Дух трудолюбия (СИ) - Горн Андрей. Страница 11

-Притворитесь, что вы музыканты, а не просто м-и с железками!

-Я скажу вам сейчас, какие тут ноты – вы очень удивитесь.

(шутка)

-Cудари и сударыни! Пишем себе немедля в писчую тетрадь! Простое повторение двутакта при цифровании метрики, обозначается не как четверотакт, а как дважды двутакт. Согласно с этим мы называем подобное повторение удвоенным двутактом или удвоенной фразой. Все записали?

Брожение в классе учитель воспринимает как согласие.

- И сразу пишем себе задание. Прочесть тему A” Главы основных музыкальных форм”, первый параграф и составить к следующему занятию несколько двутактов всех трех родов. Записали?!

-Давайте начнем занятие. Начнем-с, барышни, пожалуй, с вас! Наиграйте-ка мне прелюдию “Партиты” Джузеппе Антонио Бресчанелло. Вы должны ранее были проходить эту тему с вашим прежним учителем.

Брожение в классе.

-Выходим, барышни, в центр. Не стесняемся, поближе к пианино.

Снова брожение в классе. Девушки разбирают музыкальный инструмент и садятся за стулья у пианино.

Наш, как оказалось, новый учитель музыки тоже сел на свой стул, залихватски закинул ногу на ногу, наиграл правой рукой музыкальное введение на пианино и произнес:

-Ну что-с! Начнем!

Девушки начали играть. Как-то неуверенно, вразнобой, без огонька, путаясь в струнах и нотах.

-Нет! Нет! Нет! Так не пойдет! Сударыни! Сначала!

Девушки начинают снова. Опять неуверенно, путаясь.

-Нет! Нет! Нет! Фальшивите, барышни! Сначала!

Девушки начинают сначала. Также, как и раньше.

-Нет! И нет! Барышни, вы не умеете играть! Совершенно! А вы, юноши? Неужели из вас тоже никто не умеет, молодые люди?! Не умеют? Умеют?! И кто же?!

Лес рук одноклассников указывают на меня.

Резко просыпаюсь и вскакиваю. Раннее утро. Ребята еще спят на своих кроватях. Ложусь обратно на подушку. Ф-фух! Б-р-р-р! Вот это бред приснился. И что бы это значило?!

Днем, на уроке пения.

-Ай, донцы-молодцы, ай, да, донцы-молодцы. Припев поём. И-и-и, Петр, начали!

-А-а-а-а-а-а-айда -пропел Петька басом.

Класс захохотал.

-Ба! Маркин, что это было? Я ж тебя спрашиваю? Маркин!

- Федора Ильинишна, я это... я не могу, мне ведмедь по ухам треснул!

-Садись, Маркин!

- Так, Радулов, твой выход! И-и-и-и!

(другой, более писклявый голос) -А-а-а-а-а-а-ай!

Снова громкий смех в классе.

-Замолчи, аж слушать противно! Радулов! А что с тобой!?

-Федора Ильишна, у меня ...ну это ...голос сел! Болею вот! Второй день! Мамкино молоко с медом не помогает! С шарфом хожу!

- Врешь ты, Радулов! Какая мамка, ты где находишься, забыл?! Сядь!

- Дык повариха наша, Миколавна! Она ж меня часто подкармливает, а я ее за это мамкой называю!

Опять смех в классе. Радулов, со смущением на лице, садится на лавку.

-Та-ак, кто пойдёт следующим?! Может девушки у нас запоют?

Желающих нет. Взгляд учительницы пения останавливается на новичке.

-А может нам споет Конов? Да, Серёжа!?

Сергею пришлось встать.

-Федора Ильинична, я совершенно не помню этой песни, которую нужно спеть.

Ах да, бедняжка, у тебя ж амнезия, помню! Но хоть какую то ты песню помнишь?!

- Помню, и могу спеть, но для этого понадобится гитара.

Учительница заинтересованно даже подалась вперед, повернулась к Петьке и:

-Так, Маркин! Одна нога здесь, другая там! Марш в музыкальную, неси гитару другу! Друг же? Там скажешь, что Ильинична просит. Да поживей там!

Через пять минут Петька прибежал с гитарой-шестистрункой и лично вручил ее мне, пробасив:

- Самая хорошая. Все струны натянуты, не бойся, самолично проверял.

Перебрал струны пальцами, перепроверяя его слова. Вроде годится. И песня есть подходящая. Решил спеть всему классу дедову любимую, про крейсер Варяг. Помню вот, помоложе был. Дед как друзей-товарищей вспомнит, хряпнет по стакану. Чуток пройдет и слышу, запевает.

Снова держу пальцы крестиком, чтобы не было. Вспоминаю оригинальный фильм и текст.

Ч-черт, надеюсь, в классе не поймут, что я тут им душу раскрываю. Всего несколько дней как прошло, а на душе уже становится тоскливо. Так даже на соревнованиях не было, когда на несколько дней с командой уезжали из дома в другой город.

Учительница, решив, что начало несколько затягивается, произносит:

-Конов, давай уже. Начинай! И-и-и-и!

-Федора Ильинична, не надо и-и-и-и!

Класс грохнул, закатываясь смехом. А Сергей, ни на кого не обращая внимания, ударил по струнам гитары и запел:

-Наверх вы, товарищи! Все по местам

-Последний парад наступает

-Врагу не сдается наш гордый Варяг

-Пощады никто не желает!

Завершив песню, в последний раз ударил по струнам. Вижу, как Федора Ильинична, отвернувшись от класса, украдкой платочком протирает уголки глаз. Не сразу, через несколько, показавшимися очень долгими, секунд, она изменившимся голосом спросила:

- Конов, а что это за песня? И что за Варяг?

Как чуял. Явно сон не к добру!

-Ну как, были у тебя сложности с твоим аглицким?

-У меня нет, у агличан были!

(шутка)

На уроке аглицкого чопорная мисс Морсистер, наша англичанка в приюте, по словам Анфисы, давно обрусевшая, степенно ходила с указкой между рядами сидящих за столами ребят. Одного она попросила назвать английские временные предлоги, другого – предлоги места и направления, третью наскоро прочесть отрывок из учебника, а ее соседку – перевести прочтенный абзац. За неверный перевод или неправильно сказанное, она сильно била указкой по столешнице парты, пугая ребят неожиданным хлопком. Знали встававшие аглицкий плохо. А уж произношение ни к черту. В комнате было открыто окно, класс проветривался зимним морозным воздухом. ‘Англичанка’ остановилась перед моей соседкой и сказала ей:

-Анфиса, клоуз зе виндоу, ду ит.

Соседка встала:

-Дует? А мне совсем не дует, мисс Морсистер.

Бац! Хлобысь! Никто даже не понял, почему на этот раз англичанка треснула указкой по столу. Зар-раза! Аж в ушах до сих пор звенит! Ну неужели по-другому нельзя вести урок?

Училка стоит без движения, недобрым взглядом посматривая на Анфису. Она, не понимающе, стоит ни жива-ни мертва. Если ей не помочь, сейчас что-то плохое будет. Шепчу соседке, мол Анфиса, сказано было тебе, закрывай окно. Та, услышав, что от нее требуется, быстро дернулась выполнять просьбу. Лицо мисс Морсистер смягчается. Она переносит свой взор с девушки на меня и произносит на английском.

-Мистер Конов! Соблаговолите прочесть третий абзац новой темы и перевести его.

-Хорошо, мисс Морсистер!

Быстро и бойко читаю и перевожу относительно несложный текст из нескольких предложений, про какого-то мистера Паркса, который сидел в парке на лавочке, ожидая жену, читал статью в газете и комментировал погоду своему соседу. Когда я закончил, смотрю на англичанку. У нее глаза стали блюдцами, словно увидела во мне что-то ужасное. Не понимаю. Вроде ошибок не было, текст ведь тут простой. Мотаю головой, осматриваю рядом сидящих соседей. Такие же удивленные лица ребят. Киваю головой соседу. Что, что мол такое? Что вы все так на меня смотрите?

Мисс Морсистер отмирает первой:

-Мистер Конов, у вас хорошо поставлено произношение. Браво! Вы занимались c наставником? Или были за границей?

Бурчу что-то невнятное, мол не помню, не знаю и вообще. Сам удивлен, так получилось. Не верят.

И тут спалился.

Терпенье и труд всех перетрут!

В нашем приюте куча мастерских. По-моему, чересчур. У девушек – мастерская изящных работ, кройки и шитья. Поделки и результаты своих работ девушки постоянно выставляли на публичной выставке предметов мод и прочих изделий, сделанных руками воспитанниц приюта. Или же сдавали в городской модный магазин, где, говорят, их ручная работа разлеталась среди городских модниц со свистом. Потому что наши девочки под руководством мадам Ламановой шьют шикарно и недорого. То и дело среди девушек на переменах раздавался хвастливый треп: