Время побежденных - Голицын Максим. Страница 17

Он какое-то время мрачно изучал поверхность стола, потом поднял голову.

— Ладно. Можешь пока заняться этим делом. Но на свой страх и риск. Мешать я тебе не буду. Но и на помощь не рассчитывай. Хочешь, подключайся к ребятам из муниципалкй.

— Не надо. У них — свои методы, у меня — свои.

Это они, заламывая преступнику руки за спину, нежно шепчут ему на ушко: «У вас имеется право не отвечать на вопросы». Наши ребята — никогда.

— На свой страх и риск, понял? — угрожающе повторил Антон.

Врет он все. Если кто-нибудь из нашего отдела попадает в передрягу, уж он-то в лепешку расшибется, чтобы вытащить любимого сотрудничка. Но я не стал его злить и молча кивнул.

— И куда же теперь? — В глазах у шефа появился проблеск интереса.

— Позвоню Стампу, может, он что-то знает; например — архивы. Раз они исчезли, значит, рано или поздно должны где-нибудь появиться. По закону сохранения вещества.

— Ты не умничай, — проворчал шеф, — и держи меня в курсе, ладно?

Все-таки сдался, сукин сын. Я подавил усмешку, кивнул Антону, сохраняя серьезное лицо, и вышел.

… Логово Стампа больше всего напоминало мне нору земляного паука — так оно было опутано всяческими проводами и хрупкими приспособлениями, грозящими вот-вот рухнуть при каждом резком движении, а сам Стамп — паука, сидящего в центре этой паутины. Подобно пауку он покидает свое убежище крайне неохотно и лишь в исключительных обстоятельствах, а так — все больше передвигается в своем моторизованном инвалидном кресле от одного ключевого узла к другому.

Стамп — калека. Болезнь, скрутившая его тело, сохранила в целости мозг, и у него одна из самых классных голов, какие мне только встречались. При желании он мог бы стать консультантом при какой- нибудь частной фирме и зашибать неплохие бабки, но его, как и положено настоящему пауку, никогда не тянуло на свет; все больше — в темные углы, где можно, дергая за ниточки, затевать всякие темные дела. Он обосновался в припортовом районе города, оборудовав под жилье старый склад, до сих пор воняющий протухшей треской и сырыми опилками, закрыл окна пуленепробиваемыми ставнями, навесил бронированную дверь и укрепил над ней глазок телекамеры. Думаю, он сотрудничает с нами лишь потому, что ему нравится вести двойную игру — только так он может получить острые ощущения, которые не в состоянии предоставить ему его хилое тело, а так он все больше промышляет посредничеством, сводит поставщиков наркотиков с покупателями, нанимает киллеров по просьбе всяких добропорядочных заказчиков, которые ни его самого, ни исполнителей сроду в глаза не видели, да и не увидят никогда. Он продает и покупает все, что продается и покупается, и предает всех, кого можно предать. Устройства, которые он мастерит своими негнущимися пальцами, способны подключаться к любой телефонной станции, проникнуть в любую, хоть трижды засекреченную компьютерную сеть.

Конечно, я ему позвонил, прежде чем зайти. Говорить что-либо не было нужды — я просто набрал определенный номер и, подождав, пока прозвучит тройной зуммер, бросил трубку.

Порт вообще отвратительное место. Говорят, тут можно встретить гигантских крыс величиной с кошку, но скорее всего те, кому они померещились, просто были под кайфом. Гораздо опаснее другие крысы — на двух ногах, которые днем забиваются в щели, а ночью выползают наружу, и уж, конечно, не для того, чтобы полюбоваться лунным светом. И дня не проходит, чтобы из залива не выловили чей-то труп, а уж просто о поножовщине, мордобое и изнасилованиях и говорить нечего. Ни одна приличная женщина в этот район по доброй воле не сунется ни днем, ни тем более ночью, а мужчины, если их гонит сюда нужда, оставляют дома бумажник и берут пистолет. То еще местечко, одним словом.

Стампа никто из здешней швали и пальцем не трогает. Боятся.

Иногда я подозреваю, что он и есть тот загадочный Координатор-невидимка, который держит в своих руках все Северное побережье. Как бы то ни было, это не мое дело — пусть у ребят из муниципалки голова болит.

Автомобиль свой я оставил у въезда в порт и прошел пешком — тут не следует привлекать к себе излишнего внимания.

Подойдя к приземистому одноэтажному строению, я остановился. Никаких признаков жизни в наглухо задраенных окнах я не заметил, но отлично знал, что бесстрастные глаза искусно спрятанных телекамер фиксируют каждое мое движение.

Наконец что-то щелкнуло, и обшарпанная дверь отворилась, обнажив свою стальную изнанку. Я вошел внутрь.

Никаких обычных источников света тут не было — лишь тускло мерцали экраны мониторов да вспыхивали сигнальные лампочки на пультах. Я стоял, ожидая, пока глаза мои привыкнут к темноте, когда в углу что-то тихо зажужжало и инвалидное кресло на колесах медленно выехало на середину огромного помещения.

— Присаживайтесь, — сказал Стамп.

Он и впрямь напоминал паука — его руки и ноги были вывернуты под непривычными углами к телу, а голова на тощей шее выдвинута вперед. Лишь приглядевшись, можно было заметить, что по странной иронии судьбы он был потрясающе красив — у него было тонкое одухотворенное лицо греческого бога, оскорбительно водруженное на искалеченное тело.

— Присаживайтесь, инспектор, — насмешливо повторил Стамп, — чувствуйте себя как дома.

Чувствовать себя как дома тут было трудновато — бедлам, да и только. Из стульев я заметил лишь инвалидное кресло Стампа. Я было ухватился за ящик, показавшийся мне наиболее безопасным, но этот шут крикнул:

— Умоляю вас, не сюда! Ведь это же радиомина!

Я пожал плечами и остался стоять. По-моему, он именно этого и добивался.

— Почему это инспектора Особого отдела так волнует смерть какой-то ученой крысы? — неожиданно спросил Стамп.

Ну конечно, ему и это известно. Подслушивает переговоры полиции, что ли?

Я слишком хорошо знал этого типа, чтобы пытаться с ним хитрить, — попробуйте перехитрить, например, хорька. Потому я честно сказал:

— Может, для тебя слово «обязательства» пустой звук, но дело именно в этом. У меня перед ним остались кое-какие обязательства.

— Доблестный инспектор обхаживал очередную телку и не поспел к решающей схватке, — нагло усмехнулся Стамп.

Я кротко ответил:

— Примерно так.

— И что же вас теперь интересует? Убийца? Или пропавший архив?

— Если мы найдем убийцу, то найдем и архив, — сказал я, — или наоборот.

— Что в бумажках?

— Он был историком, Стамп. Ничего такого, что могло бы заинтересовать твоих знакомых.

— Это верно.

Стамп подумал.

— Тебя очень удивит, если я скажу, что не знаю, кто это сделал, — сказал он наконец.

Я и вправду удивился.

— Да ты что!

— Вот те крест! Это — первое. Второе — недавно я получил заказ на восемь «стражей». Целых восемь! И если чисто гипотетически связать эти два факта…

Я мысленно охнул. Про «стражей» всем известно, но ни один из них никогда не попадал в руки ни к одному нашему сотруднику. Это миниатюрное устройство представляет собой крохотный передатчик, который крепится к височной кости носителя. При помощи импульсов, которые он подает, заказчик получает возможность управлять человеком на расстоянии да еще и ориентироваться в обстановке, окружающей исполнителя, — прибор транслирует на приемник все, что происходит вокруг. В критический момент заказчику достаточно нажать на кнопку, и миниатюрный прибор взрывается, впрыскивая своему носителю смертельную дозу цианида. Стоит такой «страж» астрономическую сумму, которая не всякому наркокартелю по карману. А тут — целых восемь!

— Ты хочешь сказать, что мы имеем дело с какой-то хорошо организованной группой? — спросил я.

— Я ничего не говорил, — усмехнулся Стамп.

— Объясни, зачем хорошо организованной группе понадобился старый архив?

Он покачал головой:

— Слишком много вопросов, инспектор. По-твоему, я знаю все?

— А то нет?

Он снова ухмыльнулся.

— Но эти бумаги пользуются спросом, должен заметить. Говорят, один тип в баре надрался и рассказывал, что кое-кто уже этими бумажками интересовался.