Дух трудолюбия (СИ) - Горн Андрей. Страница 80

Из работного дома однажды его забрали военные. Слух о том, что там есть раб, способный отремонтировать любую механику и паровую технику, тут слава бежала впереди него самого, достигла ушей катайцев-военных. И в один из дней, вернувшись после очередного ремонта, его ждала двойка солдат с мечами в руках. Только и сказали, что он идёт с ними. Вышедший хозяин молчал. Ни куда, ни чего -стражи не объясняли. Они только привели его на склад в воздушном порту, где среди множества ящиков стояло два новеньких полуразобранных бронехода, недавно доставленных из Мерикании. Там он стал Ну Ли.

-Ты знаешь, я слышал от Варвары твоей, что тебя похоронили – прервал я его рассказ.

Павел, услышав от меня эти слова, вновь с грустью вздохнул: -Значит не ждут там более.

-Да ты что. Не грусти, Паш. Вернёшься! Обязательно вернёшься. Расскажешь им все. Даже не думай!

-Обещаешь, князь?! -чумазый Павел, словно копируя ребят, тоже вдруг взялся меня чествовать.

-Обещаю...только, Паша, прекрати называть меня князем – совершенно не представляя, как я буду воплощать в жизнь только что данное ему обещание: – И пошли. Тебя еще в порядок привести нужно. И нас ждут, смотри.

-Басурман! Черт языкастый! Охмурил, значит, чужанин, наших глупеней?! -кричит мне один.

-Головы им заморочил?! Их значит, княже, туда пошлешь! А сам – в сторону и фьюить! -уже другая.

-Пустоплет городской! -донеслось с третьей стороны

-Да что случилось-то? В чем вы меня теперь обвиняете?

-Что-что? Детей наших глупых почто на свою войну тянешь. Сам иди на войну, а их не трожь!

-Это я ваших “детей” на войну посылаю?! Так! Да! -кричу: -Вы это их называете глупыми детьми?! Их?! -показываю я на стоящую рядом нашу команду: -Да эти парни умнее вас оказались. Они сами пошли на войну. Сами приняли решение и пошли. Поняли, что к чему, в отличие от некоторых. И побили всех оставшихся в селе катайцев, да, с моим участием, но! Ваши глупые “дети” сами добыли у катайца себе оружие. Поборов свой страх, они взялись за оружие и выиграли этот свой первый бой. Пускай малый бой. И он -самый важный бой! Тот самый, в который вы, отцы и деды, побоялись влезть, отправив своих детей прятаться за скирды. Здоровенный, рядом стоящий, мужик недовольно бурчит:

-Княже, мал ты еще нас поучать. Поучалка не выросла небось. Не поглядим, что княже, император с войском далеко. А мы – вот они!

Не обращаю внимания на этот выпад, хотя ответить ему ой как хотелось:

- А теперь мы идем отбивать у катайца, Евграф Степановича. Кстати, на минуточку, вроде как старосту вашего. Или, скажете, это тоже не ваше дело? Что, забыли о нем и поминай теперь, как звали? Или, скажете, это дело мое?!

Обращаю внимание всех собравшихся деревенских на грязного и худого Павла, скромно держащегося позади всех нас:

-Вот, кстати, посмотрите, что ждёт вас и детей ваших под катайцем, когда они всю власть тут возьмут.

Парни разошлись в стороны, пропуская вперед себя Павла. Раздался дружный мужской мат и женский стон в сочетании с перемежающимися охами-вздохами. Бабы, по-свойски сочувствуя, даже принялись жалеть Павла. Немного выдержав прямо театральную паузу, пришлось мне прервать бабские жалелки.

-Вы такой судьбы детям и внукам желаете? Рабами катайскими хотите стать? Как этот парень был рабом у командира бронехода? Этого хотите?!

-Неправда твоя, княже! Нам же гуторили...

Не прекращая говорить, обращаю внимание на связанных лежащих хунхузов:

-Кого вы слушали?! Их! Врага! А раз так, значит смирились? Со всем согласны?! Несправедливые долги готовы платить? За мелочь в работном доме работать?! Быть грязными, оборванными, голодными. Получать побои от хозяев!

Толпа сельских замолчала, словно пришибленная громкими словами:

-Павел ведь тоже жить хотел хорошо. И не думал становиться рабом. Быть дома, среди своих, с отцом-асессором, матерью, с братом и сестрой. Оставшихся там, в Старом Петерсборге. – толпа ахнула: – И где он сейчас, и где Старый Петерсборг, а? Мы сегодня Павла освободили от рабства. И он точно знает, каково под катайцем. Но вот вам придётся решить, хотите ли вы сами быть рабами. А вот ваши дети не хотят быть ими и сами приняли свое решение...

Увы, мой спич не достиг цели. Здоровенный мужик, с топориком за поясом, зычно вызвал из толпы ребят сына:

-Акинфий, а ну-ка арш домой и носу мне не показывай! Варивода, в избу, дрова не забудь наколоть! Неклюдь! Чурило- иди корову гони на привязь! Дичко! Балуй! Волох! -раздались выкрики других недовольных отцов и дедов.

Из нашей компании выдвинулись все вызванные добры молодцы. Вообще, вид у парней с самой первой встречи был колоритный. Разной замызганности косоворотки ежедневного ношения, одетые всегда напуск, поверх старых, не раз штопаных, штанов. Босые и в лаптях. И завершал их образ мечи пудао и парострелы за поясом, захваченные в качестве трофея у хунхузов.

-Тятька! Домой мы не пойдем! Решили так. Больше прятаться за скирды и бабску юбку не будем.

-Ладило б тя на осину! А ну-ка домой, выпентюх! Акинфий! Ну!

-Нет, тятя! Раз на зверя дикого на охоту пойти достоин, то на врага нашего уж подавно. Я иду Евграф Степаныча из полону катайского воротить. Брательника твоего выручить хочу! Забыл как обещал ему в деревне нашей порядок держать?

-Ах ты поганец!

-Княже прав! Не хочу я Евграф Степаныча вот так забыть. И себе жизни такой не хочу. И пареши не хотят! Правда?! – ответом Акинфию был слаженные На все согласные, голоса.

-Потому-то тятька, я иду с князем! И наши парни идут! Как только требу Власу Солнцеликому и богам нашим свершим и пойдем. Правда, парни!?

Ответом ему снова было слаженное многоголосое “Да-а-а!” Мужчина промолчал. Когда Акинфий махнул рукой парням, мол пошли, чего тут стоять, отец его вновь заговорил:

-Акинфий! ...Сына! ...Ты ...с младых лет со мною рядом. И не заметил я, как вырос и возмужал ты. Уж прости нас, не подумай чего. Твоя правда, побоялись мы с катайцем воевать. Народ! Уж давно ни с кем воевать не приходилось. ...И время это пришло...Позор и срам на наши головы, ежли сыны наши уйдут на войну, а отцы в избах будут. Я Шушило Топор, тоже иду... с сынами нашими!

Раздался многоголосый мужской рев. Парней и многих согласных со словами отца Акинфия. Мужчины кинулись брататься. После чего многие, дружески обнявшись и выкрикивая славицы, вместе с женщинами неспешно пошли в деревню. Оставляя нас с Павлом одних.

-Эй-эй! Не уходите! Ещё один вопрос остался!

Народ притормозил и повернул головы в мою сторону. Кто-то кричит, не разобрал кто:

-Чего уж еще, княже?!

Я в ответ продолжаю:

-А у кого найдется где помыться и белье на смену?!

На улице вечерело, начинал подниматься ветер, к слову, часто дувший над просторами Иван-озера. Отправив Павла к какому-то доброхоту мыться, сам же пошел к дому Матрены. Не один, за мной увязалась девичья компания, виденная мною раньше. Когда ведра таскал. Перекинувшись с девицами несколькими дежурными шутками, зашел в нужный мне двор. Лизка с Матреной ушли раньше, поэтому уже были дома. Я застал их в момент, когда они раскладывали остатки вчерашней и утренней еды, будущий ужин, на стол. Из-за событий сегодняшнего дня естественно никто ничего не готовил. Входя в избу, я захватил все также валявшийся у забора, брошенный мною, сидор. Сунув его под лавку в сенях, вошел в комнату. Увидев меня, Лизка, с чего-то дуясь, пригласила за стол. Бабка Матрена, красуясь уже замотанной головой, немного посидев, все же оставила нас одних, сославшись на больную голову. Просидев с ней с пару часов, от беседы нас отвлек стук в дверь. Открыв, я увидел Акинфия.

-Чего тебе?

-Княже...тут такое дело. Тятька мой, Шушило Топор, от всех мужчин нашей деревни уважить просит. На воинский обряд вечор зовет.

- А может я не пойду с вами? Устал чего-то. День был тяжелый.

-Что ты, княже, как можно? Нельзя так. Обиду великую на себя накличешь. Надо идти. И это, я видел...оружье с собой захвати.