Больше никогда не спать - Херманс Виллем Фредерик. Страница 5

Некрологи???

В любом случае, уже поздно. Подходящий момент для атаки упущен, я попал в окружение и вынужден защищаться. Меня заклинило, как погнутую ось в повреждённом колесе.

Такой скользкий поворот мне не пройти.

Нуммедал отлично ходит. Кажется, здесь, на ярком, режущем глаза солнце, он и видит лучше.

Мы поднимаемся всё выше в гору, и при любой возможности Нуммедал срезает петли серпантина, переходя на крутые тропы с уклоном порядка тридцати градусов. Он идёт ровным шагом, не ускоряя дыхания и читая вполне внятную лекцию по геологии.

Время от времени я выдавливаю из себя по нескольку слов в знак одобрения. По его интонациям я понимаю, когда можно произнести «Разумеется», «Да-да», «Конечно, нет» и даже «Ха-ха».

Я по-прежнему несу свёрнутую карту. Руки устают по очереди, и довольно быстро. Потому что для того, чтобы не помять бумагу, я должен постоянно держать руку на некотором расстоянии от тела. Иногда я пробую нести карту за край, сжав его большим и указательным пальцами, но тогда руку нельзя до конца опустить, ведь иначе карта будет тащиться по земле. За спиной Нуммедала я смотрю в рулон, как в подзорную трубу. Стараюсь не поддаться искушению использовать его, как мегафон. «О, боже! Какое мучение!» — прокричал бы я туда.

Склон переходит в небольшое плато. На нём стоит трамплинная вышка. Деревянный трамплин свисает с неё, как огромный язык.

Мы заходим внутрь, поднимаемся по бесчисленным лестницам и наконец попадаем на галерею, где родители с детьми, облокотившись на перила, наслаждаются видами.

Вышка стоит практически над фьордом. Отсюда он виден почти полностью. На левом берегу — городские дома, на правом — тёмное пятно леса.

— Und geben Sie mir jetzt die Karte!

Я разворачиваю карту. Он отводит внешние очки вверх. Указывает на что-то. Опускает очки обратно. Говорит. Водит остриём карандаша по карте. Опять указывает в пространство. Читает лекцию. Кто знает, может, он уже шестьдесят лет как приходит сюда со своими студентами.

У французов есть выражение: «не знать, с какой ноги плясать».

Я не знаю, на какой ноге мне стоять.

Я потерял всякий контроль над своими мыслями, и, словно птицы из открытой по небрежности клетки, они разлетаются в разные стороны.

Интенсивная синева фьорда и робкая синева неба, которое здесь, так далеко на севере, как будто не осмеливается считать себя синим. Неуклюжие горы, игрушечные домики внизу. Панорама, известная на весь мир. Увидеть и умереть. Например, скользнув вниз по трамплину, который резко обрывается над круглым озером. Зимой трамплин, конечно, весь в снегу, а озеро замерзает. Сколько раз я мысленно с шумом промчался вниз, пока Нуммедал произносит свою речь! Если бы только он сначала дал мне аэрофотоснимки. Как счастлив был бы я его слушать, с каким удовольствием смотрел бы на этот чудесный пейзаж.

Только когда Нуммедал заканчивает лекцию, я замечаю, что карта всё это время лежала перед ним вверх ногами.

Тем же поездом мы едем обратно. Хотя я и провёл целый день в обществе Нуммедала, никаких признаков сближения не наблюдается. Обычно после подобных прогулок профессора начинают рассказывать анекдоты, говорить гадости о коллегах или посвящать вас в дела своих кошек, собак и детей.

Только не Нуммедал. Он смотрит на часы в свою лупу, и его рот недовольно морщится. Весь материал для лекций исчерпан, а избавиться от меня он тоже пока не может.

Когда же, наконец, наступит вечер?..

Поднимаясь по лестнице с конечной станции, мы снова оказываемся в центре Осло.

Нуммедал отворачивает внешние очки на лоб. Он останавливается, очевидно, хочет попрощаться.

Я рассыпаюсь в благодарностях за гостеприимство.

Но Нуммедал утверждает, что именно он получил от этой прогулки наибольшее удовольствие, — как будто я этого и так не знал.

— Герр профессор!

Мне приходится выжимать из себя слова, как будто я подавился куском угля.

— Герр профессор, простите, что я так настаиваю, но что всё-таки с аэрофотоснимками?

— С аэрофотоснимками?

— Да, снимками Финской Марки. Я, конечно, понимаю, что вы не можете извлечь их прямо сейчас из воздуха, но, может быть, завтра, если я зайду утром, ваша секретарша…

— У меня нет для вас аэрофотоснимков. Аэрофотоснимки! Конечно, у нас в институте есть снимки. Но специально для вас, чтобы вы взяли их с собой в поле… да о чём вы говорите! Мы же их не сами делаем.

— Но профессор Сиббеле…

— Да при чем здесь профессор Сиббеле! Почему это профессор Сиббеле обещает вам мои снимки?? Если вам так нужны аэрофотоснимки, приходите за ними туда, где они хранятся. А это — в Геологической Службе в Тронхейме. Всё равно вы будете в Тронхейме по пути на Север. Обратитесь в Геологическую Службу! Остмаркнесет, Тронхейм. Директор Валбифф. Он будет рад вас принять. Они только что переехали в великолепное новое здание, это его гордость. Он будет просто счастлив всё вам показать. Да, Валбифф — именно тот, кто вам нужен. Я прямо сейчас позвоню ему, дабы подготовить к вашему визиту.

Нуммедал протягивает мне руку.

— До свидания, молодой человек, всего хорошего. Передайте привет Арне и Квигстаду. И, конечно, заходите на обратном пути, когда закончите свои дела в Финской Марке. Не забудете?

Он снова отворачивает свои очки вверх.

— Ах да, только карту у вас заберу. Салют!

Он стоит на краю тротуара. Два толстых стекла очков на лбу и два перед глазами — словно четыре фонарика у него на голове.

Выставив трость вперёд, он входит прямо в поток машин. Движение останавливается, он переходит улицу. Кажется, что улица за ним захлопывается.

Что теперь?

Было бы нехорошо не послать Сиббеле какую-нибудь открытку. Покрутив железную вертушку, я заботливо выбираю подходящую цветную фотографию трамплинной вышки. Держа открытку за угол и мысленно ею помахивая, я иду к себе в гостиницу и пытаюсь придумать, что бы на ней написать. Ничего путного не получается, потому что в голову приходит только то, что я думаю на самом деле:

«…Ваша рекомендация к профессору Нуммедалу помогла мне весьма посредственно. Это почти слепой старик, видимо, уже не всегда адекватный. Целый день мне пришлось выслушивать его речи, при этом он не преминул случаем выразить своё весьма презрительное отношение к Нидерландам. К Вам, о высокочтимый учитель, он тоже большого уважения не питает. В молодости Вам как-то раз довелось с ним поспорить, и сдаётся мне, что он до сих пор Вам за это мстит. Уничижительно отозвавшись о Ваших научных достижениях при помощи нескольких тщательно подобранных фраз, он долго превозносил свои собственные работы. Всё это не имело никакого отношения к тому делу, по которому я пришёл, но я терпеливо выслушал его до конца. При этом он вёл себя так, как будто я приехал исключительно затем, чтобы на него полюбоваться. Тогда как он с самого начала догадывался, что мне нужны только аэрофотоснимки. Я…»

Где же моя гостиница? Она точно должна уже быть где-то рядом. Но место мне совсем незнакомо. Кругом не видно ничего похожего на отель. Даже магазинов нет. Глухой спальный район, где никому и в голову не придёт содержать гостиницу. Из внутреннего кармана я достаю маленький план города, найденный вчера в номере.

Так и есть — свернул не в ту сторону! Я теряюсь всегда и везде. Уже много раз это происходило со мной в незнакомых городах.

Только через час я добираюсь до гостиницы, а вечер так и не наступает. Я пытаюсь заказать в номер виски. Sorry sir, здесь это не позволяется. Обескураженно я выпиваю большой стакан воды, сажусь за маленький стол, и, открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег, царапаю на обратной стороне открытки:

«Глубокоуважаемый профессор Сиббеле, пишу Вам с Севера, пока ещё не с крайнего. Сегодня утром я встретился с профессором Нуммедалом, который посылает Вам свои сердечные приветствия. Я очень благодарен Вам за это ценное для меня знакомство. Профессор Нуммедал принял меня необыкновенно радушно, и даже взял на себя труд провести со мной небольшую экскурсию по окрестностям Осло!