Рыжая племянница лекаря. Книга вторая (СИ) - Заболотская Мария. Страница 53

Я, проснувшись окончательно, сообразила что главарь успел срезать с головы Хорвека прядь волос, за которой и явился сюда среди ночи тайком от своих людей.

— Что молчишь, бес? — спросил с вызовом Глаас. — Разве я не самым верным способом определил, что ты украл тело покойника Ирну? Об том я лишний раз не болтаю, но мой дед был в услужении у Белой Ведьмы Юга, и рассказал мне немало о том, как распознать колдовскую опасность в человеке. Не раз мне пригождались его советы, но вот одержимого демоном я встретил впервые. Видать, совсем поганью был Ирну, раз ему не выпало полежать спокойно в могиле.

— Белая Ведьма Юга? — только и переспросил Хорвек.

— Да, она, — мастер Глаас негромко откашливался, растирая горло. — Слыхал о ней? Когда-то она сравнялась в силе с королями, да вот только недолго продлилось ее владычество, и магия не спасла ее от костра. Да что я с тобой говорю — вам, поганым бесам, положено лучше всех знать о Белой Ведьме. С вашим проклятым племенем она всегда водила дружбу. Что же делать с тобой, одержимый?..

Последние слова мастер Глаас произнес с неподдельной озабоченностью, и я поняла, что жадность в нем сейчас борется со страхом. Он мог убить Хорвека, объявив своим людям об истинной сущности того, кого они знали как Ирну-северянина. Но после этого пришлось бы прикончить и меня с Харлем — никто бы не поверил, что спутники дьявольского создания не тронуты бесовской или колдовской порчей. Вместо двух рабов и одного пленника, чья голова стоила полсотни золотых, старый разбойник получал трех покойников, которые представляли какую-либо ценность разве что в глазах голодной нечисти с пустошей. Даже голову Ирну не вышло бы прихватить с собой — слишком силен был ужас людей перед темным колдовством, которым, несомненно, был отмечен одержимый.

— Не в добрый час вы попались мне, — бормотал мастер Глаас. — Недаром духи накануне выли, как оглашенные… Ты ведь вскоре начнешь убивать — все одержимые убивают, словно взбесившись. Ну, говори, какой срок тебе отмерен? Не знаешь? Или не хочешь признаваться? Выдержат ли цепи?.. Но если я успею отдать тебя в руки палачу до того, как придет время безумия — никто не узнает, что ты не Ирну, мало кто умеет в наше время распознавать бесов…

Хорвек ничего не отвечал, спокойно ожидая, к какому же решению склонится старый разбойник. Тот кряхтел и ругался сквозь зубы, проклиная и людей, и демонов, и собственное невезение, но в итоге хлопнул себя руками по коленям и воскликнул:

— С нечистью Сольгерова поля который год уживаюсь, и с тобой, демон, совладаю. Ты, темная тварь, украл у меня голову Ирну, но я своей выгоды не упущу. Прирезать тебя я всегда успею, не так уж ты силен, раз позволил заковать себя. Ничего не меняется в нашем уговоре — я везу тебя в Ликандрик, и только попробуй выкинуть какой-нибудь фокус! Не жить тогда твоей девке!

— Я согласен, — ответил Хорвек все так же спокойно и мирно. — Мне все равно, куда и зачем ты меня везешь. Но с головы Йель не должен упасть даже волос, запомни это.

— Не в твоем положении грозить мне! — огрызнулся Глаас, однако в голове его послышались нотки неуверенности.

— Лучше тебе не проверять на деле, пусты ли мои угрозы или нет, — негромко ответил Хорвек, и, хоть глаза его на этот раз не загорелись красным огнем, Глаас невольно подался назад, натолкнувшись при этом спиной на какой-то мешок. Что-то упало, и шум привлек внимание дозорного — я услышала обрывки проклятий и недовольное кряхтение.

Мастер Глаас, разумеется, не желал, чтобы его застали рядом с пленниками, поэтому тоже выругался, завертевшись на месте. Но судьба решила выказать сегодня благоволение к старому разбойнику — да и к нам, его пленникам. Ночь прорезал многоголосый вой, переходящий в знакомый мне зловещий хохот: где-то неподалеку подавали голос псы-оборотни, вышедшие на ночную охоту.

— Это что еще за погань? — пробормотал Глаас, насторожившись. Должно быть, он обучился узнавать местную нечисть по песням, которые она заводила ночью, и этот мотив оказался ему незнаком.

Вой испугал лошадей, раздалось громкое ржание, топот — кони переступали с ноги на ногу, всхрапывали, били копытами по каменистой земле. Послышались недовольные возгласы разбуженных шумом разбойников, а еще спустя пару мгновений свою лепту в суматоху внесли и собаки, отзывавшиеся на вой далеких собратьев громким скулежом и рычанием.

— Неспокойной будет эта ночь, — мастер Глаас выглянул из повозки, выжидая случай, чтобы покинуть ее как можно незаметнее. — Что за твари решили сегодня к нам наведаться, а, проклятый? Не твои ли приятели?

— Вряд ли их можно так назвать, — ответил Хорвек, также внимательно прислушивавшийся.

— Отродье лживых бесов, — фыркнул старый разбойник, ничуть не поверивший своему пленнику. — Можешь не сомневаться, мои ребята подпалят шкуру твоим дружкам, а до того — славно продырявят ее. Тебе не уйти от меня, пока я не получу свое золото.

— Да, им вряд ли справиться с твоей шайкой, — спокойно согласился бывший демон. — Но, все же, прими один добрый совет от меня. Следи в оба за своей псарней. Те существа, что воют там, вдалеке — дальние родичи твоих собак, и имеют власть над любым из песьего племени.

— Эти псы не первый год с нами! — раздраженно бросил Глаас, выбираясь наружу. — Вернее любого человека!..

— Дело твое, — ответил Хорвек в обычной своей манере, то есть — с безразличием, и Глаас, еще раз выругавшись, громко приказал, теперь уже не таясь, чтобы мы тоже покинули повозку. Харль единственный изо всех продолжал крепко спать, и я вытащила его наружу, как тряпичную куклу, приговаривая: «Не бойся, не бойся, дружок!».

Вой, переполошивший и людей, и животных, приближался. Нас, пленников, оттеснили к почти затухшему костру, где нам не отсавалось ничего другого, как сесть на голую землю, сбившись в кучку. Люди Глааса, уже вооружившись, ждали атаки и по их умелым действиям было ясно, что это не первая подобная ночь в их жизни. Пустоши и впрямь были суровым местом, где выживали только те, кто знал толк не только в нападении, но и в защите. Я заметила, что Хорвек не отводит глаз от собак, беспокойно бегающих у повозок, и увидела, как он покрепче перехватывает цепь, словно готовясь вновь кого-то ею душить.

Но мастер Глаас тоже был человеком внимательным, и, несмотря на естественное недоверие к бывшему демону, умел ценить советы.

— Кирру, Сильтус! — крикнул он, деловито указывая рукой в сторону повозок. — Привяжите собак, да покрепче!

— Зачем же это, мастер Глаас? — недоуменно спросил кто-то из названных, невысокий и кривоногий разбойник, которого я успела невзлюбить за то, что он несколько раз за сегодня толкал меня, якобы невзначай.

— Затем, что я так сказал! — гаркнул главарь, вглядывающийся в ночную тьму, которая исходила сатанинским оглушающим хохотом.

— Да разве ж помешают собаки, если кто попробует пробраться под повозками? — продолжал пререкаться кривоногий. — Никогда от них еще вреда не было!

— Кирру, сказано тебе — привяжи чертовых собак! — по-медвежьи зарычал Глаас, враз отбив у кривоногого всякую охоту спорить. Вместе со своим товарищем зловредный Кирру, чье имя я наказала себе запомнить, принялся ловить псов, шерсть на загривках у которых стояла дыбом.

— Что за существа воют там, мастер? — негромко спросил у Глааса молодой парень, которого прочие дразнили Солью из-за лица, усеянного мелкими светлыми оспинами.

— Не знаю, однако какие бы демоны их не подослали — в их шкуре все равно можно проделать дыру, железом, серебром или огнем! — Глаас ухмыльнулся, и метнул взгляд на Хорвека, словно проверяя, услышал ли пленник его слова.

Громкое рычание и крик заставили всех повернуться — один из псов, которых Кирру тащил за ошейник, набросился на разбойника и принялся рвать его куртку, пытаясь добраться до горла. Руки у кривоногого были залиты кровью — он потерял нож, который успел выхватить, и он мог разве что загораживать шею да отталкивать взбесившегося пса. Происходящее стало неожиданностью для разбойников, привыкших доверять своим собакам едва ли не больше, чем друг другу. Первым пришел в себя мастер Глаас, лучше других понимавший, что за бешенство овладело псом. Подскочив к Кирру, лежавшему на земле, он одним сильным ударом меча перебил хребет псу, и тут же добил его, отрубив голову.