Красная книга начал. Разрыв (СИ) - Владимиров Дмитрий. Страница 38

   - В смысле распоряжался? Что-то изменилось?

   - Пропал он, возможно, что совсем пропал. Были слухи, что он не чист на руку. Пару раз вроде нанимал одного бандита для скользких дел. Но и бандит тот и вся его банда приказали долго жить. Один только остался, но вряд ли надолго. Не совался бы ты туда.

   - Не могу, Данте, уже затянуло так, что не выберешься.

   - Плохо. В общем было их четверо бандюганов. Предпоследнего позавчера кончили. Так что последнему тоже немного осталось.

   - Про него что знаешь?

   - Знаю, зовут Цафик, кличут Слизнем. Он завсегдатай веселого дома "Сестрички". Это...

   - Знаю где это, был сегодня там. Надо же, как совпало, - Альбин задумчиво потер лоб.

   - Я многого о тебе не знаю, мой друг? С каких пор тебя потянуло в такие места?

   - Да я по делу был, не юродствуй.

   - Ну раз так, то дорогу найдешь.

   - Описание есть? Как узнать этого Слизня?

   - Все есть и его описание, и всех остальных. Погоди, кошек кликну принесут.

   ***

   Механик был раздражен. Целые день и ночь и еще день он провалялся на кровати в занюханном борделе. Столько часов потеряно зря. Мало того, Цафик в эти часы, если куда и двигался, то только по нужде. Похоже под вечер к нему вообще пришли гости, и он упился до беспамятства.

   Знай Калинич, что объект не пойдет под дождем искать приключений, а будет валяться в своей халупе, он не стал бы терять время. Знай он, что сегодня Слизню ничего не угрожает, он занялся бы иными, не менее важными делами.

   С трудом успокоив себя, Механик решил, что все едино жалеть о том, что не успел уже поздно. Зафиксировав у себя в голове местоположение объекта, он отметил его ровный замедленный пульс. Механик отодвинул его образ в сторону. Нет, он не бросил слежки. Просто на краешке сознания, как индикатор, мигал и переливался флажок отмечающий Слизня. Точно так же он мог включить и другие маячки, но такой режим был труден, приходилось концентрироваться, и он становился рассеянным. Поэтому механик никогда не следил более, чем за четырьмя единовременно, и то, в таком случае не мог даже передвигаться самостоятельно. Один-два маяка, горящие в сознании, делали его просто несобранным и неловким, и сражаться в таком режиме он бы не рискнул.

   Сбежав по короткой лестнице, он, толкнув дверь, вывалился из борделя прямо в дождливый вечер. Быть может, если бы не дождь эти двери вообще не закрывались бы, пропуская в обе стороны потоки клиентов и шлюх. Но сегодня перед борделем было пустынно. Не стояли по улочкам договорившиеся об единой очереди извозчики, покуривая и травя байки. Не звучал голос зазывалы и пошленькие шуточки девочек, рекламирующих товар лицом, как говорится.

   Дождь и мрак. Пелена была настолько густой, что даже Механик не мог различить света газовых фонарей, которые зажигали ежевечерне вдоль улиц и на площадях.

   Машинально понизив температуру тела, дабы не чувствовать прохлады и не делиться ресурсами организма с дождем, механик выстроил в мыслях маршрут и, прикрыв глаза, побежал прямо по лужам в сторону доков.

   Было что-то завораживающее в его фигуре, несущейся сквозь грохот капель. Постепенно Калинич ускорился, глаза пришлось закрыть полностью и перейти на энергетическое, или, как говаривали в институте, магическое зрение.

   Мир преобразился. Темнота отступила и каждая капля в воздухе или на земле, каждый камень под ногой либо в кладке стен, все расцветилось холодными, но яркими цветными огнями.

   Некоторые чувствуют запах, кто-то ощущает давление. Механик же, переходя на истинное зрение, помимо красок ощущал тепло. От каждого предмета словно исходил жар, но не тот, который идет от огня или от разогретого камня. Нет, то был особенный жар. Учителя, когда он спросил их о том, что это значит попросили его описать свои ощущения. И когда Калинич не смог сделать это даже для себя, тогда он понял насколько был глуп вопрос.

   Каждый, умеющий прикасаться к незримому, видел, слышал, либо обонял что-то свое. Механик слышал о девушке, которая переходя на магическое зрение не видела вообще ничего, но каждый предмет, каждый поток энергии словно пел ей свою песню. Механик не мог понять, каково жить в подобном мире, и не хотел бы сменить свои краски и свой жар ни на какие другие способы познания мира.

   Улицы сменяли одна другую. Иногда Калинич пробегал мимо других людей. Невидимый ими, он, однако, прекрасно ориентировался. Сам же не заметить огромные, распространяющие слепящие упругие волны жара сгустки огня, никак не мог. Он словно летел сквозь огромный светящийся тоннель, уворачиваясь от препятствий и обходя преграды.

   Наконец, краски безумия померкли, а бешеный бег перешел в тихую, легкую поступь.

   Перемахнув единым прыжком невысокий железный забор, механик пересек небольшую загаженную площадку, ранее служившую газоном, но ныне вытоптанную и раскисшую от влаги. Добежал до стены огромной каменной коробки с мощными контрфорсами. Окна первого этажа были по большей степени заложены кирпичом, а те, что остались так забраны решетками, что не просунуть даже руки. Проскользнув вдоль осыпающейся стены, Калинич оказался у заднего входа, представляющего собой массивную железную дверь с небольшим и тоже забранным решеткой окошком.

   Загрохотав кулаком по металлической поверхности, Калинич дождался, пока в открывшемся окошке покажется заспанная физиономия ночного смотрителя, и предъявил универсальный пропуск. Окошко захлопнулось, послышался шум отодвигаемых засовов, стон и скрип несмазаных петель.

   Вложив золотой толар в протянутую руку медикуса, Механик подвинул того плечом и проник в помещение, оставляя за собой грязные следы и разбрызгивая с плаща дождевую воду. По-хозяйски прошел к небольшой конторке, скинув плащ и шляпу на руки подбежавшему смотрителю, с удобством устроился за столом.

   - Скажи мне, любезный, - начал Калинич, рассматривая нескладную фигуру, замершую в полупоклоне, - Как бы мне ознакомиться с учетными книгами?

   Студент-медик захлопал глазами, дернулся всем телом и, вспомнив о ноше, поспешил пристроить плащ и шляпу посетителя на колченогую вешалку, сиротливо стоявшую в дальнем углу.

   - Так вам наверное надо к главному распорядителю? Только нету счас никого. Они уходят рано... ночью один я тут...

   - Экий, ты братец непонятливый, - вздохнул Механик, - Проясним ситуацию.

   Калинич ловко выдернул из-за ремня кошель, бухнул его об крышку стола, дернул завязку и медленно со смаком начал выкладывать серебро на стол. Аккуратно сформировав пять столбиков по пять леков, на вершину каждого уложил по золотому толару.

   - Это, - подвинул он первую кучку в сторону студента. - Если мне не придется вопрос повторять. Это, - добавил еще одну. - Если ты, братец, найдешь решение быстро. Это, - третий столбик двинулся в путь. - Если добавишь кружечку горячего чаю, чтобы мне было приятней читать.- Ну а это, если я найду в книгах то, что мне надо. А последнюю плату ты обретешь, если у тебя найдутся ответы на дополнительные вопросы.

   Студент сглотнул, обозревая предложенное богатство. Попросил обождать и быстро убежал вглубь коридора, громыхнув на прощанье дверью.

   Механик не успел заскучать, как дверь снова распахнулась ,и в комнатку ввалился запыхавшийся студент. К его груди была прижата огромная папка с бумагами. Аккуратно примостив ее перед Калиничем, медик снова сорвался в бег, и уже через минуту рядом с папкой исходила горячим паром кружка полная ароматного напитка.

   Хмыкнув, Механик сгреб три стопки монет и высыпал в руку студенту:

   - Обожди пока рядом, - пробормотал он, развязывая завязки и вчитываясь в бумаги.

   Расторопный медик принес бумаги распределения больных по камерам не менее, чем за полгода.

   Несмотря на то, что больница ориентирована была на нищие слои населения, с которых не получить и обломка полудени, отчетность была на высоте. Все же бюджетное финансирование. А проверяющие инспектора следили за распределением средств с такой скрупулезностью, словно вырывали их из рук своих голодающих детей.