Светлое будущее: вето на будущее (СИ) - Резниченко Ольга Александровна "Dexo". Страница 8

— Ну так бери… что тебе надо — и вали на хуй! — выпаливаю опрометчиво от злости, сгоряча. Очи в очи.

— Ах, так? — от удивления вытянулось его лицо. — Всё, что надо? — яд прыснул из жала. Настом все покрылось у меня внутри. Нервно сглотнула. — А за базар ответишь? — расстрел.

Окаменела. Не дышу. Волосы на голове стали дыбом. Мышцы позорно сжались в теле, взрываясь в каждой клетке мерзкой трусостью. Молчу.

— Ну, поехали… — не дожидаясь ответа, тотчас разворот — и бахнул рукой по кнопкам, запуская лифт…

* * *

Силой, не выпуская из стальной хватки, дотащил до своей тачки…

— Залазь!

— Не поеду! — очередная моя отчаянная попытка сопротивляться, орать, кричать, визжать, драться — тщетно. Ловко затолкал в машину на заднее сидение и, пока я пыталась выровняться, подняться с пола, сам за руль — и по газам.

— Сука, выпусти меня! — горький, жалкий бой, отпор; силюсь дернуть руль вбок, остановить бег этой больной железяки, что тащит меня добровольно-принудительно в ад. — Я не это имела в виду!

— Свалила! — резвое движение — и толкнул от себя, невольно притормаживая, — улетела на кресло. — Че, блядь?! — ржет бесовски. — Только Пиздеть умеешь? А как за слова отвечать — так сразу ц*лка?! Нет, блядь! Не будет такого!

По жилам разлилась агония былого. Сама даже не осознала, как сделала. Машинальные, инстинктивные движения. Резво к двери — и на ходу распахнуть настежь. Еще миг — и покатилась, гася дурной плотью инерцию. Визг шин. А я пытаюсь собраться, не реагировать на боль, стать на карачки и ползти.

А люди идут мимо… — и всем… похуй.

Еще немного — и на тротуар, в сторону озера, на коленях. Но едва выровнялась, попытки идти, хромая, — как тотчас Палач меня за шкирку — и дернул, пнул в кусты да за мной подался. Отодрал от земли — разворот к себе лицом.

Пытаюсь вырваться, отбиться — выжить. Орать отчаянно.

— ОТПУСТИ, ТВАРЬ!

— Ты че, Сука, творишь?! — бешеное на меня, игнорируя.

Ни он, ни я не поняли, как я умудрилась из-за пояса его выхватить пушку.

— Ну, блядь, урод! Давай! — бешеным ревом… а перед глазами уже мутнеет, чернеет от прилива ненависти, ярости, зла. — ДАВАЙ, МРАЗЬ! — визжу, ополоумев. — Или ты герой только по ту сторону дула?!

Живо сняла с предохранителя. Руки дрожат, сердце бешено колотится, стынет в венах кровь… превращаясь из красной в белую. Но отчаяние и желание не даться — сильнее. На грани жизни и смерти — ни за что, пока жива.

Заржал демон. Выровнялся, выпустил меня окончательно из своей хватки. Отступил шаг назад. Но вдруг рывок — и с ноги выпад. Бешеный удар по рукам — и завизжала я от боли. Выскочил ствол долой — оглушающий выстрел.

Еще миг — и за горло ухватил бес. Сдавил силой. Глаза в глаза. Искры так и посыпались из его тьмы в мою душу.

— Значит ТАК? Хочешь расчета? ДА ПОЖАЛУЙСТА!

Жесткое, грубое движение — забрался рукой под юбку, под белье… Давление, жуткий напор — и проник, ворвался в меня пальцами… до боли, до крика.

Тотчас отстранился, отшвырнул меня от себя, рыдающую, словно что-то мерзкое, использованное.

Выровнялся во весь рост.

Сбитое, рывками, шумное дыхание. На лице — оскал:

— Еще раз схватишь мой ствол — завалю.

СВОБОДНА!

Глава 4. Должники и взыскатели

Неделю не появлялась на учебе. Страшно, противно, не было моральных сил… взять себя в руки и снова начать двигаться дальше. Но… тем не менее — обязана. Раны зажили, большинство синяков сошло. Чуть макияжа — и вперед, с песней…

С Женьки взяла слово никому ничего не рассказывать, хотя… и она — знала лишь крохи, на которые я расщедрилась во избежание лишней паники и головомойки.

Более того, я приняла решение… подыграть, выудить хоть какую-то пользу из того, что случилось. Если наши гастроли никто лишний, а вернее, из знакомых, не видел, то слава о моем «кавалере» все же, после его феерического появления на пары, должна была закрепиться, а значит, и былые дурные слухи обо мне и все ложные обвинения — сойти на нет.

Вновь юбка (другая, Женькина — свою я… в порыве гнева порвала); футболка (моя) более-менее приличная, женственная; каблуки; кольца-сережки — и в тернистый путь выжившего смертника.

* * *

— О! Пропажа явилась! — Лукьянова. — Небось, вырваться из любовного плена все никак не получалось?

— А тебе бы только кому завидовать, да? — едко сплюнула я ей в лицо, и тотчас завалилась за свою парту.

— Че сразу завидовать? — замялась, кроя конфуз за улыбкой. Неспешные шаги ближе — присела на столешницу, нагло сдвигая своим «мягким местом» мои тетради. Взор сверху вниз: — Сарказм. Или ты не знаешь, что это такое?

Ядовито рассмеялась я:

— Не спорю, сарказм. Только чей над кем? — глаза в глаза смело. — Не я за тобой бегаю с плоскими шуточками, а ты — за мной. Во всё свой нос длинный суешь, слухи, сплетни по всей общаге собираешь и новые пускаешь. В то время как мне на тебя — глубоко похуе. Так что убрала свой зад с моего стола, — силой толкнула, сгребла ее с парты — поддалась овца. — И свалила на хуе! — резвое, уверенное, приказное.

— Ты че, охуела?! — бешено выпучила на меня свои зенки.

Очи в очи. Борзо, я:

— Да. И че?

* * *

Вот и весь разговор.

Повезло. О моих «приключениях» никто не прознал, а «благое дело» этого ублюдка… осталось благим. Легенда сложилась — и рассеять ее никто не поспешил. Глупо и мне в нее не играть… ради своего же покоя, чтоб всякие такие занозы со своими отбросами не щемились ко мне, желая «перевоспитать» или явить иную свою «мудрость», «превосходство».

Как долго же сие счастье продлится — не знаю… и знать не хочу. Как Вселенский Разум решит… как судьба-злодейка подсобит, так и будет.

* * *

Но не прошло и недели… Пятница. Вечер, и меня около всё той же «любимой» общаги подкараулило двое. Вывели за территорию, чуть в сторону, ближе к озеру (но так, чтобы был виден вход в студгородок) и давай окучивать. И хоть, вроде, прямой агрессии пока не выказывали, но весь их вид и смысл странных, отрывистых речей — явный прессинг. Не сразу доходит, кто, что и где. Но очередной словесный выпад — и сжимаясь от волнения, шепчу сипло:

— Так от меня чего хотите?

— Звони ему! Поговорить надо.

— Кому ему? Роже?

— Какому «Роже»?! — гневно, звонко, бешено. — Хахалю своему! Мире, блядь! За**ал он на наших давить! И от нас, Сука, вилять. Здесь и сейчас. Назначай встречу — и вместе прокатимся.

— Я никуда с вами не поеду, — таращу на них очи. Отдергиваюсь от ублюдка хватки. — Мы с ним так… по сколько постольку. Пару встреч — не больше.

— Звони, блядь! Хватит мне по ушам ездить! Видели вас тут! Не делай из меня идиота!

Невольно сжала я зубы от злости: мало, видимо, видели.

Твари. Но со стеной и то, наверно, проще, договориться. Тут еле вообще добилась… что им от меня нужно, а вернее — кто.

Шумный вздох — попытка сыграть в их же игру:

— Послала я его. Заебал по бабам шляться. И номер удалила. Так что… — живо ныряю в карман и достаю телефон, те даже не успели среагировать, только дернулись тщетно на месте. Протянула показательно аппарат тому, кто больше всех выступал. — На, гляди, — тычу взором. — Ищи — нет у меня его контакта. А этой гниды цифры запоминать… уж больно надо.

Скривился раздраженно. Но не поддался на предложение, не взял.

А вместо того — к себе в карман и достал «орехоколку».

— Набирай… под диктовку. И громкую включи. Пусть только сольешь, что мы здесь. Так… на перепихон зови. Пусть при параде… букетик тащит. А не своих… лосей.

Еще одни… с сукиным букетиком.

Мне так ни одна мразь и не дарила его. Хотя… и не надо. Не жду.

Бесит он меня.

Черт… черти что в башке… — пока гудки режущей музыкой, писком по трусливому нутру.