Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария. Страница 41

Мы же, кубарем раскатившись в разные стороны, стали легкой добычей торжествующих ворон, накинувшихся на нас с удвоенной яростью. Хорвек, сохранивший ясность ума, сумел направить меня к перевернутой коляске, а я, в свою очередь, потащила за собой Харля, бестолково брыкавшегося и вопящего. После того, как мы очутились в укрытии, я смогла рассмотреть, что у мальчишки исполосован царапинами весь лоб, и в волосах полно крови; у Хорвека довольно глубокая рана пересекала щеку и верхнюю губу, мне самой досталось не меньше — кровь заливала глаза, но боли пока я не чувствовала. Птицы не оставили своих попыток добраться до нас, и лезли в каждую щель, как лютый лесной гнус.

— Второй предмет, — задыхаясь, промолвил Хорвек. — Ты должна его использовать!

Я, уже не спрашивая, как правильно обращаться с этой магией, полезла в сумку, повторяя про себя: «Старое волшебство, помоги!», и в руку мне скользнул тот самый заржавевший нож для бумаг — смешное оружие против эдакого-то роя злобных птиц!..

— Но что я могу с этой безделицей? — вскричала я, едва не плача. — Этим и старой курице голову не отрубить!

— Тебе нужно добраться до того одинокого дерева и воткнуть нож в кору как можно глубже, — отозвался бывший демон слабым голосом, но так уверенно, словно это колдовское правило было написано черным по белому перед его глазами.

— Да ведь треклятое воронье меня до костей исклюет! — воскликнула я, утирая кровь с лица, и содрогаясь от мысли, что придется покинуть наше временное убежище.

— Нам нельзя тянуть время и выжидать, — Хорвек был неумолим. — За воронами придут оборотни, и уж от них нам под этой колымагой не спрятаться.

Произнося это, он как раз скручивал шею одной из птиц, которая проникла-таки внутрь, и это стало своеобразной точкой в нашем споре. Для того, чтобы противоречить бывшему демону, требовалось что-то посерьезнее, чем одно упрямство, но храбростью, увы, я не отличалась.

— Ну почему же нет другого способа… — жалобно прохныкала я, начиная пятиться к щели, через которую мы вползли сюда.

— И это хорошо, — отозвался Хорвек, отбрасывая дохлую птицу к паре еще таких же. — Нет других способов — не нужно тратить время на сомнения. Возьми мои перчатки — быть может, они уберегут твои руки. Как можно плотнее оберни голову плащом, вороны будут метить в лицо…

— Но я же ничего не увижу!

— Если они выклюют тебе глаза, то ты никогда больше ничего не увидишь, — как всегда он не утруждал себя уговорами. — До дерева не так уж далеко. Запомни где оно, и беги, не разбирая дороги.

— И что же — у тебя в кои-то веки нет никаких уловок, которые могли бы облегчить мой путь? — вскричала я, вконец обозлившись. Самым глупым образом меня терзал страх, что вороны изуродуют мое лицо, после чего я никогда не посмею показаться на глаза господину Огасто.

— Есть одна, но она тебе не понравится, — ответил Хорвек. — Можно перед тобою вытолкнуть мальчишку, часть ворон накинется на него и тебе придется чуть легче — кладбищенские птицы не настолько разумны, чтобы разбирать, кого из нас следует убить в первую очередь.

Харль тихонько заблажил, услышав эти слова, и заелозил ногами по земле, безуспешно пытаясь спрятаться получше теперь не только от ворон, но и от нас. Мне не оставалось ничего иного, кроме как пробурчать, что мне и впрямь не нравится эта уловка, оттого подобные советы Хорвеку следует придерживать при себе, засунув куда-нибудь поглубже. Намотав изодранный плащ на голову, я выглянула наружу, и за мельтешением черных крыльев успела рассмотреть одинокую сосну. В тот миг мне показалось, что она расположена едва ли не за пределами Лаэгрии, хотя на самом деле нас разделял десяток шагов. «Подлые птицы, лучше исклюйте мне руки, чем лицо!» — мысленно взмолилась я, и выкатилась из-под коляски, крепко сжимая нож в руках.

Почти сразу же на меня ринулись десятки ворон, бьющих меня крыльями, и мне подумалось, что так же чувствуют себя люди, которых забрасывают камнями. Мне почти ни разу не удалось подняться — под натиском вороньей стаи, вопящей, словно поссорившиеся рыночные торговки, я падала на землю каждый раз, как пыталась выпрямиться. Большую часть пути я проделала ползком, уткнувшись лицом в каменистую землю. За карканьем и шумом крыльев я иногда слышала, как трещит моя одежда, разрываемая острыми когтями. Боли от ударов клювом я почти не чувствовала — лишь от самых глубоких ран я вздрагивала, но сопротивляться или уворачиваться было бессмысленно: вороны обрушились на меня как песчаная буря.

Не веря самой себе, я нащупала бугристые корни старой сосны — мне удалось добраться до нее. С неимоверным трудом встав на колени, я воткнула нож в ствол дерева, другой кое-как защищая лицо, и прокричала, не слыша саму себя:

— Старое волшебство, спаси нас во второй раз!

Не усела я произнести последнее слово, как земля содрогнулась, и от страшного грохота мои уши заложило, словно я очутилась глубоко под водой. Почувствовала, как меня швырнуло в сторону, словно сам воздух ударил меня в грудь. Крики воронья смешались с пронзительным треском, и я, сумев сделать вдох после нескольких безуспешных попыток, поняла, что птицы более не терзают меня.

С опаской я приподнялась, бестолково вертя головой, и не понимая, где очутилась. Теперь от сосны меня отделяли все двадцать шагов, но старое дерево уже не походило на само себя: какая-то чудовищная сила расколола его пополам, как это бывает от удара молнии. Вороны испуганно метались над моей головой, ведь над холмом зарождалась непроглядно-черная туча, и воздух начинал тревожно гудеть — ветер усиливался с каждым мгновением.

— Беги, Йель! — услышала я звонкий крик Харля, и, повернув голову, увидела, что он уже выбрался из-под коляски, как и Хорвек, нетерпеливо подававший мне знаки пошевеливаться. Хоть я ничего и не понимала, однако решила, что демону виднее, как следует себя вести, когда вокруг бушует погодное колдовство. Теперь с ног меня сбивал ветер, со всех сторон света стремившийся к расщепленной надвое сосне, чтобы свиться в огромную темную воронку из пыли, веток, камней и воронья.

Только я подумала, что нам разумнее было бы остаться под укрытием коляски, как ее на моих глазах потащило в сторону, переворачивая и ломая, точно она была слеплена из бумаги и прутиков, как детская игрушка.

Почти ослепнув от песка и сора, залепившего мне глаза, я наугад ухватилась за руку Хорвека, и мы побежали куда-то вниз, по склону, пока земля не ушла из-под моих ног, и мы, один за другим, не покатились в одно из тех неглубоких каменистых ущелий, которые исполосовали крутой склон холма. Там мы, порядочно намяв бока о камни, очутились под укрытием нависающего уступа, и принялись кашлять и отплевываться. Из-за оглушающего рева ветра и раскатов грома, у нас не выходило ничего сказать друг другу. Я понимала лишь то, что Харль вспоминает матушку — быть может, свою, но, вполне возможно, и какую-то иную, а Хорвек все так же молчит, высокомерно не желая выказывать признаков волнения даже перед лицом бури.

То и дело на дно ущелья сыпались камни — мелкие и покрупнее — и было ясно, что стоит только выглянуть из-под каменного козырька, как голову размозжит булыжник. Следовало переждать непогоду, и я прижалась к Хорвеку, зажмурившись и зажав уши руками. Меня не могло обмануть его спокойствие: бывший демон был попросту равнодушен к своей судьбе, и его безмятежное выражение лица вовсе не означало, что сейчас мы в безопасности. Спустя несколько тягостных минут я приоткрыла глаза и к своему удивлению обнаружила, что с другой стороны к Хорвеку привалился Харль, продолжающий что-то шептать с безумным видом. Впервые я увидела в выражении лица бывшего демона что-то страдальческое — ему определенно не нравилось то, как быстро мы освоились в его компании.

К шуму ветра тем временем добавился хлесткий шелест дождя, и вскоре рядом с нами побежали мутные бурные ручьи, наполнявшие ложе каменистого оврага желтоватой водой. Мне подумалось, что эдак, чего доброго, мы можем утонуть либо же окажемся похороненными заживо, если склон холма начнет оплывать. Но худшего, к счастью, не произошло, и волшебная буря утихла так же неожиданно, как и началась.