Тёмное солнце (СИ) - Евдокимова Лидия Григорьевна. Страница 88

Ветрис, избавившийся бы от всех лишних златокровых, бросил к ногам Морстена предложение о союзе, потрясая Лаитан, как добычей. Словно олень с перерезанной глоткой, она болталась бы в руках варвара, без возможности спорить или позвать на помощь.

Но больше всего верилось в то, что Ветрис так же легко убил бы и властелина. Осознав, что Лаитан не собирается лично пускать ему кровь, а он не жаждет свернуть ей шею, варвар забеспокоился. Или то, что влияло на него.

Жрица все же опомнилась и ударила стальным клинком. Изогнутые отростки у гарды сцепились с лезвием Медноликой, вышибив сноп тусклых искр. Лаитан резко дернула рукой, выкрутив запястье, и меч жрицы отлетел в сторону, проскребя по лезвию оружия своей госпожи. И тут же второй клинок Лаитан, скользнув снизу вверх, распорол щеку и часть плеча жрицы. Убивать Лаитан не собиралась, но и звание Мастера ей не дарили, за него приходилось сражаться с детства.

Приметив последнюю жрицу, Лаитан поспешила к ней, когда в спину что-то толкнуло. Медноликая оглянулась, не понимая, кто мог толкнуть ее, и встретилась взглядом с Киоми. Та стояла неподалёку, руки ее были пусты, а взгляд выражал крайнюю степень ненависти.

Лаитан сдвинула брови, сделала шаг и…

Вывалившись из пространства теней, Лаитан закричала от боли. В спине, в левой лопатке торчала рукоять короткого и тонкого ножа. Раздробленная кость и порванные мышцы горели огнём, в глазах темнело от судорог боли. Вся левая половина тела начала терять чувствительность. Видимо, у Киоми не было цели убить госпожу, по совету Ветриса оставляя ей жизнь. Но отравить или поранить она могла на свой вкус и выбор.

Достать из лопатки нож сама Лаитан не могла. Помощников пока не находилось, и она начала постепенно двигаться в сторону Морстена, рядом с которым уже не видела варвара. Тхади оттеснили долинцев, охотницы сгрудились в кучу под ударами отряда Тайрат и Галан. Лаитан осмотрелась, чувствуя, как ноги перестают держать ее. Киоми пропала.

Морстен, кружа и уворачиваясь от ударов и выпадов, танцевал, дотянувшись до всех, в ком чувствовал золотую кровь, кроме Лаитан, и закрепляя каналы силы. Выныривавшие из тени жрицы, получая невидимую нить, снова уходили в тень. Некоторые из них, проявлявшие агрессию, падали, удушаемые невидимыми нитями, но прочие, охваченные охотничьим инстинктом, не обращали внимания на прикосновения тонких липких нитей, смахивая их, как паутинки.

Лаитан, замерцав в поле зрения Морстена, куда-то пропала. «Куда же ты, глупая девчонка, — напрягся Гравейн, расширяя охват, но добился совершенно неожиданного для себя результата. — Ветрис. Зараза!»

Варвар ворвался в его взгляд, мысленный, а после — и обычный, как раскалённый серебряный метеор. Тяжёлый тёмный меч, удачно выставленный властелином севера, отлетел в сторону от мощнейшего удара, способного сносить крепостные стены, а зрение помутилось, запутанное серебряной дымкой. Темнота окружающей ночи, озаряемая только огнём угасающий кострищ, обрушилась, как мельничный жернов, давя к земле и заставляя дрожать колени.

— Наконец-то я тебя достал! — прорычал охваченный серебряным сиянием Коэн, рассыпающий искры со своего защитного поля, и грозно сверкающий белым пламенем во взоре. — Проклятый убийца, ты обещал мне поединок!..

— И кого же я убил, позволь спросить? — уворачиваясь от мощнейших выпадов и тычков, выговорил Морстен. Вокруг него соткалась такая ненадёжная, но привычная пелена темноты, размывающая силуэт и мешающая прицелиться противнику. — Из твоих никого не помню. Нескольких даже отпустил.

— Ты не должен жить, — Ветрис размахнулся рукой, с которой сорвались вспышки белого огня, вырвавшие куски из полога тьмы вокруг северянина. — Ты, проклятый…

— Я и не живу, — рыкнул Морстен, понимая, что тянуть не стоит. Лаитан исчезла в тенях, но стрелы охотниц еще свистели над его головой, не причиняя вреда, но отвлекая. Еще несколько десятков секунд, и имперские сестры пристреляются, и будет неприятно. Жрицы, отвлечённые Медноликой, пока не атаковали Властелина, и он почувствовал благодарность к своей невольной союзнице. — Так. Мучаюсь. От ощущения несовершенства этого мира, в котором рождаются такие уроды, как ты, Навигатор Ветрис!

Нити Тьмы, протянутые от самого Замка, и крепко увязанные с сутью всех сестёр, принимающих участие в этой братоубийственной схватке, задрожали, повинуясь приказу повелителя, и выплеснули строго отмеренное количество силы в свои якоря.

Множественный вопль, исторгнутый из десятка глоток, показался Гравейну оглушительнее боевого рога ударного отряда тхади, если бы таковые внезапно нарисовались на горной тропе. Несколько дымных черных факелов пронеслись, вырываемые из теней раздирающим плоть и душу потоком энергии Тьмы. Стрелы больше не летели, а выжившие жрицы, потеряв сознание, рухнули на камень, подёргиваясь в мучительных судорогах.

На краткое время даже Ветрис был выбит из равновесия одновременностью какофонии и вспышек золота и темноты, ослепивших его и сквозь серебряный щит. Мотнув головой, он обнаружил перед собой лишённого покрова тени Властелина, и, заревев от ярости, взмахнул своим мечом, стремясь снести голову с плеч ненавистного Морстена.

Больше всего Коэн ненавидел его сейчас за то, что он разгласил тайну, которую Ветрис хранил пять тысячелетий. Вряд ли кто-то еще мог расслышать в шуме и лязге сражения эти слова, но, сказанные однажды, они уже сработали. Что знают двое — известно и свинье.

«Если защита не пропускает ничего, то ее владельца можно одолеть, только сковав», — подумал Морстен, медленно проявившись за спиной варвара, чей сверкающий клинок пронесся через распавшееся пеплом тело двойника северянина. Этому фокусу он научился едва ли не сразу после присяги Тьме, но применял редко. Потому сейчас это стало сюрпризом для воина, потерявшего равновесие и упавшего на одно колено. Удар мечом плашмя по затылку прошёл сквозь сияние защиты, передав сотрясение голове и мозгу внутри черепа. А соскользнувший, словно плащ, покров тьмы надёжно обволок упавшего варвара, спеленав его.

Морстен, опираясь на свой клинок, старался не упасть на колени от накатившего приступа слабости, и пытался ощутить сквозь рассеявшееся облако серебряного и тёмного пепла, что же происходит вокруг. Тхади, все пятеро, еще отмахивались от варваров-безымянных, и никто не был убит, ни среди тех, ни среди других. Порезы, раны, отрубленные пальцы — не в счёт.

Перед ним, впереди и в стороне от лежащего ничком Ветриса, потерявшего сознание, из ниоткуда соткались золотистые искры, сложившиеся в силуэт. Лаитан с ножом, торчащим в лопатке, опустилась на колени, и упёрлась в землю целой рукой.

Выругавшись, Морстен медленно двинулся вперёд, раздвигая неожиданно сгустившийся воздух.

Ночь вспыхивала огнями, заставляя глаза болезненно щуриться. Слезы от яркости вспышек застлали глаза, покатившись по щекам. Лаитан часто моргала, стараясь рассмотреть хоть что-то, но неуклонно падала вниз, притянутая болью и ядом клинка.

Обычно подлые удары в спину доставались только северянам, и на эту тему Морстен любил высказываться каждый раз, оправдывая этим свои поступки, когда тащил очередную жрицу из-под клинка врагов.

Самое обидное, самое унизительное во всем этом было то, что сама Лаитан не могла избавиться от оружия в спине. Нож Киоми не убивал, он выводил из строя, и это раздражало Лаитан еще больше. «Лучше бы она меня насмерть отравила. Или голову снесла, или силой уничтожила, чем так, унизительно и на коленях корчиться от беспомощности», — думала она, высматривая своих и чужих.

Перед ней развернулся полог темноты, откуда вышла фигура властелина, двигавшегося странно медленно и осторожно. Кажется, эта схватка потратила у всех больше сил, чем было необходимо. Любое противостояние между некогда родными и близкими людьми, слугами и правителями отнимала больше, чем любой враг из вне.