурузными палочками и приковывает внимание к экрану телевизора. Том и Джерри? Серьезно?