Покупатели мечты - Кури Августо. Страница 47

— Вы — мудак, Мэр! Я не выдержу больше тебя, сеньор тупица! Ты ничего не можешь решить в жизни!

Ромео начал лопаться от ярости. Несмотря на свой огромный вес, он попытался в прыжке достать мышонка, издав при этом вызывающий ужас рык, как первобытный homo sapiens.

Внезапно мышонок соскочил со сцены и побежал в зал. И произошло нечто невероятное. Некоторые из этих скотов стали забираться с ногами в кресла. Они не боялись встреч с федеральной полицией и армией, но дрожали, как зеленые тростинки, перед мышами. Мышонок играл роль чудовищ, которые бродили в закоулках их мозга. Две минуты спустя один заключенный с разбойничьим лицом со шрамами схватил мышь за хвост и вернул на сцену.

Когда он поместил мышь на сцену, она была уже экспертом. Она бегала из угла в угол, и преисполненный ярости Мэр попытался приманить ее.

— Иди сюда, Микки-Маус, иди к папе Диснею, — говорил он, желая бросить мышонка в микроволновку, как бывшая теща чуть было не поступила с ним. Но с мышонком не получилось. Вот он с впечатляющей ловкостью поменял положение. Зверек увернулся от Мэра и оказался у него за спиной, как будто бы смеялся над своим агрессором. Этого не было в моем сценарии. Как не было и непредвиденного происшествия: мышонок скользнул в брюки к Мэру.

Мэр прыгнул назад и застыл, как статуя. Потом он издал душераздирающий крик, как Клотильда, и сказал:

— Уауууу! Que pasa, ratón?^[16] Только не туда, брат мой!

Потом он начал трясти ягодицами в попытках избавиться от подлого захватчика. Но ничего не получалось. Мышонок карабкался по монументу без канатов с невероятной цепкостью. Заключенные лопались от хохота. Будучи в стесненных обстоятельствах и не в силах покончить с несчастным, Мэр наконец уступил своей несостоятельности и не придумал ничего лучше, как попросить о помощи профессора Журему.

— Бабусенька, идите, дайте этому психопату.

Это было именно то, что профессор Журема хотела услышать. Она была готова помочь своему другу и в то же время понимала, что у нее появилась привилегия еще раз стукнуть ногой по заднице уличного политика. Находясь в эйфории, она подумала, что это было хорошей насмешкой. Однако он никогда не говорил так серьезно. Любая попытка подошла бы. Поскольку профессор Журема сделала тридцати секундную паузу, чтобы хорошо рассмотреть мишень, Мэр потерял терпение.

— Давайте же, старушка! Он находится в левой части. — И, пытаясь описать местоположение наглого мышонка с максимальной точностью, добавил: — Осторожно! Чужак находится чуть ниже Сахарной Головки, со стороны туннеля времени. — В то же время Мэр, описывая, где затаился неприятель, корчился от щекотки.

Профессор Журема с величайшим пылом подошла к отметке для штрафного удара, закрыла правый глаз и открыла левый, который был близоруким, но в последний момент смутилась, отступила, остановилась в нерешительности. Тем не менее старушка воспользовалась возможностью, чтобы насмеяться над великим политиком.

— Опустите немного свою объемную ягодицу, — сказала Журема.

Мэр никогда не чувствовал себя настолько обезоруженным. Он был публично унижен и подчинился. Профессор приготовилась снова, прицелилась и — бац! Человек на подмостках взвыл:

— Уа-а-а-у! Que pasa^[17], старушка?!

И профессор с любопытством спросила:

— Я убила?

Завывая, он прокричал:

— Не-е-е-ет! — И пожаловался: — Пусть это будет худший удар черт знает куда, бабуля!

От смеха у молодого Жоау Витора, стоявшего за кулисами, едва не случился инфаркт. Он стал задыхаться и намочил штаны. Он перепробовал крэк, кокаин и галлюциногены, но ничто из них не доводило его до такого состояния.

Потом Мэр сказал:

— Прости меня, Боже, за то, что я ненавижу эту мышь, и прости эту благоденствующую женщину за то, что она злоупотребила моим терпением.

Наблюдая, как Ромео извивается от щекотки и как он задвигался от удара старушки, один мрачный заключенный спросил:

— А куда делся мышонок?

Ромео был не в состоянии говорить. Этот бессовестный заставил его почувствовать стыд.

Клотильда рискнула спросить у своего «мужа»:

— Он перешел проспект Европы?

Мэр посмотрел на Клотильду и, чуть не плача, подтвердил:

— Перешел! Этот бессовестный перешел через… через другую полосу, — сказал он, страдая.

У меня началось удушье от смеха. Весь в напряжении, «великий политик» снова стал умолять пожилого профессора:

— Еще ударьте, бабушка. Но совершенствуйтесь. Смотрите внимательно и бейте безжалостно по этому негодяю.

Дошло до того, что я предложил свои услуги для столь замечательного мероприятия. Он отказался с такими словами:

— Супер… Суперэго, только женщина бьет в этот буфер!

Профессор Журема казалась самой счастливой, получив еще один шанс. Но, чтобы она еще раз не послала мяч мимо, Мэр попытался с хирургической точностью описать местоположение захватчика:

— Мерзавец находится над Сахарной Головкой, с правой стороны, в четырех сантиметрах от туннеля времени ив десяти от проспекта Европы.

«Она не ошибется», — подумал он. Но, как говорится, профессор не была специалистом в космическом плавании, и ей, к сожалению, пришлось применить свою наихудшую временно-пространственную интуицию.

Перед ударом она попросила:

— Опусти сильнее свое мясистое седалище. — И улыбнулась, заметив, что он содрогнулся.

Каждая провокация бабули накаляла нетерпеливость Мэра. Он уже начал подумывать, что проклятый мышонок был подготовлен к сопротивлению. Он чувствовал себя побежденным. Его дух политика пребывал в кризисе, он подозревал, что проиграет кампанию уже в первом туре. Мэр жертвенно опустил задницу и, поскольку мышонок не переставал двигаться, сжался, как танцовщица, покачивающаяся на паркете. Профессор Журема хотела быть этичной, но перед этой сценой она не знала, смеяться или плакать. Она не могла промазать снова. Она посмотрела на футбольное поле, увидела выдающийся объем в области правого кармана Мэра, сосредоточилась, подготовилась и с удовольствием нанесла удар.

— Айййййй! Вы хотите убить меня, бабуся. Посмотрите, какой плохой пример для этих мальчиков, — пожаловался Мэр, еще не зная, была ли поражена цель.

С титаническим усилием он провел рукой по тому месту, по которому ударила профессор, засунул руку в карман и торжественно запротестовал:

— Вы нанесли удар по моему бутерброду с сыром, бабуля. — Мэр вытащил бутерброд, превратившийся в пластинку. Он был горячим и расплавился от трения. Внезапно, вместо того чтобы продолжить войну, Мэр сделал паузу. Он поднес бутерброд к носу, понюхал, как будто бы тот был мышью, рассудительно одобрил запах и сунул его в свою пасть.

Мэр подозревал, что мышь поднялась к холму Сахарной Головки, потому что хотела съесть его бутерброд. Но он его не отдал. Он готов был умереть, но никогда бы не оставил свою добычу. В этом случае он решил пофилософствовать:

— Каждый человек нуждается в передышке во время своих войн. Я не железный. Дайте мне перерыв, чтобы перекусить. — И он с удовольствием начал жевать.

— Но ведь я не попала даже по хвостику мышки! — настойчиво произнесла профессор Журема.

— Только по моему, — с набитым ртом рассерженно ответил Мэр.

Заметив, что мышь свободно расхаживает по ягодицам Мэра, она сказала:

— Теперь я вижу своего противника.

— Тихо, бабушка, — перебил ее Мэр, желая прочувствовать маршрут, по которому следовал мышонок. Несчастный залазил к нему в трусы. Непредвиденное, невообразимое, к сожалению, произошло. Как будто бы проигрывая войну, Мэр закричал:

— Не-е-ет!

Никто ничего не понял. Но Клотильда почувствовала драму. Переполненные любопытством заключенные и охранники спросили хором:

— Где он?

Мэр молчал, находясь в затруднительном положении, да еще и с набитым ртом.

Клотильда, пытаясь поиздеваться над Мэром, подключилась к ним.

— Он, похоже, заходит в туннель времени, Ромео! — воскликнула она.