Обратное зеркало (СИ) - Шарапов Кирилл. Страница 31

- Лучше, если я тебе скажу, а не другие. На днепровских порогах во время переправы на обоз с данью напали. Летучий отряд хазар в сто пятьдесят воинов налетел словно из ниоткуда. Сотня отбилась, правда сильно поредела. Но Данила Святославович был тяжело ранен, его довезли до Китежа, и он сразу попросил вызвать князя. Говорят, Мстислав, узнав о его просьбе, выскочил на княжий двор в одной рубахе. По словам свидетелей, Данила шепнул князю несколько слов, выслушал ответ, замотал головой, сказал еще что-то, Мстислав кивнул, Данила улыбнулся, сказал: "Любо", и умер.

- Когда пришла весть? - спросил с тоской в голосе Ингвар. Он так старался, чтобы дрожь в голосе не заметил Ратибор. И воевода сделал вид, что не заметил. Непослушная слеза скатилась по щеке Ингвара. Он так хотел ее стереть, но руки не слушались. Ярослава же продолжала говорить:

- Неделю назад прилетел голубь от отца. Он написал, что остатки новгородских ратников выйдут сегодня. С ними идут две китежские сотни тяжелой пехоты, которые сопровождают обоз с оружием. Тело Данилы было упокоено в Китеже. Через месяц обоз и сотни будут здесь. Это, как ты и хотел, конец мая. - Затем, глянув на воеводу, тихо сказала, - поговори с Ратибором, а я еще попозже зайду. - Она аккуратно убрала свою ладошку и исчезла. Ратибор повернулся, его единственный глаз смотрел на князя насторожено.

- Что с дружиной? - спросил Ингвар.

Ратибор на секунду замялся:

- Полегла, князь, дружина. Почти вся. Ратники, которые с тобой шли, погибли почти все. С поля на ногах ушло человек пятьдесят. И сотню раненых я вынес. Остальные мертвые. В моей части дружны уцелела сотня. И сотня раненых. Так что считай: уцелело сто пятьдесят у тебя и двести у меня. Всего триста пятьдесят, из которых двести раненых, девяносто из них очень тяжелые. Еще половина никогда больше не сможет держать меч. Ты меня конечно прости, князь, но это - разгром.

Ингвар нахмурился.

- Да ладно, воевода. Чего душой кривить? Ты прав - это поражение. Но война еще не кончена. Кстати, какой сегодня день?

Ратибор замялся:

- Сегодня двадцать четвертое марта, а ранили тебя десятого.

- Что говорят в народе?

- Вот здесь ты, князь, не поверишь. Люди в ярости, у всех на устах одно слово - "месть". В дружину, что почти заново создается, идут сотнями. Даже кривичи и меря идут. Не так много, но сотню из них собрать можно. Сейчас на воинских дворах тренируется чуть больше двух тысяч воинов. Из них пять сотен Новгородских дев. Так что к концу июня мы будем иметь две с половиной тысячи дружинников.

- Хорошо, - сказал Ингвар. - А теперь, Ратибор, расскажи, что в белоозерских лесах приключилось, после того как меня ранило, и меня с поля несли. А то только фрагменты одни. Да за одно расскажи, что с твоей дружиной случилось.

Ратибор посуровел, подобрался и начал свой печальный рассказ:

- Когда мы вышли к той веси, что твоя дружина взяла, ко мне сразу приковылял раненый десятник Хорев и передал твое послание. Мол, белоозерцев предупредили, и они знают, что мы идем малыми силами, а князь-де приказал спешно к нему присоединиться. Я быстро подобрал твоих раненых и мертвых и двинул к тебе. Отойдя от веси версты на четыре, моя дружина налетела на засаду. Мы так торопились соединиться с тобой, что мало смотрели по сторонам. Их было много. Из-за каждого дерева летели стрелы, да такие меткие, что передовая полусотня полегла в одно мгновение. Ратники опомнились и быстро выстроили стену из щитов, за их спинами укрылись лучники. Дело пошло на лад. Мы пытались атаковать, но в стороне от дороги был такой глубокий снег, что воины тут же вязли. Белоозерцы же легко передвигались на лыжах, это такие доски надетые на ноги.

Ингвар кивнул:

- Спасибо, Ратибор, я знаю, что такое лыжи. Продолжай.

- Так мы и шли под градом стрел до опушки того леса, где остатки твоей дружины бились. Мы подошли как раз к тому моменту, как ты упал. Дальше началось неописуемое. Я ударил им в спину, но мои две с половиной сотни не могли ничего изменить. Вадима я увидел, когда тот с мечем и щитом прикрывал двух воинов, которые тебя несли. К нему прибилось еще четыре десятка ратников со штандартом. Вместе они дошли до моих сотен. Были еще отдельные островки сражающихся воинов, но они быстро гибли в этой резне. Вот с такого островка к моим рядам пробились Мал с Позвиздом и десятком воинов. В общем, мы поднажали и опрокинули белоозерцев. Загнали их в болото и расстреляли из луков. Стрелки, что были в засаде и гнали нас до места боя, попытались помочь своим, но на них случайно налетел Вадим с четырьмя десятками. Он так торопился доставить тебя к обозу, что разметал их в разные стороны: половина полегла от мечей и копий его ратников, остальных добили мои лучники. Поскольку поле боя осталось за нами, мы спокойно собрали наших раненых и убитых. Даже трофеи успели прихватить. Порубили мы их около тысячи. Когда мы почти закончили наше скорбное дело, на поле боя прискакал дозорный. Сказал, что со стороны Белоозера идут полторы тысячи воинов. Пришлось мне быстро уходить оттуда, еще одна битва похоронила бы всех. Потом было отступление, хотя я бы назвал это бегством. Налетали отряды быстрых лучников, выпускали стрелы и растворялись в лесу. В таких налетах полегло еще полсотни ратников. К вечеру мы выскочили из леса и заночевали в ближайшей веси. Через четыре дня мы были в Новгороде. Когда люди увидели тебя и все, что осталось от дружины, на базарной площади собралась толпа, которая похватала топоры и рогатины и была готова хоть сейчас идти мстить. Достаточно было найтись смельчаку, который повел бы их. Но в этот момент на площадь вылетел Гостомысл. Ему после долгих уговоров удалось успокоить народ. Он попросил их дождаться твоего выздоровления и вместе с тобой решить, как быть с Белоозером дальше. Народ успокоился не сразу и все же разошелся по домам.

- Кто из сотников уцелел?

Ратибор снова стал печальным.

- Как мне сказали, защищая тебя от топора, подставил свою грудь под удар Ерема. Но из твоих - это единственная потеря. Из моих уцелел лишь Слав. Святозара подняли на копье в самом начале боя. А Сыч был ранен стрелой в грудь в самом конце. Два дня метался в бреду, затем умер. Но знаешь, князь, я еще раз убедился в том, что ты умеешь разбираться в людях. Этот молодой сотник Олег. Ведь почти половина из пяти десятков, которые уцелели, это его воины. На нем самом ни царапины, а ведь он со своими был в самом опасном месте клина - он шел слева от тебя прямо за Еремой. На тот фланг ударила конная полусотня белоозерцев.

Ингвар удивленно посмотрел на воеводу.

- Какая конная полусотня?

- Да ты их уже не видел, тебя несли по правому краю поля. А слева из города в тыл твоему клину ударили конники. Так вот, Олег и развернул своих. Ратников Олега было не больше семи десятков. Развернувшись в цепь, они не дали конникам догнать воинов, что несли тебя. Как только белоозерцы увязли в его стене, он скомандовал атаку. В итоге, переколов всех конников, они прорвались к группе Вадима, которая выносила тебя. Из семидесяти ратников Олега, вставших грудью перед белоозерскими всадниками, осталась около сорока. Да, вот еще что. С утра тебя осмотрел лекарь, он поражается, с какой быстротой у тебя срастаются разрубленные кости. Вот его дословное высказывание: "Через три дня князь сможет встать, а через неделю будет махать мечем и скакать на лошади. Но это невозможно. С такими ранами, если и выживают, то либо становятся калеками, либо лежат месяцами, а затем годами разрабатывают поврежденные мышцы". Никак Перун тебе помогает.

Ратибор улыбнулся и вышел, уступая место Ярославе, которая тут же впорхнула в горницу, держа на руках поднос с едой.

Ингвар выздоравливал с потрясающей быстротой: через три дня он уже мог вставать и гулять по терему, иногда выходя во двор. Для этих прогулок у резчиков по дереву Ярославой была заказана трость, а Людота сделал для нее серебряный набалдашник в виде сокола, голова которого в бою могла быть использована как клевец. Во время этих прогулок Ингвар все чаще возвращался мыслями в тот день, когда он так безрассудно повел дружину на приступ Белоозера. Понадеявшись на воинскую удачу и лучшее оснащение своих воинов, он погубил в тот день почти шесть сотен человек. Это не добавляло ему жизнерадостности. Каждый день во снах ему являлся Ерема, который ложился рядом с ним, показывал на развороченную топором грудь и с укоризной смотрел в его глаза. Лучше бы он обвинял Ингвара в своей смерти, только бы не молчал. Его взгляд подавлял в Ингваре всю тягу к жизни. Потом в горницу заходили простые ратники, кто с отсеченной головой, которую держали в руках, с отрубленными руками и ногами, распоротыми животами. Каждый из них садился напротив Ингвара и, молча, смотрел ему в глаза. Эти ночные кошмары привели его к состоянию, в котором он теперь находился постоянно. Он перестал есть, он боялся спать. Ингвар знал, что, как только закроет глаза, придут они, молодые и не очень, смелые и трусливые. Да и какая разница, какие они, просто в тот день он убил их. Ярослава ничего не могла поделать с его состоянием. Ни ласки, ни задушевные разговоры не помогали. Ее муж их просто не слышал и не чувствовал. Рана начала вновь гноиться, на лице появилась та бледность, которая присуща тяжелобольным людям. Человек, который почти оправился от тяжелейшей раны, медленно угасал. Важные дела взяли на себя Ратибор с Гостомыслом. Первый занимался вопросами дружины, второй города. У дверей Ингвара поставили двух ратников, чтобы никто не смел потревожить князя. Ингвар перестал вставать с постели. Он так ослаб, что его приходилось кормить. Через неделю, когда он не мог больше не спать, князь закрыл глаза и пришли они. Стены горницы все раздвигались и раздвигались, и вот она достигла размеров футбольного поля.... Но Ингвар из последних сил прошептал: