Покупатели мечты - Кури Августо. Страница 4

Этот человек спас меня, когда я был готов к самоубийству. После спасения ему следовало пойти своим путем, а мне своим, и, возможно, мы бы никогда больше не встретились. Но тот разговор, который он избрал, чтобы отговорить меня от желания расстаться с жизнью, поразил меня. Впервые я склонился перед человеческой мудростью. Я был готов проложить конечный мостик моих дней, но он, пробудив мой депрессивный мозг, сделал мне странное предложение:

— Я хочу продать вам запятую.

— Запятую? — спросил я растерянно.

А он договорил:

— Да, запятую, чтобы вы смогли продолжить писать свои тексты, потому что человек без запятых — это человек без истории.

С этого момента мои глаза, казалось, открылись. Я обнаружил, что всегда использовал теорию конечных мостиков в своей истории, а не теорию запятых. Если кто-то отнимал у меня надежду, я тут же упразднял, ставил конечный мостик в этой связке. Если кто-то ранил меня, я устранял его. Когда же мне создавали препятствие, я изменял траекторию. Мой проект был с проблемами? Я заменял его. У меня была потеря? Я поворачивался к ней спиной.

Я был преподавателем-профессором, который использовал чужие книги в своих работах, но не умел написать книгу о своем существовании. Мои тексты прерывались. Я считал себя ангелом, а тех, кто лишал меня надежды, — демонами, никогда не признавая того, что я был жестоким по отношению к своей супруге, к своему единственному сыну, к друзьям и ученикам.

Тот, кто удаляет всех вокруг себя, однажды становится безжалостным по отношению к самому себе. И этот день наступил. Но, по счастью, я встретил этого загадочного человека и понял, что можно жить без запятых с щенками, котами и даже с кобрами, но не с людьми. Неудачи, разочарования, предательства, оскорбления, конфликты составляют часть меню нашего существования, по крайней мере, моего и тех, кого я знаю. А запятые необходимы.

Я жил комфортно в амфитеатре аудитории и в комнатах моей маленькой квартиры, оплачиваемой моей скудной преподавательской зарплатой. Таким образом, я, специалист по Марксу, социалист, всегда критиковавший буржуазию и восхвалявший отверженных общества, прочувствовал на собственной шкуре боль отверженности.

Я начал следовать за Продавцом Грез, который ничего не имел, хотя я никогда не был таким. Маркса бы поразил этот человек. Даже он не знал, что значило быть пролетарием. Он был мыслителем-теоретиком. Последовав за ним, я заметил, что был социалистом-лицемером, защищал то, чего не знал. Поэтому я вышел за пределы теории, превратился в ходока в театре существования, маленького продавца запятых, стремящегося к тому, чтобы странствующие освобождали свой разум, переписывали свою жизнь, развивали критическое мышление.

Быть высмеянным, разнузданным, подверженным сумасшествию, лунатиком, безумным, лжецом — все это является меньшим риском, чем принадлежность к этой группе. Наихудшее? Быть избитым, арестованным, считаться бунтовщиком против общества и террористом. Цена продавать грезы в обществе, которое подавляет человеческий разум и уже давно прекратило мечтать, была слишком высокой.

Но ничто другое не было настолько волнующим. Те, кто принадлежал к этой команде, не знали скуки и не входили в состояние тоски или депрессии, но подвергались непредвиденным опасностям и попадали в немыслимые замешательства. И в какие замешательства!

Глава 2

Избавьте меня от этих учеников!

Следовать за Продавцом Грез, похоже, не рекомендуется тому, кому аплодировали в университетах и кто уважаем среди профессоров-преподавателей социологии.

Некоторые из моих недоброжелателей, бывшие коллеги по университету, считают, что я сошел с ума. Они специалисты в том, чтобы судить, исключать, порицать, не спрашивая при этом моего мнения. Я обнаружил, что таким же образом, как на фазендах клеймят скот огнем и железом, в некоторых отделениях университетов клеймят коллег, относясь к ним с предвзятостью. И я, будучи всегда предвзятым, стал жертвой этой едкой отравы.

Следовать за оборванцем — это сумасшествие? Вероятно, да. Но еще более явное сумасшествие, если возможно использовать такой термин, состояние «нормальных» людей, которые ежедневно часами находятся перед телевизорами, ожидая прихода смерти и так никогда и не отваживаясь покорить свои идеалы и мечту, побороться за них. Это более здравое сумасшествие, чем то, когда молодые и взрослые убивают бо́льшую часть своего дня с мобильным телефоном в кулаке, разговаривая со всем миром, но отказываясь поговорить с самими собою. Более плодотворное, чем когда кто-то защищает кандидатскую или докторскую диссертацию и при этом постоянно находится под контролем, чтобы избежать скандала, но не задумывается о том, что великие идеи рождаются там, где есть волнение, риск и обиды. Как наставник защищающихся, я избегал скандалов. Я душил мыслителей.

Я проделал самый фантастический социологический опыт за последнее время. Я думаю, что даже самые умалишенные молодые люди общества не переживали такого приключения. Ясно, что на этом пути есть побочные эффекты, и они не из-за происков предвзятости, от которых я страдаю, или трудностей следования за бесстрашным, отважным и критически настроенным человеком. Они главным образом из-за той команды, которую он выбрал себе, из-за группы учеников, которых он пригласил следовать за ним. Я чувствую, как меня пробирает дрожь, когда я хожу с ними, особенно вместе с Бартоломеу и Барнабе.

Бартоломеу — алкоголик на излечении. Однако его главная проблема не алкоголизм, а СВГ, синдром вынужденного говорения. У него порок высказывать мнение и совать нос куда его не просят. Ему нравится философствовать, но он путается в словах. Его прозвище говорит само за себя — «Краснобай». У него язык без тормозов, а рот больше, чем мозги; вероятно, при рождении он спросил, как его имя, кем была его мать и где она проживает. А еще он возмущался, обращаясь к акушерке: «Эй, дорогая! Зачем ты вытащила меня оттуда, где я спал?» В отличие от Учителя он ведет себя неприлично, дерзко и нагло, но я вынужден признать, что он обладает заразительным весельем и завидным чувством юмора.

Барнабе — другой алкоголик на излечении, долгие годы он был товарищем попоек с Бартоломеу. Я всегда путаю их имена. И когда они открывают рот, мы путаемся еще больше. Они оба — специалисты делать замечания не по делу.

Барнабе, помимо порока, связанного с алкогольными напитками, еще имеет порок произносить речи о политике, что оправдывает его необычное прозвище — «Мэр». Каждый раз, когда он видит скопище людей, его мозг входит в транс, он надсаживает грудь, повышает голос и старается убедить людей голосовать за него. Только дело в том, что несчастный не является чьим-либо кандидатом. В отличие от Учителя он любит аплодисменты и общественное признание. Краснобай худой, стройный. Мэр — лодырь, тучный и добродушный, у него всегда что-нибудь припрятано в пиджаке пожевать. Краснобай — уличный философ, Мэр — уличный политик.

Для них такие интеллектуалы, как я, — дураки. Они ежедневно расстраивают, провоцируют, беспокоят меня. Там, где находятся эти двое, никто не может чувствовать себя в безопасности. Несмотря на то что я неверующий, иногда мне приходится говорить: «Господи, избавь нас от этих учеников!»

Чтобы ухудшить картину, скажу, что Бартоломеу и Барнабе постоянно соревнуются друг с другом. Мало того, что эти люди испытывают остатки моего терпения, они еще и уменьшают философское значение известнейших идей Учителя. Каждый раз, когда они появляются на сцене, драма переходит в комедию. Они отправляют в канализацию светлую мысль Продавца Грез, и это заканчивается для меня нервным приступом.

Когда у них нет проблем, они оба такие творческие, что достаточно нескольких мгновений, чтобы они занялись этим. И наихудшее то, что у них даже нет потребности сконфузиться и они обманывают всех вокруг себя, включая Учителя. По правде говоря, сегодня даже я не знаю, почему он их выбрал. По моему мнению, он должен был бы выбрать культурных людей, опытных и с хорошим поведением, например служащих, психологов, педагогов или врачей. Но что поделаешь, он предпочел буянов.