Птицы над Корабельной (СИ) - Караванова Наталья Михайловна. Страница 10

Хозяин вздохнул - одно название, что «вейн». Вода, спирт, специи, консервированный ананасовый сок. Настоящее вино сейчас можно найти, пожалуй, только у Наследников. Тех самых «хозяев города», владельцев трюмов с продовольствием, тканями, металлом и углем, вообще со всем, без чего город никогда не смог бы протянуть так долго. Мудрые руководители, ведущие учет расхода ресурсов, определяющие, как сделать так, чтобы корабли продержались подольше, чтобы подольше защищали людей...

Да, всегда были те, кто недоволен существующим порядком вещей. Но даже они признавали - экономия необходима.

У иллюминатора одиноко устроился доктор Варков. Верхние пуговицы его сюртука были расстегнуты, но доктор этого не замечал. Выглядел он то ли замерзшим, то ли простуженным.

Хозяин сделал знак служанке, поставил на поднос маленький графин с водкой и стеклянную рюмку. Туда же добавил тарелку с кусочками куриной тушенки и хлебом.

- Отнеси доктору. За счет заведения.

Служанка понятливо кивнула. У нее тоже был встревоженный, печальный вид.

- Тяжелые дни настали, а, хозяин? - добродушно спросил электрик с «Орра», Гастав. Хозяин его неплохо знал - в былые времена они ходили в одном патруле.

- Да уж... что с людьми происходит? Налить тебе чего-нибудь?

- Чего-нибудь крепкого. На улице моросит. Туман. Может, дело в нем?

- Завтра убийцу казнить будут. Только о том и разговоров.

- За капитана - правильно. Я и сам бы его убил за капитана. Старик же столько всего видел, знал... он для нас был... больше, чем капитан.

Хозяин разлил по стопкам.

- Последний настоящий капитан... таких больше не будет. За него!

Варков, не притронувшись ни к выпивке, ни к закуске, тихонько вышел вон.

- Что-то гложет нашего доктора, - вздохнул Гастав.

- Он же тюремный врач. Помнится, с неделю назад он рассказывал, как его на допросы вызывали.

- Да, нынче год такой. Плохо начался. А ведь говорят, как год начали, так его и проведем...

Эри

В свою комнату она не стала даже заходить, только заглянула. Двери нараспашку, все, что только можно вынести, вынесено, даже лампочка из-под потолка срезана. Вместе с патроном и хвостами проводов. Только погнутый медный таз, оказавшийся никому не нужным, кверху дном лежит посреди пола.

Каюту Грегори опечатывали моряки. Их печать сохранилась, а значит, есть надежда, что и внутри все уцелело.

Эри решительно сорвала печать. Зачем она тут, если хозяина каюты завтра уже не будет?

В каюте было светло. Желтый овал солнца падал на стол, по которому живописно и бессмысленно были развалены бумаги. Много-много бумаг. Свет отражался от них, развешивал на стенах и потолке теплые блики. Разворошена постель, матрас скинут с кровати. Железный сундучок, шкаф для одежды - все распахнуто. Часть одежды вытащена и раскидана. Эри, стараясь не наступать на вещи, подошла к столу. Сумка Грегори валялась рядом, пустая. Значит, ее содержимое - и есть вот эти белые яркие бумаги...

Эри подняла первый попавшийся листок. Оказалось, какая-то, отпечатанная типографским способом схема. Другой лист. Быстрым почерком Даниэля был набросан список кораблей. Вчитавшись, она поняла, что большинство названий ей не знакомо. А некоторые названия - и вовсе не названия, а какие-то числа и буквы.

Вот еще текст. Бумага уже потемнела от времени, чернила местами расплылись. «Милая Магда! Я знаю, ты никогда не прочтешь это письмо, но я так привык писать тебе обо всем, что происходит со мною, что не могу отказаться от этого способа привести мысли в порядок. Сегодня у нас небольшой праздник. Нам удалось наладить отопление в каютах «Святого Дарка». Удивительно, как все изменилось всего за пару месяцев. Радуемся, казалось бы, таким мелочам! Но в свете подступающей зимы очень важно, чтобы все системы на судах работали без перебоев. Ремонтные бригады доносят, что флот не сможет покинуть приютившую нас гору до самой весны. А некоторые суда останутся здесь навечно. Один наш общий приятель сказал бы, что я переживаю вовсе не о том, о чем следует. Но легко было бы ему говорить: он-то предпочел остаться в том аду, в который превратилась бухта. Магда, мне страшно вспомнить, как мы прорывались сквозь копоть и пепел, сквозь огонь. Как гибли, казалось бы, самые прочные корабли. Какой стоял жар и грохот...

Тот приятель, о котором я все время вспоминаю, но отчего-то не решаюсь назвать по имени, помнишь, он тоже никогда не рассказывал о гибели Орра, хотя я пытался расспрашивать его неоднократно. Должно быть, там было что-то подобное, только хуже - ведь им некуда было отступать...»

Эри перевернула лист, но неизвестный автор письма бумагу не экономил. Должно быть, где-то тут может отыскаться и второй листочек. Или другие такие же письма.

Она начала собирать листы в аккуратную пачку, чтобы затем вернуть их в сумку и выполнить просьбу Грегори. Но мысли все возвращались к только что прочитанным строкам. Кто это писал? Кто такая Магда? Его жена, подруга? В письме была тайна. Кусочек чьей-то жизни, разительно не похожей на ту, что течет в городе сейчас.

Вот еще листок, исписанный тем же торопливым, но крупным и понятным почерком: «...иногда я думаю, даже я думаю, может, не было никакой катастрофы? И где-то там, за хребтом, у моря, все еще есть бухта дель Констанц, и наш причал с рыбацкими лодками, и аллея Огней. И от станции на Курортном перекрестке каждый день в три пополудни уходит в столицу огромный зеленый дирижабль с белым львом на боку. И это мы здесь - всего лишь обломки былого прекрасного мира. Мы пытаемся сохранить все, как было до, но кто знает, что там сейчас? Ни разу со стороны гор не прилетел ни один борт. Ни разу за все эти долгие два года. Может, я скажу крамольную вещь, но мне сейчас совестно, что я не остался тогда...»

Не надо это читать.

Эри отчетливо поняла, что еще немного, и она, забыв обо всем, начнет выискивать среди бумаг обрывки писем, чтобы еще хоть на миг соприкоснуться с тем миром, о котором рассказывают ровные четкие строчки. Многие слова и названия были для нее всего лишь сочетанием звуков, но они завораживали. И не было рядом ни одного человека, который смог бы объяснить, дополнить историю. Не у кого спросить.

Она почти со злостью отложила письмо. Принялась складывать по номерам старые, протертые на сгибах чертежи. Потом обнаружила себя на откидной полке, сжавшейся в комок, и вытирающей слезы о подол юбки. В комнате было темно - это пришло туманное облако и скрыло солнце.

Обругав себя, за что - сама не поняла, Эри быстро и почти не глядя запихнула в сумку оставшиеся бумаги. Грегори велел отнести их доктору завтра. Но ведь ничего не будет, если она это сделает сегодня? По правде говоря, она готова была делать что угодно, только бы не сидеть в одиночестве в пустой каюте и не ждать...

Доктора не было дома. Воздух наполнил густой туман, начал накрапывать дождь. Гасс поскуливал, жался к ногам. Шаги гулко разносились по узким переулкам. Тусклые фонари едва пробивали своими лучами густое марево.

Эри поправила шаль. Где его искать? В «Маяке?» Может, он как раз сейчас навещает кого-то из пациентов. Проще подождать тут же, на палубе «Родерика». Ведь рано или поздно, но он вернется. Или пойти домой. И до рассвета сидеть, и глядеть в окно, в ожидании, когда же наконец взойдет солнце...

Ноги сами собой привели ее к воздушному шлюпу «Аленест», к Морскому музею. Она впервые со дня его гибели оказалась здесь. Растерянно огляделась.

На ноздреватом снегу в тени деревянного корпуса лежали сигнальные флажки. Знак памяти. Знак, что о Даниэле не забыли и не забудут. Синие, красные. Желтые. Слишком праздничные, слишком яркие.

Один, голубого цвета, скатился на тропу. Эри быстро подняла его, положила к другим. Услышала шаги за спиной, обернулась... и узнала доктора.

Доктор Варков улыбнулся ей и заметил:

- Я приходил к нему, когда учился в школе. Хороший был человек.

- Да, я знаю. Грегори говорил о нем всегда только хорошее. Доктор, вы меня не узнали? То есть, вы наверное, меня не запомнили. Мы виделись. На «Быстром». Вы тюремный врач, а я приходила к Грегори. Моряки говорят, его завтра убьют.