Апач (ЛП) - Мэйси Эд. Страница 11
Большинство гильмендцев все еще держались в стороне, соблюдая освященную веками афганскую традицию, посмотреть, чья сторона победит. Британских солдат приветствовали везде, куда бы они не пошли; любви к талибам было немного. Все же, если наше присутствие делало жизнь хуже, это давало достаточно удобный повод для перехода на другую сторону.
Талибы это тоже знали. Они понимали, что реконструкция была чертовски трудным делом, если она идет вместе с войной. Есть старая афганская пословица, которую их муллы любили повторять: "У них есть часы, у нас есть время". Им не нужно было наносить эффектный нокаутирующий удар - только постоянная, парализующая война на истощение.
Первый визит эскадрильи в Гильменд был вполне удачным. Я сидел на своей раскладушке и гадал, что принесет этот тур. Талибы становились все более успешны в попытках нас убить, поскольку время играло на их стороне. Они учились быстро, на каждом контакте и мгновенно адаптировались. Было чистой удачей, что мы еще не потеряли ни одного вертолета, но это был вопрос времени. Они учились, пока я планировал свой уход. Я собирался стать одним из игроков в крикет, не они. Мне требовалась удача каждую секунду, когда я был в воздухе, им должно было повезти один-единственный раз. У меня не было никаких иных мыслей - впервые в моей военной карьере, я был действительно обеспокоен, что мог не прийти домой живым.
- Знаешь что, Билли? У меня такое чувство, как будто бабочки завелись в животе.
- Да, точно. Возможно дело в карри, которое готовили гуркха на камбузе в Кандагаре.
Билли был не настроен на сочувствие. Он был слишком занят, развешивая свою невероятным образом тщательно отутюженную униформу.
Не было никакого смысла предаваться этим угрызениям, однако я проигрывал эти мысли, что бы они сдерживали меня. Я не мог дождаться, пока не вернусь в кабину и не примусь снова за дело. Я всегда любил находиться в действии, даже когда был молодым десантником в моей первой боевой командировке в Северной Ирландии.
Глава 2. Скачки на драконе
Шестнадцать пилотов 656 эскадрильи представляли собой все слои общества. Мой путь в кабину "Апача" был одним из самых длинных.
Я родился и вырос в городке на северо-восточном побережье. Это был шахтерский курорт, пока не появился отдых по путевкам, после чего шахтеры перестали приезжать. После этого большая часть народа работала на местном сталелитейном заводе и химическом производстве.
Отец был монтером-техником на химическом заводе, нас воспитывала мать. Мой брат Грег был только на тринадцать месяцев меня младше. Мы все делали вместе; мы были известны как ужасные близнецы. Ничего удивительного; мы сломали нашу первую тележку молочника когда нам было три и четыре года.
Неудачный брак моих родителей подошел к концу, когда мне было одиннадцать и мать не позволила нам жить с отцом. Без твердой отцовской руки мои подростковые годы скатились в хаос. Грег и я были бунтарями. Мы всегда вставали друг за друга, независимо от последствий. Однажды, когда мне было четырнадцать, Грег ворвался в мой класс с выпученными глазами. "Эд, я только что врезал по роже учителю Закона Божия. Я не специально, он оттаскивал Майка от меня..."
Мой естественник, м-р Гастингс, не был в восторге от того, что в его собственном классе его прерывали подобным образом и спустился с кафедры в класс. На несколько секунд воцарился беспорядок, поскольку Грег вцепился в мой стол, в то время как м-р Гастингс пытался оттащить его к двери. Грег не двигался с места, поэтому м-р Гастингс ударил Грега по запястью, что бы тот отцепился. Я подскочил. Я прыгнул вперед и обеими руками ударил м-ра Гастингса в живот. Учитель покатился кубарем через другой стол, отправляя по дороге в полет детей, книги и стулья. Они все приземлились кучей на полу, но Грег и я, не оглядываясь назад, уже удирали домой.
Это было последней соломинкой. Нас обоих исключили и отправили учиться в разные школы. Мы впервые в жизни оказались разлучены.
Я ужасно скучал по моему брату. Моя новая школа была одной из худших и когда меня задевали, я огрызался в ответ. Большую часть своего времени там, я дрался против всех - один. Через шесть месяцев я начал пропускать уроки. В свой последний год я вообще редко там появлялся.
Мама была слишком занята, работая в пабе, так что дома по мне не скучали. Я пропадал целыми неделями, ночуя где хотел. Леса были моим любимым местом, я жил, воруя еду и сбывая в пабах рыбу, пойманную на браконьерской рыбалке. Я становился дикарем.
На мой шестнадцатый день рождения я был уже достаточно взрослым, что бы выбрать, с кем я дальше буду жить, и папа ждал меня с широкой улыбкой на лице. Он снова наставил меня на истинный путь, научил пользоваться ножом и вилкой, умываться и в конечном счете, пристроил меня учеником слесаря.
Я наслаждался обучением ремеслу и хотел походить на папу, но ненавидел работу. Я боялся попасть в ловушку рутинной жизни, которой не хотел. А по вечерам я бы пил и устраивал драки.
Отец снова женился и получил человека, которого он заслуживал; я получил трех новых братьев, как часть сделки. Они были классными парнями и все пошли в армию. Я нашел выход для себя.
Два месяца спустя после своего восемнадцатилетия, я завербовался в Парашютно-десантный полк. Я не особенно хотел быть именно солдатом этого полка, я выбрал воздушно-десантные войска только потому, что их часто в это время показывали по телевизору. И это выглядел как хороший выбор.
"Ты не ищещь легких путей, сын. Ты никогда не берешь то, что тебе дают", сказал мой папа. Это был классический случай из учебника реверсивной психологии, но я тогда не знал об этом. Все что я знал, так это лишь что получил назначение прибыть в роту "P".
Меня отправили во второй парашютно-десантный батальон. Там я получил один адский удар по заднице, как "ворона" - прозвище на военном слэнге для салаг-десантников - но так поступали с каждым в те дни. Это были 1980-е и в батальоне было полно крутых мужиков с пышными усами, которые дрались при Гуз-Грин во время Фолклендской войны.
Когда зажил мой разбитый нос, три сломанных ребра и отбитые яйца, я возлюбил жизнь десантника - удивляя всех, особенно самого себя. После нескольких лет и шестимесячного тура в Эннискилин, где мы дрались с ИРА, я был повышен до младшего капрала.
Но я был вспыльчивым молодым человеком и слишком много дрался. Я никогда не начинал драку, но я всегда старался ее закончить. Когда красный туман застилал глаза, я уже не мог отступить. Я даже как-то уложил сержанта военной полиции, поймавшего меня в трамвае, и должен был провести четырнадцать дней на полковой гауптвахте.
После повышения до капрала и с перспективой сержантских нашивок, если я смогу удержаться в стороне от неприятностей, я начал относится к военной карьере более серьезно. Я решил испытать себя на самом высшем уровне и стал готовиться к отбору в SAS.
Это было началом месяцев тяжелой, самизнуряющей подготовки, но мои амбиции были разбиты одним вечером в Альдершоте во время поездки на велосипеде во время дождя. Я приспустил наполовину давление в шинах, что бы увеличить усилие на педалях. Но "Вольво", подрезавший меня на главной дороге, отправил мою карьеру поперек трассы под колеса машины со стариком за рулем. Моя голова врезалась в бампер, мои ноги вышибли лобовое стекло, прежде чем он переехал мою правую руку и плечо. Мое сердце остановилось в машине скорой помощи, по дороге в госпиталь.
В последующие дни, я изучил что такое настоящая боль. Во время одной операции меня приковали наручниками к койке и зажимом в виде струбцины зажали мои истекающие кровью почки на полчаса, что бы выжать из них кровь.
Прошло шесть месяцев, прежде чем я вновь одел форму и девять, прежде чем я снова мог бегать. Я больше не мог быть десантником; мое разбитое плечо, позвоночник, колени и лодыжки больше не могли нести вес выкладки. Моя карьера на передовой закончилась, и я был опустошен. Я потерял свою цель в жизни и был вынужден оставить свои мечты о отборе в SAS. Мрак сгущался, когда я рассматривал все сужающиеся перспективы будущего, пока мой приятель не предложил Армейский Воздушный Корпус. Если я не мог драться на передовой, я мог бы летать с людьми, которые туда направлялись. Возможно, я даже мог бы летать для SAS.