Чужая судьба (СИ) - Овсянникова Ирина Анатольевна "Эшли". Страница 27
Жителям Цветущих садов предстояло долгое лечение, и никто не мог дать гарантии, что их ауры полностью восстановятся. Слишком уж серьезные повреждения. Отступникам же было обещано новое жилье, и они с радостью согласились покинуть место, с которым было связано так много плохих воспоминаний.
Для нас маги открыли портал, ведущий прямиком в ковен. Шерман не позволил мне остаться с Данте, пообещав, что доринги позаботятся о нем. Я всю ночь не спала, все думала о нем… К счастью на следующий день Шерман отвез меня в госпиталь при ковене целителей и договорился, чтобы меня пустили к Данте. Правда, поговорить не удалось, потому что доринга погрузили в магический сон, чтобы силы быстрее восстановились. Я посидела рядом с ним, поговорила немного шепотом… О том, как жду его, как скучаю по нашим разговорам, как мечтаю о том, чтобы ему больше никогда не было больно.
Три недели Данте пребывал в магическом сне. Я навещала его почти каждый день. Целители без вопросов пускали меня к нему, решив, похоже, что я его возлюбленная. Мне было все равно, лишь бы видеть его. И вот, наконец, настал день, когда доринг очнулся. Зрение еще не полностью восстановилось, но чувствовал он себя намного лучше, хоть и был еще слаб. Я чуть не закричала от счастья, когда увидела его сидящим в кровати, улыбающимся.
— Я знаю, что это ты пришла, любопытная феечка…
Бросилась к нему, обняла, даже не задумываясь о приличиях. С густой щетиной на лице он выглядел старше, но все равно оставался для меня самым красивым мужчиной на свете.
— Я так переживала за вас, очень!
— Амари, прошу тебя… Мы столько вместе пережили, так что прекрати все эти церемонии! — с притворной строгостью попросил доринг. Ты ведь не только моя помощница, но и добрый друг… Больше, чем друг…
— Как хорошо, что вам… тебе лучше…
Данте поправлялся быстро. Я с удовольствием готовила для него, носила в госпиталь всякие вкусности. Зрение восстановилось полностью, и дорингу разрешили прогулки. В один из таких дней мы отправились прогуляться по саду вблизи госпиталя. Данте взял меня под руку, и мы шли неспеша, разговаривая о разных пустяках. Ту историю с Вейланом мы не обсуждали с тех пор, как Данте очнулся. Я была даже рада этому, но в то же время понимала, что рано или поздно разговор все равно состоится. Доринг опустился на скамейку под раскидистой яблоней, увлекая меня за собой. Некоторое время мы молчали, а потом мужчина произнес, внимательно глядя на меня:
— Шерман рассказал мне о мандрагоре.
Я промолчала, не зная, что сказать.
— Сначала чешуя дракона, потом волшебный гребень, о котором вообще никто ничего не слышал… Теперь это… Снова достала из своей загадочной шкатулки?
Кивнула, отводя глаза. Данте придвинулся ближе, приобнял меня, прошептал, опаляя дыханием лицо:
— Амари, я обязан тебе жизнью… Ты самое удивительное создание в этом мире. Я понял это сразу, как только увидел тебя… Ты фея, настоящая фея…
Я слушала его, и голова шла кругом от слов, от его близости.
— Как бы мне хотелось отплатить тебе тем же, Амари… Знаю, ты не любишь, когда я спрашиваю об этом, но я вижу, что тебя гнетет что-то, беспокоит. Знай, ты всегда можешь рассчитывать на меня, можешь довериться, обратиться за помощью… Я все для тебя сделаю.
Я смотрела в его глаза и таяла… таяла… Какой же он необыкновенный! Если чужая судьба послала мне этого мужчину, я готова с ней смириться. Само провидение сжалилось надо мной, скрасило долгие годы одиночества и грусти. Мне так захотелось рассказать Данте обо всем, что произошло со мной. Я так долго молчала об этом, так долго хранила на душе этот тяжкий груз, слишком долго. Даже если это грозило появлением Стражей, я готова была рассказать дорингу обо всем. Я нуждалась в этом… нуждалась в понимании, в утешении, в близости.
Я говорила долго, рассказывала все подробно, словно заново погружаясь в прошлое, словно в очередной раз сама старалась понять, как же можно было избежать роковой ошибки. Я говорила, говорила, а слезы катились по щекам, и Данте бережно стирал их теплыми пальцами, смотрел на меня внимательным и нежным взглядом. Он слушал, не перебивая, давая мне возможность выговориться, выплеснуть боль и горечь, скопившуюся в душе.
— Мойра сказала, что судьба моя будет несчастной, что я сама все испортила, и ничего изменить нельзя. Я смирилась, правда смирилась…
— Не стоит, Амари, — впервые нарушил молчание Данте. — Не все зависит от богов, помни это. Да и в линии судьбы записано не все. Человек сам может многое изменить.
— Тогда я не думала об этом, а лишь о том, что жизнь моя закончилась. Мойра пожалела меня и решила одарить меня. Сказала, будто дары ее могут скрасить несчастливую судьбу. Три предмета, совершенно непонятных мне. Я не знала, что это такое и для чего предназначено до тех пор, пока не стала работать с вами. Всякий раз я будто чувствовало, что мне поможет один из даров: чешуя дракона, золотой гребень или ветка мандрагоры. Есть еще один дар, который остался у меня…
Цепочку с паучком я теперь носила на шее, ведь шкатулка стремительно опустела, и не было нужды хранить там один лишь последний дар. Чешуя дракона растворилась во время ритуала, из мандрагоры Шерман сварил зелье, а гребень, почерневший и утративший силу забрал Данте, когда пытался хоть что-то выяснить об этом артефакте. Я вынула кулон из-под ворота платья и показала дорингу.
— Вот он, последний дар мойры. Единственный, о назначении которого она мне рассказала.
У Данте глаза расширились от удивления. Он взял кулон двумя пальцами и рассматривал так потрясенно, словно не верил собственным глазам.
— Это ведь то, о чем я думаю? Я читал о нем, но думал, что это всего лишь легенда. Артефакт, исполняющий желания, меняющий судьбу…
— Да, так мойра и сказала. Я пока еще не знаю, как этот дар может повлиять на мою судьбу…
— Амари, — позвал вдруг Данте, глядя на меня странным взглядом. — Знаешь, я…
Он будто хотел сказать нечто важное, но никак не решался.
— Если бы ты… если…
— Данте, что ты хочешь сказать?
Я видела, что рука доринга, сжимающая кулон, дрожала. Он смотрел на меня еще несколько томительных секунд, а потом отпустил паучка и отвернулся, отчего-то нахмурившись.
— Данте… — шепотом позвала я. — Ты ведь не думаешь, что я все выдумала? Как те целители из Дома скорби…
Доринг взглянул на меня, будто очнувшись от собственных мыслей, вновь обнял меня, погладил по волосам.
— Что ты, Амари, конечно, я верю тебе. Мне очень жаль, что так все случилось, поверь. Но в моих силах сделать так, чтобы твоя жизнь стала ярче, счастливее…
После разговора с Данте я чувствовала такую легкость, какой не бывало много лет. Стражи и вправду явились той же ночью. Безликие монстры, которые окружили мою кровать, а я вновь лежала скованная ужасом, не в силах пошевелиться, не в силах прогнать их. Я слышала шепот, но не могла разобрать ни слова. Но понимала главное — Стражи обещали мне наказание за то, что пошла против судьбы, за то, что рассказала обо всем. Мне не было страшно. Я вообще ничего не боялась с тех пор, как встретила Данте. А самое главное — я не боялась будущего. Я еще не разобралась до конца, что же значу для этого мужчины, но верила, что он не оставит меня в беде.
Наш договор с Данте закончился, и я перестала быть помощницей целителя. Когда нянечка Роза сообщила, сколько денег доринг перевел на мой счет, я едва дар речи не потеряла. Сумма оказалась в несколько раз больше оговоренной. Теперь я могла не только оплатить год обучения в Академии, но и жить безбедно все это время, тем более учитывая мои скромные запросы, могла купить все необходимое для учебы.
Я пыталась поговорить с Данте, объясняла, что мне неудобно принимать такую сумму, но доринг и слушать ни о чем не хотел. Лишь сказал, что я всегда буду для него самой лучшей помощницей, и он обязательно будет брать меня с собой в путешествия, если у меня будет свободное время. А пока мне нужно было готовиться к поступлению, ведь до осени оставалось не так уж много времени. Впрочем, экзаменов я не боялась, да и рекомендации из приюта и статус сироты намного увеличивали мои шансы на поступление. Моя главная мечта сбывалась стремительно, и это необычайно радовало. Но и без огорчений не обошлось. Данте после лечения и восстановления магического резерва требовалась переподготовка, и он уезжал в другой город на пару недель. Мне было так жаль расставаться с ним, что даже плакать хотелось.