До ее смерти осталось сто дней (СИ) - "Mia_Levis". Страница 12

- Малфой, ты пьян что ли? - тихо совсем, на грани слышимости.

- Я сошел с ума, Грейнджер. Просто сошел с ума, - тяжело выдохнул Драко. А потом подхватил Гермиону на руки, приглушил испуганный вскрик поцелуем и размытым движением упал вместе с ней на шелковые простыни.

========== Часть 10 ==========

- Малфой, не надо! - Гермиона всхлипнула, чувствуя, как губы Драко обжигают кожу на шее. Попыталась оттолкнуть его, уперев ладони ему в грудь, но ничего не вышло, он обхватил оба ее запястья одной своей рукой, не позволяя Гермионе ни пошевелиться, ни, тем более, отстраниться.

- Грейнджер, помолчи, Мерлина ради! Ты же сама хочешь, - тихо пробормотал Драко, а Гермиона нашла в себе силы лишь неуверенно покачать головой из стороны в сторону до того, как Малфой увлек ее в очередной поцелуй. Его сердце под ее ладонями билось так отчетливо и громко, что, казалось, Гермиона могла слышать этот звук. Хотя, возможно, это ее собственное сердце отбивало безумный ритм? Где-то в затуманеном сознании еще вспыхивали мысли - о вражде, войне и Роне, - больно жалили и быстро гасли. Гермиона пыталась удержать эти образы перед глазами, поймать спасительную нить, которая помогла бы прогнать наваждение и наконец-то отстраниться, но не могла. Все запреты и ограничения таяли, как снег под весенним солнцем, от прикосновений мягких и теплых губ.

А потом Гермиона ответила на поцелуй: робко и неуверенно. Просто немного разомкнула дрожащие губы, позволяя Драко скользнуть языком внутрь, сплестись с ее собственным. Она почему-то всегда считала, что слизеринский Принц - воплощение ледяной статуи. Холодный на ощупь. А он был горячим, и кончики пальцев жгло до боли даже сквозь ткань белой рубашки, которая была надета на Драко.

Гермиона не знала, в какой момент он отпустил ее руки, позволяя ей запустить пальцы в светлые пряди у него на затылке, привлекая к себе еще сильнее, так, что каждый изгиб тела чувствовался.

- Гермиона… - Драко произнес имя медленно, пробуя на вкус. Язык жгло, как будто после произнесенного Непростительного. Быть может, он просто не привык. - У тебя горькое имя.

- У тебя не лучше, - тихо ответила Грейнджер. Драко лишь хмыкнул и поцеловал изгиб шеи, руками обхватывая тонкую талию, немного приподнимая просторную футболку вверх. Обнажившаяся кожа живота покрылась мурашками, дыхание перехватило, и Гермиона уже сама притянула голову Драко, поддаваясь вперед. Было жарко и чуточку страшно, но касания к ее телу были уверенными и успокаивали, заглушали все опасения, завораживали, лишали разума. Быть может, и правда, о последствиях можно подумать завтра? Время плакать и рвать на себе волосы обязательно придет, но однажды ведь можно забыться? Один-единственный раз…

Гермиона уже почти отключила все доводы рассудка, когда Драко поднял руку, убирая каштановый локон, налипший на ее щеке и влажной губе. Пуговка на рукаве рубашки была расстегнута, белоснежная ткань задралась до локтя, а на предплечье…

Гермиона глухо вскрикнула и со всех сил толкнула Драко в плечо. Не понимая, что произошло, Малфой отстранился, позволяя Грейнджер сначала сесть на кровати, а потом и вовсе скатиться с нее, едва не упав.

- Грейнджер, какая муха тебя укусила? - Драко попытался подойти к ней, но она не позволила, схватив с прикроватной тумбочки волшебную палочку и направив на него.

- Не подходи! Я ведь смеялась, не верила! Убеждала Гарри, что ты просто мальчишка - потерянный, наглый и заносчивый, да! - но никак не убийца! А ты… ты… Такой же, как отец! Это он тебе сказал прийти сюда? Решил, что таким образом можно заставить меня ослепнуть и оглохнуть, не замечая, что происходит в вашем доме? - Гермионе было больно. И из-за этой боли еще и стыдно. О чем она думала? Ведь знала же, что фамилия Малфой - это как ярлык, клеймо, которое ставят на самых гнилых и испорченных волшебниках. Это у них в крови, по венам течет.

Проследив за направлением взгляда Гермионы, Драко наконец-то понял, какую оплошность допустил. В бледно-желтом сиянии света метка на его руке казалась аспидно-черной: четкой, как отторгшиеся ткани или обугленная плоть. Первым порывом было опустить рукав, но он быстро взял себя в руки. На что она надеялась, честное слово? Что он в душе плюшевый и мягкий, как медвежонок, а все его поведение - лишь показуха? Неужели Грейнджер действительно считала, что она теперь подруга для него? Да, терпеть ее общество оказалось возможным, а изредка даже забавным. И, да, он ее хотел. Но никаких благородных порывов он не испытывал, упаси Боже! Просто она была трогательно-смешной, когда смущалась, и ее явная невинность привлекала, зарождала в Драко непреодолимое желание попробовать это целомудрие на вкус, а потом испачкать ее. Сделать грязной. Как он сам. Заставить ее скрывать и скрываться. Хотелось, чтобы она зависела от его настроения, чтобы краснела, смотря Уизли в глаза. Обычные желания для сволочи, которой Драко был или, по крайней мере, стремился стать.

- Эх, твое хорошее мнение мне даже льстит в некотором роде, - лениво протянул Драко, присев на краешек кровати и лениво потягиваясь. Прятать эмоции за маской он умел непревзойденно. Учился у лучших. - Ты действительно думала, что у меня нет метки? Наивная дурочка, Грейнджер. И, да, ты права. Я просто выполняю задание. А ты что, в любви мне хотела признаться? - Драко хмыкнул, приподняв брови. Он врал. Люциус не одобрил бы настолько близких отношений с грязнокровкой, конечно. Он сам пришел сегодня, потому что действительно чувствовал желание увидеть Грейнджер, коснуться. Но ей знать об этом совершенно не обязательно.

- Не боишься, что я в школе расскажу о том, что ты тоже Пожиратель? - Гермиона старалась сдержать слезы обиды, постоянно набегающие на глаза. Еще не хватало, чтобы Малфой посчитал, будто его слова ее задели. Ей должно быть все равно!

Сконцентрировавшись на своих внутренних ощущениях, Гермиона даже не заметила, как резко Драко преодолел разделяющее их расстояние. Она спохватилась, когда было уже поздно: Малфой сжал ее запястье до хруста, Гермиона, вскрикнув, разжала пальцы, и палочка с глухим стуком упала к ее ногам.

- Грейнджер, ты же не угрожаешь мне, правда? - Драко обхватил волосы Гермионы на затылке, больно сжимая пряди в кулаке. Склонился к ее лицу, и Грейнджер тяжело сглотнула образовавшийся в горле ком - стало страшно. Чем она думала, черт возьми?! - Не советую тебе делать этого.

Драко резко отстранился и вышел, больше ничего не сказав. Гермиона же обессиленно опустилась на пол, обхватив себя руками за плечи. Перед глазами темнело, в ушах шумела кровь, а мысли разлетались, как осенние листья на порывистом ветру. Было плохо. Слезы потекли сами, застывая солеными каплями на губах. Единственное, что осознавала Гермиона - перемирию конец. Она больше ни за что и никогда не забудет, кем является Драко Малфой.

***

Три дня Гермиона не выходила из комнаты. Еду ей приносили, а все остальное время она читала, смотрела в потолок или рассеянно рассматривала кленовые листья - кроваво-алые - медленно кружащиеся и плотным ковром оседающие на клумбы с увядающими розами. Никого из семейки Малфоев она не видела, чему была несказанно рада. Она была уверена, что и Драко, и Люциус сейчас переполнены злорадством: конечно же, ее поведение было постыдным. Но больше она не пойдет на поводу у примитивных животных инстинктов. Она не такая, кроме того, любит Рона. Даже не хотелось думать, что будет в школе, когда ей придется в глаза ему врать. Вот к чему приводит минутное помешательство! Неудивительно, что Гермиона всегда предпочитала рациональность. Так было легче избегать подобных неловких ситуаций.

Кроме того, за эти дни она успела написать и Рону, и Гарри, и даже профессору Дамблдору. Про принадлежность Драко к Пожирателям она не сказала, решила, что пока это не столь важно. Возможно, это было просто оправдание, проявление слабости - Гермиона предпочитала об этом не думать.

К вечеру третьего дня Грейнджер наконец-то вышла из комнаты. Решила посетить библиотеку и взять несколько новых книг. В доме было тихо и спокойно, но Гермионе почему-то было неуютно больше, чем когда-либо. Кожа покрылась мурашками, ладони вспотели, а губы пересохли. Казалось, что весь дом - это огромное чудище, проглотившее что-то ядовитое. И теперь каждый камень был пронизан черной зловонной отравой, которая текла между трещинами камней, напитывая воздух.