Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна. Страница 61

Два солнца, окружённые вытянутыми кругами траекторий, на которых замерли небольшие сгущения планет, медленно вращались, отбрасывая призрачный свет на лица предводителей племени звездочётов.

Хранители памяти забормотали заученные намертво слова древнейшего наставления, освежая в памяти то, ради чего они жили.

— Ветрис такой же, как его описывал учитель, — сказал другой хранитель. Похожие, словно близнецы, они сознательно уничтожали всякое различие во внешности, чтобы соблюсти тайну. — Но слишком молод для своей доли.

— Значит, он недавно вышел из купели своего Сердца, — пожал плечами другой звездочёт. — Как и сказано в Памяти.

— Но к Отцу должна идти последняя из правительниц Империи, — возразил третий, прикасаясь пальцем к изображению. Вокруг солнц возникло кольцо, обросшее лучами, и появились символы, которые он тщательно изучил. — Иначе Тьма придёт, когда мы будем не готовы.

— К Отцу должны идти все. Смотрите, — указал на знаки хранитель. — Время близится. Последовательность такая же, как в книге Учителя!

— Время пришло, — хранители дружно встали, и поклонились исчезнувшему сиянию.

— Нужно найти правительницу в подземельях дварфов, может быть, она еще жива, — уверено сказал говоривший с Ветрисом. — Пошлём его и два десятка самых слабых в Мастерстве, солнечный свет и настой трав удержит голодных духов.

Морстен почувствовал своих тхади. Они были рады восстановить связь с господином, но при этом находились в затруднительном положении. Не пленники, и не гости, а что-то среднее.

— Кажется, эта проблема скоро разрешится, — спокойно сказал он остальным, подбрасывая в костёр еще топлива, чтобы сделать его еще заметнее. — Вскоре после восхода солнц здесь будут горцы и Ветрис. Кажется, его кто-то хотел видеть?

Киоми фыркнула так громко, что Надира не удержалась и прыснула в кулак, за что и поплатилась тычком от служанки и первой хранительницы безопасности под рёбра. Лаитан, облизнув потрескавшиеся губы, пригладила ладонью волосы, гадая, действительно ли теперь выглядит, как древняя старуха? «Тоже мне, проблема, — подумала она, — тебе не носить матерей и жён, тебе не ходить под светом двойного солнца и не жить до седин во дворце Империи».

Хотя, седины уже, кажется, прилагались.

— Мы должны идти, — упрямо сказала Лаитан. — Сейчас. Если хотим выжить, — дёрнула она плечом, словно мёрзла. Властелин никак не отреагировал на её порыв. Он пока что оставался один, но его это, кажется, вообще не волновало.

— Киоми, Надира, собирайте всех, кто способен идти сам. Они помогут тем, кто еще не пришёл в себя. Если мы не выберемся из ущелья, спасать и встречать будет некого.

— Но, госпожа, варвар и царь долины придёт за тобой, — на последних словах Киоми как-то сбилась, будто в душе сожалея об этом. — Не стоит ли подождать его? Идти одним, в ночи, по незнакомым местам, рискуя сорваться вниз и сломать шеи.

— Солнце скоро взойдёт, — посмотрев на то, как бледнеют, медленно линяя в серое, звезды, сказала мать матерей. — Почему ты споришь с моими решениями, Киоми? — сощурившись и блеснув зеленью глаз, спросила Лаитан. Вопреки привычкам, Киоми не опустила взгляда, а лишь выпрямилась и встала на пути своей госпожи.

— Мне кажется, пещеры помутили твой разум, госпожа. И я, как хранительница твоего покоя и твоей жизни, не хочу тебе зла. Останемся до рассвета хотя бы, чтобы видеть, куда ступать.

Лаитан бросила взгляд в сторону. Чернила дрогнули рядом с ободом костра, не решаясь перелиться через незримую черту, и сложились в подобие свернувшегося у огня огромного животного. Лаитан почувствовала, как задрожали её губы. Видения в пещере вернулись, прочно поселившись в голове и теперь уже казались ей истиной правдой.

Зверь в темноте беззвучно зевнул, клацнув пастью, и снова превратился в самую обычную ночь, разбившуюся на капли, когда в неё неслышно шагнул Морстен. Он встал рядом с матерью матерей, держась к ней чуть ближе, чем к Киоми, которая тут же попыталась испепелить его взглядом.

— Это ты её запугал, мерзавец? Ты что-то сделал с ней? Ты всегда во всем виноват. Не удивлюсь, если это ты завёл нас в ловушку с пещерами, а не какие-то духи.

— Киоми, — холодно прервала её Лаитан, — он спас нас всех. Он, а не варвар или ты. Мы стали бы обедом злым духам…

Её слова прервались громким стоном. Через минуту мимо пронесся, долбясь о стены ущелья и безжалостно перемалывая в труху старые кости, дварф. Держась обеими руками за свой шлем, в котором болталась лысая голова, он то и дело перебегал от камня к камню, стуча шлемом об них, падая и снова вставая на ноги.

— Горе мне и моим предотцам! Горе моему роду и всем дварфам мира! Горе предателям, считавшими себя победителями! Нас выбросили прочь, изгнали, не допустили до родной скалы! А потом столько оборотов солнц лгали нам, будто мы сами ушли и стали жить, будто мать-скала исторгла нас однажды, а Двойной Топор повёл прочь, к лучшим местам, где породы богаты рудами и самоцветами! Но ничего, ничего! — громко вопил дварф. — Они поплатились за свою жадность. Поплатились за свою гордыню! И я, я тоже должен был остаться среди моих предков. Не надо было мне выживать, не надо мне было видеть такое, о чём я не смогу рассказать своим родичам! Как же они теперь пойдут здесь? Как проложат путь? Как же они избегнут кровожадных клыков своих бывших предков? Горе мне, горе!

Морстен покосился на выплёскивающего свою скорбь дварфа, и вскользь заметил:

— Для выглядящего древним старцем он очень сильно стучит шлемом по камням. Хотя заботиться о внешнем виде сейчас и некогда, но это даёт надежду на то, что тело восстановится, — он провёл рукой по своим коротким волосам, серебрившимся в свете костра. — Но седина останется. Почему ты считаешь, что нам нужно уходить немедленно, Лаитан? В чём ты видишь угрозу? В горцах? Они опасны, раз уж смогли захватить в плен моих тхади. По крайней мере, хитры. Но с хитростью можно бороться хитростью. Или есть еще что-то, чего ты боишься? Пройти через подземелья мы вряд ли сможем, это правда. Я не был там, и если смог справиться с десятком тварей, питающихся жизненной силой, это не значит, что могу выдержать бой с сотней. Всему есть пределы, и моим силам тоже.

Он помолчал, дождался, пока Гуррун подбежит поближе к костру, и быстрой подножкой сшиб его наземь. Прижав дварфа к земле, Морстен громко сказал ему прямо в ухо:

— Успокойся, дварф, — чувствуя, что не удержит долго, повелитель Севера стиснул руку Гурруна, выворачивая ее. Боль должна была пробиться через скорбь. — Успокойся! Все кто мертвы — мертвы. Мы живы, и нужно идти дальше.

Звезды совсем истёрлись, угасая, но серость рассвета еще не спешила окрасить тьму в свои цвета. Наступило самое голодное время, в часы которого из могил вставали покойники, а потерянные души стучались в ставни крепко заговорённых домов и скреблись на южных окраинах в хижины своей родни.

Где-то далеко завыл какой-то зверь. Жалостливо и осторожно, словно тоскуя по солнцу и опасаясь больше его никогда не увидеть. Лаитан услышала шуршание, как будто со стен ущелья начали осыпаться мелкие камешки, сливаясь в струйки пошире и побольше, увлекая за собой камни покрупнее. Остальные тоже замерли, и только дварф, обессиленно припавший к земле предков, стонал и колотил себя железным кулаком по шлему, причитая о своих предках.

Шорох усиливался, и Лаитан сложив пальцы кончиками друг к другу, выбросила их вперёд, звякнув браслетами под одеждой. Яркая вспышка высветила шевелящийся ковёр, сползающийся к огню костра. Огромная, ползущая и дрожащая, как жиле, масса скорпионов с острыми жвалами и воинственно поднятыми хвостами, стеклась отовсюду, пытаясь заползти на стены. Пока ей это не удавалось, но колыхание и дрожь усиливались до тех пор, пока из ковра насекомых не сложилась исполинская фигура человека с протянутой к группе людей рукой. Беззвучно дрогнули губы Киоми, едва слышно скрипнул меч властелина, выходя из ножен, утонули в шорохах звон и трепет браслетов Лаитан. Люди, сбившись в кучку, попятились, прижимаясь к стенам, пока роящаяся на земле масса не брызнула в стороны крылатыми тварями.