Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария. Страница 46

Должно быть, речь моя была услышана, поскольку дивная картина подернулась рябью, а в глазах снова потемнело. «Астолано!» — прозвучало в моих ушах, и я очнулась, враз ощутив боль и тошноту, о которых уже успела позабыть. Должно быть, в беспамятстве я находилась довольно долго — сумерки сгустились, а кострище выгорело до конца. Я с тревогой оглянулась — у того камня, где лежал Хорвек, было пусто. Но не успела я испугаться, как он склонился надо мной, помогая подняться. В сумраке я не видела его лица, но по его шумному и хриплому дыханию было понятно, что он очень слаб.

— Что ты помнишь? — спросил он быстро. — Говори, пока воспоминания не исчезли! Если ты забудешь то, что видела — вся эта затея окажется пустой.

— Ох, до чего ж плохо… — простонала я, складываясь пополам. — Меня сейчас стошнит!

— Стошнит, и не раз, — Хорвек тормошил меня безо всякой жалости. — Яд должен покинуть твое тело. Но с этим можно погодить. Что ты запомнила? Видения тают быстро как снег от огня!

Он был прав: как сон, который невозможно припомнить, увиденное в беспамятстве кружилось в моей голове, не давая себя ухватить. Я помнила лишь то, что это было прекрасно.

— Должно быть, художник умер, — прошептала я. — Мне привиделось место, прекрасное, как рай… О, как я хотела там остаться,

— Потому-то я и торопил тебя, — вздохнул Хорвек. — Если бы солнце к тому времени село — духи могли выполнить твою опрометчивую просьбу. А ведь ты просила, чтобы тебя оставили в мире видений, не так ли?

— Ты не хотела к нам вернуться? — обиженно вопросил где-то поблизости Харль. — Йель, неужто ты бы бросила меня одного?

Мне стало невыносимо стыдно: вновь я предала тех, кто верил мне. Хорвек, однако, верно истолковал то, что я зашмыгала носом, и сказал:

— Не вини себя. Почти все люди желают остаться в своих снах — слишком уж страшна и грустна их жизнь наяву. Лучше постарайся вспомнить, что ты видела. Художник, я полагаю, жив-здоров. Царство мертвых не из тех мест, куда кто-то желает попасть преждевременно. Ты видела что-то иное.

Мало-помалу я рассказала о своем коротком видении, и Хорвек согласно кивнул, заметив, что лежу я головой к югу, и, стало быть, привиделось мне большое Южное море, а вовсе не обиталище усопших.

— До чего же ты страшно вертелась, когда упала! — вставил Харль. — Как будто злые духи таскали тебя за ноги по кругу!

— То-то у меня спину так саднит, — проворчала я, кое-как поднявшись. Почему-то меня разочаровало то, что прекрасный город из моего видения не был раем. Опять выходило, что я способна принять медный грош за золото из-за своей недалекости.

Хорвек, стоявший на ногах ненамного тверже моего, провел меня к ручью, где я долго умывалась и жадно пила чистую холодную воду. Вскоре после этого меня пару раз стошнило, но, по словам моего приятеля, это было к добру. И вправду, не прошло и получаса, как я уже дышала свободно, а жжение в животе унялось, сменившись чувством голода, который пришлось утолять остывшей подгоревшей кашей у слабого костерка. Тогда же мне припомнилось главное.

— Астолано! — произнесла я, жадно жуя. — Духи сказали — Астолано! Что бы это могло быть такое?

Хорвек, который ел медленно и по чуть-чуть, словно опасаясь, что негодная каша для него окажется ядом куда более страшным, чем его порченая кровь — для меня, замер. Точно так же остановился и Харль, ничего не понявший, но опасавшийся любых перемен в поведении нашего спутника.

— Круг замкнулся, — промолвил бывший демон задумчиво. — Этого следовало ожидать…

— Что это значит? — я нахмурилась.

— Когда-то, очень давно я бывал в Астолано, — ответил он неохотно, и я догадалась, что речь идет о тех временах, когда демон Рекхе еще не поклялся в верности Темнейшему дому. — Это старый южный город, славящийся богатством и красотой. Видимо, в некоторые реки нужно входить дважды…

— Тебе опасно туда возвращаться? — беспокойно спросила я.

— Отчего же? — пожал плечами Хорвек, и выражение лица его стало отрешенным. — Говорю же — это было давно, да и я был совсем другим в ту пору. Судьбе угодно, чтобы мне пришлось еще раз прогуляться по мостовым, где когда-то пролилось немало моей крови. С некоторых пор я перестал угадывать, зачем высшим силам угодно играть со мной, и просто повинуюсь случаю… Не стоит говорить об этом. Нужно идти дальше, пока мы хоть что-то различаем в сумерках. Тебе опасно сегодня ночевать под открытым небом. Ты дважды использовала яд с прошлой полуночи, и не раз колдовала. Это ослабило тебя куда больше, чем может показаться. Такую слабость учует множество ночных сущностей, которые чувствуют себя привольно вдали от стен людского жилья. Защищаться от них ты научишься очень нескоро. Загноившаяся открытая рана притягивает мух со всех сторон, а у тебя в душе таких ран сегодня несколько, и нужно несколько дней для того, чтобы они затянулись.

От слов этих сердце мое зашлось щемящей болью, и я обхватила себя враз озябшими руками.

— Я боюсь, — пролепетал Харль, придвигаясь поближе и напрочь позабыв о том, как всегда хорохорился передо мной в былые времена.

— Мы поднимемся на эту гору и посмотрим, не видно ли огня, — Хорвек поднялся, шатаясь так явно, что я тут же бросилась его поддержать. — Здесь есть какое-то жилье, дым от которого мы замечали днем. Попросимся на ночлег, а если нас не впустят — заночуем поблизости. Человеческое обиталище само по себе противно многим ночным охотникам, жадным до чужих душ. Оно отпугнет хотя бы часть из них.

— Но разве ты сможешь дойти туда? — в отчаянии вопросила я.

— Я обещал тебе, что не подохну, пока ты колдуешь — и, как видишь, сдержал обещание, — ответил он. — Теперь я даю слово, что не умру, пока мы не окажемся у порога человеческого дома. Эй, мальчишка! Ты думаешь, что только Йель покажется лакомым кусочком тем, кто рыщет ночами по этой пустоши? Пошевеливайся!..

— Ведь ты мне лжешь, Хорвек, — негромко пропыхтела я, помогая ему идти. — Ничегошеньки ты не знаешь о том, когда придет твое время умирать. Просто хочешь, чтобы я не останавливалась.

— Может и так, — согласился он, высвобождаясь, несмотря на очевидную слабость. — Но если я могу помочь тебе, обманув, то что плохого в таком обмане? Моя жизнь ничего не стоит, ведь ее, по сути, вовсе нет. Это фальшивка, колдовская уловка — а ведь ты их терпеть не можешь, не так ли? Глупо губить себя, пытаясь сохранить то, что существовать не должно.

— Прекрати так говорить! — рассердилась я. — Если хоть кому-то ты нужен живым, то твоя жизнь уже не пустяк! А мне ты нужен, Хорвек, — тут он хотел что-то вставить, но я не дала ему произнести ни слова. — И вовсе не потому, что без твоих советов я пропаду. Говори сколько угодно, что я глупа, но я считаю тебя своим другом. Опирайся на меня, и не делай вид, что обойдешься без помощи. Харль потащит наши пожитки… Слыхал, лентяй? Ты не колдовал, да и хвори тебя не одолевают, так что из нас ты сейчас самый сильный!

Разумеется, это было преувеличением — мальчишка с трудом волок сумки, неуклюже застревая со всем этим сомнительным добром между камнями, по которым мы карабкались. Иногда ему удавалось опередить нас, но, бывало, что и мы отрывались от него, удачно перевалившись через очередное препятствие, и кулем скатившись вниз. Некоторое время мы лежали рядом, переводя дух, и, как-то раз, воспользовавшись тем, что Харль не расслышал бы наших с Хорвеком голосов, я вполголоса спросила бывшего демона о том, что тягостно изводило меня.

— Скажи, отчего тебе так противна человеческая жизнь? Неужто нелюди живут веселее и легче, чем мы?

Хорвек негромко засмеялся, и я поняла, что он вновь считает меня слишком недалекой для того, чтобы понять ответ на свой же вопрос.

— Суета… — наконец, промолвил он. — Человеческое время так быстро уходит, что его и жизнью-то не назовешь. Оно — как течение горной реки, куда человека безжалостно швырнули, едва он впервые открыл глаза. Успеешь ли ты пару-тройку раз вдохнуть воздух, прежде чем пойти ко дну?.. Возможно. Вот эти несколько глотков воздуха и есть счастье, которое выпадает человеку за всю его жизнь, наполненную несчастьями, опасностью и потерями… Ты этого не заметишь, ведь все силы уйдут на то, чтобы суметь хоть раз показаться над водой. То счастье, которого ты желаешь в своих самых смелых мечтах — ничтожная пылинка, сор, но даже его, возможно, ты не достигнешь.