Судьба не прячется в шкафу (СИ) - Liss Julia. Страница 50
— Из-за нее ты не играешь больше?
— Да… В принципе, стать музыкантом и частью группы — принадлежала не мне, а нам. Это была звезда, которая сияла нам обоим. А после смерти Анны, погасла и она.
— Ты винишь Эрика?
— Не знаю… Внутри меня уже столько лет кипит все это… Однажды это должно было вылиться. Очень жаль, что задело тебя… Знаешь, Лика ведь права. Я мог не ехать, я могостаться. Пойти против семьи, что делал не раз! Но почему-то сдался…
— Думаю, ты и сам верил, что она поможет Эрику…
— Я хотел, чтоб она помогла ему, но не таким способом… Эрик, понимаешь, он такой… Он со школьной скамьи рос слабым. Если его обижали — я дрался за него. Получал выговоры от директора, получал синяки, проливалась моя кровь, но я отстаивал его. В подростковом возрасте, он даже не мог познакомиться с девчонками, я притворялся им, чтоб пригласить ту или иную в кино. Даже когда он отказался от клуба, мне пришлось брать его на себя, так как отец был бы в ярости, если бы узнал, что «три колибри» стал убыточным. Потом Эрик нашел себя в искусстве. Конечно, отец ни за что не принял бы эту идею. Тогда мне пришлось становиться его агентом, потому что, зная натуру Эрика, он бы никогда не смог пробираться сам наверх, идя по головам. А мне пришлось ползти самому и тянуть его. Мне просто стало вдруг страшно, что он вернется к наркотикам… И тогда смерть Анны и вовсе обесценится… А так, делал все, чтоб его картины заслужили уважение в глазах отца.
— И у тебя получилось это, — кладу свою руку на его.
— Знаю… После того, как Эрик сказал отцу…После того, как он высмеял это… Он не хотел больше рисовать. Его легко сломать и наш папа почти сделал это. Мы тогда напились с ним и стали рисовать. Та картина, что висит у меня — наша первая и последняя совместная работа. Именно с этой картиной мы смоглипробиться, засветить имя Эрика… А дальше все было просто, подогреть его интерес восторгом публики, а нашего папу суммами, за которые уходят картины.
— А ты? Чего хотел бы ты?
За все это время, я поняла лишь одно — Эрнест взял на себя ответственность за Эрика, которую несет по сей день. И эта ответственность душит его желания. Если они есть…
— Хотел бы купить себе фургончик и отправиться в кругосветное путешествие, попутно заглядывая на всевозможные фестивали.
— Даже на фестиваль самых вонючих кроссовок? — морщусь.
— Я бы там еще и поборолся за призовое место, — улыбается.
— Эрик уже большой мальчик, думаю, дальше он справится без тебя.
— Но справлюсь ли я без него? Уже так привык, что делаю все ради кого-то, не уверен, что смогу переключиться…
— Сможешь. Просто нужно начать с малого.
— Купить фургончик?
— Или вонючие кроссовки. — улыбаюсь.
Странно… Еще минуту назад сердце готово было разорваться от напряжения, а сейчас словно укутано в теплый плед. И его улыбка так согревает все внутри, что дрожь от ужаса пережитого несчастья этим человеком, отступает. Он замечательный.
И я влюбилась в него.
— Если все разобрали и я больше не кажусь тебе ангелом, а Эрик дьяволом — поехали тогда домой? — кивает на дорогу.
— А может лучше в кругосветку? — морщусь, вспоминая, как эффектно мы покинули дом.
— Не бойся, Касаримовы — не злопамятные. К тому же, думаю, Лика уже вызвала команду МЧС и отряд ОМОНа, чтоб высвободить тебя из лап чудовища.
— Черт, Лика… Да, надо ехать.
Как я могла забыть про ту, что весь вечер, как мама кошка, защищала меня? Эх, эти черные глаза и душераздирающая улыбка…
— Ты еще хочешь стать со мной друзьями? — склонив голову набок, спрашивает.
Нет! Нет и нет! Какие к черту еще друзья? Онсерьезно?
— Теперь, вроде как, ты знаешь все мои скелеты в шкафу… Друзья? — протягивает руку.
Киваю и вкладываю свою ладонь в его.
Дурак, какой же он дурак.
Или дура здесь я?
Или что вообще происходит?
Улыбаюсь и надеюсь, что не выгляжу, как последняя идиотка.
Мы тихонько заходим в дом, проходим через пустую гостиную, затем на цыпочках крадемся по лестнице и коридору.
— Если будут обижать, моя комната там, — Эрнест кивает на дверь, которая находится в паре метров от комнаты Лики.
— Хорошо, спасибо, — ловлю его мимолетную улыбку и отвечаю взаимностью.
— Доброй ночи, — он открывает дверь и скрывается в темноте.
— И тебе, — желаю уже звенящей пустоте и пробираюсь в комнату Лики.
— О, наконец-то пожаловали.
От неожиданности резко разворачиваюсь, цепляю рукой светильник, хорошо, что в последнюю минуту успеваю выставить ногу и он не заграмыхал о пол. Стою на одной ноге, поддерживая светильник другой и балансируя руками.
— Ого. Вот это реакция, — Лики сидит в темном углу комнаты на кресле.
— Эрнест был не особо прав, когда сказал, что ты тут с ног сбилась в поисках меня, — прохожу к кровати и присаживаюсь на край.
— О, ну после твоей смертоносной пощечины — мне нечего за тебя бояться.
— Это еще далеко не все, что я умею! — гордо вскидываю нос к потолку.
— Тебя стоит бояться, — Лика встает с кресла и присаживается рядом.
— Как Эрик? — отбросив шуточный тон в сторону, спрашиваю я.
— Не знаю. Уехали с Эмиром и Алисой в больницу. Но это не столь важно. Лучше расскажи, как у вас дела? О чем договорились? — передергивает бровями.
— Ну, он рассказал мне об Анне недостающие части мозаики. Не все, но многие. И наконец-то определились со статусом наших отношений…
— И? — Лика распахивает глаза, складывает руки в замочек и подносит к подбородку.
— Мы друзья.
— Друзья?! — громко и разочарованно выдыхает она. — Ты серьезно?
— Угу… — киваю.
— Фу, ну это просто невыносимо. Сколько вы еще будете бегать вокруг да около своей очевидной взаимной симпатии?
— Сейчас все не от меня зависело.
И меня саму не устраивает исход этого диалога, но выбирать не приходится. Хотя бы так.
— Вы невыносимые. Но я все, — делает крест руками, — завязываю лезть к вам. Мне кажется, я больше мешаю, чем помогаю.
— Тут ты права, конечно…
Она слегка толкает меня в плечо.
— Могла бы и поотрицать ради приличия. Что собираешься делать?
— Судя по всему, дружить, — пожимаю плечом. — а там посмотрим.
— План так себе, но лучше пока не придумать. Давай ложиться спать?
— Да, день был жуткий вообще-то… Когда ты меня звала к вам, то забыла обмолвиться о возможных вариациях.
— У моей семьи все вариации возможны. Не удивлюсь, если однажды кто-нибудь, кому-нибудь яда подсыплет в вино.
— У, ну это слишком. Мне тут ложиться?
— Могу предложить гостевую комнату, но там не безопасно. — вопросительно поднимаю бровь, и она поясняет: — ну, замка нет.
— А-а-а, нет, я лучше с тобой. Только сначала спущусь выпить водички.
— Тебя проводить?
— О, ну это уже паранойя. — отмахиваюсь.
— Тогда я ложусь.
— Давай.
Желаю Лике спокойной ночи и выхожу в темный пустой коридор. Если днем этот дом казался светлым и просторным, то сейчас чувство, будто стены — великаны давят на тебя, потолок прижимает макушку. Бреду по памяти, спускаюсь вниз и захожу на кухню.
В полумраке за барной стойкой, держа бокал в руке сидит Мария. Она сразу увидела меня, в противном случае, я бы ушла откуда пришла и перетерпела бы до утра. Но сейчас приходится отрывать бетонные ноги от ледяного пола, передвигать ими и смотреть в опухшие глаза матери, чьего сына избили по моей вине. При чем второй ее сын.
— Тоже не спится? — спрашивает она.
— Я…Это…Водички попить…
Кивает, делает неспешный глоток янтарной жидкости и прикрывает глаза. Обхожу ее, беру стакан и наполняю водой. Осушиваю его полностью, но жажда не утолена. Набираю еще один стаканчик и пью его размеренно. Может, в этом дело?
— Ты, наверно, считаешь меня плохой матерью? — долетает вопрос до моей спины. Ставлю дрожащей рукой стакан обратно и поворачиваюсь.
— Нет, я совсем так не думаю.
— Знаешь, сколько раз я пожалела о том, что спасая одного ребенка, чуть не загубила второго? — еще один глоток, — ровно столько дней, сколько прошло с этого ужасного дня. Не было ни одного вечера, когда бы я не вспоминала тот момент, когда Эрнест узнал обо всем. В моей голове, — прикладывает палец к виску, — так прочно засели его глаза полные слез и отчаяния, что мне иногда даже снятся они. Я так жалею, что это дикое волнение за Эрика ослепило меня. Хочу вернуть тот день, когда в этом доме принималось это идиотское решение и все изменить. Ведь мы виноваты, что не обратили внимание на увлечение Эрика раньше. Мы виноваты во многом… Я не знаю, сможет ли Эрнест когда-нибудь простить нас. Сможет ли он когда-нибудь войти в этот дом, не сжав кулаки. Однажды я была слепа к чувствам своего мальчика, но впредь этого больше не будет. После Америки он далек от нас, я не знаю его так хорошо, как хотелось бы, но мое материнское чутье подсказывает, что сегодня он был искренен от и до. Не совершай моих ошибок, Полина. Не закрывай глаза на то, что внутри него….