Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна. Страница 73

— Они сказали, что мой народ не придёт к Отцу, — без пояснений начал дварф. — Они проводят их всех до этого места, но на последнем этапе мои братья не будут рядом. А еще они сказали мне, что я не имею права сокрушаться о прошлом, если не совершу достойных деяний в настоящем во имя будущего моего народа.

Дварф поднялся и пошёл прочь. Одинокий, молчаливый и непривычно тихий, оставив на плечах Лаитан свой дорожный плащ. Медноликая и Морстен переглянулись, но ни слова не сказали, а утром их выпроводили прочь, составив компанию по обеим сторонам от отряда. Так прошли целый день и вечер, в итоге которых без происшествий решили заночевать вдали от выхода из пещер, все еще стараясь лишний раз не пересекаться с теми, кто потерял доверие других.

Горец по имени Семь Стрел, о чем-то переговаривавшийся с северянином, иногда поглядывал на Лаитан, чем вызывал у нее чувство беспокойства. Во взгляде горца не было ничего, кроме интереса. Он как будто постоянно что-то хотел спросить у матери матерей, но то ли не решался, то ли у него не было повода. Или доказательств. И Медноликая нервничала, ловя на себе эти взгляды каждый раз, когда поднимала глаза и натыкалась на обмотанное красно-черной тряпкой лицо горца. Его роскосые глаза, наполнявшиеся золотом на рассвете и угасавшие к полуночи, казались Лаитан чем-то таким, что пришло из древних легенд. Она нередко думала, а не такими ли должны были стать имперцы, если бы не вырождались. И так ли уж был неправ их Учитель, уводя осколки народа прочь. Горцы сохранили то, чего лишилась сытая и огромная Империя — сила, мудрость и традиции предков. Горцы сохранили себя, пусть это и стоило им многих сотен лет одиночества и заключения вдали от цивилизации. Впрочем, пусть группа красно-черных была в разы меньше всей Империи, но вырождение, вроде бы, не коснулось их народа, оставив им живой блеск разума и яркость золотой крови. Лаитан бы дорого дала за секрет этого народа, родственного ей по крови, но не по духу.

Семь Стрел подошел к ней и задумчиво произнес:

— Медноликая Лаитан, я только что говорил с северянином. Вскоре дорога пересечет пути караванщиков, которых мы как раз ждали перед тем, как вы пришли. Они должны были привезти новые припасы и обменять их на наши охотничьи трофеи.

Взгляд Семь Стрел неотрывно следил за реакцией Медноликой. Она не восприняла эту новость, как нечто пугающее, продолжая смотреть на горца спокойно. Тот улыбнулся под своим красно-черным платком, и улыбка эта отразилась в его глазах. Да еще мелкие морщинки лучиками разбежались по коже, когда он смотрел на Лаитан. Так ничего и не поняв, она пожала плечами и отошла к своему месту у костра. Морстен остался сидеть на большом камне, на котором были вырезаны графические руны направления путей. Тут сходился дальний южный путь, дорога обратно к Трехязычью и горцам и путь к Отцу-Океану.

Утром их разбудили песнями, плясками и запахом горелой травы, которую прибывшие караванщики традиционно бросали во все, от молока до мяса, как приправу и средство от поноса.

— Что? Где? — подскочив с постели рядом с кострищем, не поняла Лаитан. Она так и осталась спать у огня, не решаясь пойти к своему лагерю и не подойдя ближе к тхади, у которых наверняка было тепло и хорошо, и никто не хотел отпилить голову собрату во сне. Все же, этот народ был проще, предпочитая раскалывать черепушки в бою и за право быть главой клана.

Пёстрые краски южных одежд, неизвестные Лаитан длинноногие горбатые животные, покрытые косматыми коврами, суетящиеся повсюду люди и громкие песни во славу восхода, стихий, мира и чего-то еще непотребного, но дающего силу рода и возможность продолжать его постоянно.

— Откуда это все? — пытаясь перекричать гомон толпы, обратилась Лаитан к Надире, которую ухватила за рукав одежды. Травница выглядела такой же ошеломлённой.

— Южане, моя госпожа. Пришли с той стороны, через великую пустыню.

— Сами? — зачем-то уточнила Лаитан. Надира нервно хихикнула. Медноликая ничего не понимала. Зачем тут оказались эти люди? Куда они шли? Откуда узнали про поход к Океану?

Все выяснилось довольно быстро.

Караван с южанами двигался по своим делам, когда их люди начали умирать от неизвестной проказы. Язвы и гнойники покрывали тело за считанные часы, умерщвляя человека в адских мучениях. Посовещавшись с духами или богами пустыни, они решили двигаться по старой дороге, которой давно уже не пользовались их караванщики. Дорога вывела их к горам, где они рассчитывали найти приют и продолжить путь в обход пустыни.

Объяснения на ломаном имперском с примесью ругательств кочевников показались Лаитан неубедительными, но Морстена нигде не было, а у Ветриса оказались совсем другие проблемы. Как и у всех долинцев.

Лаитан, подошедшая ближе, застала настоящий торг за право первым взять в жёны варваров.

— Слушай, два мешка изюма дам! Хороший цена, лучше, чем за девственницу с островов! А их там, сам знаешь, не найти почти, — хлопал себя по широким цветастым штанам караванщик. Во рту у него блестел золотом и серебром целый набор зубов, которых, как показалось Лаитан, было больше положенного.

— Это все Морстен, побери его подземные твари, — рычал сквозь зубы варвар, наставляя меч на южанина, который выглядел мирно и дружелюбно, если бы не ощупывающий задницу варвара взгляд. — Надо было ему глотку перерезать, когда была возможность.

— Зачем резать? Ты слушай, что я говорю, варвар. У нас хороший народ, дружелюбный, гостеприимный. У меня уже три жены, четыре женщины, и я хочу позвать тебя жить в моем доме. Будешь мыть посуду, мыть детей, охотится, приносить мне добычу. Я позволю тебе идти рядом со своим вакраком! Большая честь, долинец!

— Спасибо за предложение, весьма щедрое, — процедил сквозь зубы Ветрис. Его люди сгрудились вокруг, откровенно не понимая, что тут происходит и почему сватаются к их вождю, а не к какой-нибудь жрице или Лаитан.

— Женщина, чего стоишь? Ну-ка, накрывай на стол, у нас будет праздник! — грубо пихнул её в бок какой-то до черноты смуглый и худой южанин. Лаитан даже не успела ответить, когда он цокнул языком и, сплюнув, произнёс:

— Хах, ошибся. Тебе нельзя накрывать стол, ты больная, остриженная. Пошла вон, нечего тут проказу носить!

Очередной тычок едва не отправил Лаитан лицом в угли неподалёку, но она поймала руку южанина своей и с силой оттолкнула от себя. Пришлый завопил, как его ездовой зверь, поджав кисть и пряча её в пёстрых одеждах. Лаитан, неосознанно применившая силу, увидела, как из-под одежды человека струится лёгкий дымок.

Она удивлённо посмотрела на свои руки и поняла, что все они покрыты теми же язвами и гнойниками, о которых говорили южане. Лаитан испугалась, метнувшись к своему лагерю. Но люди, завидев её, шарахались в стороны, с криками бросались на неё с оружием, пытаясь убить или ранить. Лаитан металась по лагерю, снося лежаки и пытаясь спрятаться. Все её служанки бросались на неё, долинцы метили в голову камнями, южные племена уже седлали своих животных, подгоняя их длинными палками, собираясь загнать её, будто дичь, и забить камнями. Медноликая попыталась докричаться хоть до кого-то, но никто не приходил на помощь. С тела отваливались куски плоти, уже не похожие на чешуйки, а представлявшие настоящие ошмётки кожи и мяса. По рукам и ногам разлилась боль, будто с неё заживо содрали кожу, а затем сунули в бочку с солью, оставив только голову. Кто-то уже запалил факелы и теперь пытался тыкать длинными палками со смолянистыми горящими навершиями в тело Лаитан, прижигая её раны. Она кричала, пока не сорвала голос до хрипоты, и тогда перед ней появился Посмертник, схвативший её одной рукой за подбородок и приподнявший над землёй на вытянутой руке.

Медноликая Лаитан затрепыхалась в железной хватке Посмертника, задыхаясь и извиваясь от боли.

— Отродье капитана, кровь от крови его, плоть от кровосмесительной плоти, вырожденка и урод, — прошипел он, глядя на Лаитан. Маска из кожи и серой плоти ухмылялась, растягивая огромный рот в кривой улыбке, а глаза леденили душу, выпивая её. Лаитан кожей ощущала, как под пальцами Посмертника разлагается её кожа, а вокруг кричали и улюлюкали все собравшиеся народы.