Симулакрон - Дик Филип Киндред. Страница 19

— Ваше нынешнее исчезновение из мира, — сказала Джанет Раймер, подлинная трагедия для всех нас. Ну что ж, как вы заметили, моя работа заключается в том, чтобы искать кого-то или что-то, с целью заполнить пустоту нашей жизни — хотя я понимаю в душе, что это невозможно. И все-таки я и дальше буду пытаться это делать. Спасибо вам, Ричард. Мне очень приятно, что вы согласились поговорить со мною, учитывая ваше состояние. Желаю вам хорошо отдохнуть.

— Единственное, на что я надеюсь, — это на то, что не заразил вас своим телесным зловонием.

С этими словами он отключил связь. Оборвал свою последнюю нить, понял он, что еще связывала его с миром межличностных отношений. Наверное, я уже больше никогда не стану даже говорить по телефону. Я чувствую, что мир, окружающий меня, еще больше сузился. Боже, когда же это все закончится? Но электрошоковая терапия должна обязательно помочь, этот процесс сокращения замедлится, реверсируется или хотя бы, по крайней мере, приостановится.

Может быть, стоило бы попытаться получить помощь Эгона Саперба, отметил он про себя. Несмотря на Акт Макферсона. Нет, это безнадежно;

Саперб больше не существует, как психоаналитик он теперь вне закона, по крайней мере, в том, что касается его взаимоотношений со своими пациентами. Эгон Саперб мог все еще продолжать существовать как личность, в своем физическом воплощении, однако само понятие «психоаналитик» теперь больше к нему уже неприменимо, как будто он им никогда и не был. О, как мне его не хватает! Если бы только я мог проконсультироваться у него хотя бы один раз! Черт бы побрал этот «АГ Хемие», и то могущественное хобби, которое его поддерживает, и его огромное влияние на отдельных членов правительства. А что если попытаться передать кому-либо из них или даже им всем это мое мерзкое зловоние?

Да, да, я позвоню им, решил он. Спрошу, нет ли у них в наличии сильнодействующего моющего средства, и одновременно с этим заражу их — они этого вполне заслуживают.

Он нашел в телефонной книге номер отделения «АГ Хемие» в Сан-Франциске и, прибегнув к психокинезу, набрал его.

Они еще пожалеют о том, что заставили принять этот закон, сказал самому себе Конгросян, наблюдая за тем, как устанавливается видеофонная связь.

— Позвольте мне переговорить с вашим главным химиопсихотерапевтом, сказал он, когда на его вызов ответила дежурная по связи фирмы «АГ Хемие».

Вскоре из аппарата раздался очень деловой мужской голос: полотенце, наброшенное на экран, лишило Конгросяна возможности рассмотреть, кто с ним говорит, но, судя по голосу, человек этот был молодым, энергичным и явно высококвалифицированным профессионалом.

— Это станция Б. Говорит Меррилл Джадд. Кто со мной говорит и почему вы заблокировали видеоканал? — в голосе химиопсихотерапевта сквозило раздражение.

— Вы не знакомы со мною, мистер Джадд, — сказал Конгросян, а сам подумал — самая пора перезаразить их всех.

Подойдя как можно ближе к экрану видеофона, он резким движением смахнул с него полотенце.

— Ричард Конгросян, — узнал его химиопсихотерапевт. О, я вас знаю, во всяком случае как артиста.

Он действительно оказался человеком молодым с очень серьезным выражением лица — заниматься какой-либо чепухой в его присутствии было бы совершенно неуместно. Но было заметно и то, что это человек, совершенно отрешенный от мира сего, настоящий психопат.

— Большая для меня честь, сэр, встретиться с вами, — продолжал он.

Что я могу для вас сделать?

— Мне нужно противоядие, — сказал Конгросян, — от отвратительного зловония, которым наградила меня гнусная рекламка Теодоруса Нитца. Вы знаете, та, что начинается вот так: «В мгновенья тесной интимной близости с теми, кого мы любим, особенно тогда и возникает опасность оттолкнуть острым» и так далее…

Ему ненавистно было даже вспоминать об этом; исходящее лот его тела зловоние становилось еще сильнее, когда он это делал, если, конечно, такое было возможно. А он так жаждал подлинных контактов с другими людьми, так остро ощущал свою отчужденность!

Я вас напугал чем-то? — спросил он.

Продолжая рассматривать его своими умными проницательными глазами классного специалиста, служащий «АГ Хемие» произнес:

— Я не испытываю особой тревоги. Естественно, я наслышан о той дискуссии, которая возникла в научных кругах в связи с вашим эндогенного характера, то есть чисто внутреннего происхождения, психосоматическим заболеванием, мистер Конгросян.

— Хорошо, — с трудом выдавил из себя Конгросян, — только позвольте мне обратить ваше внимание на то, что болезнь эта экзогенного характера; ее возбудила рекламка Нитца.

Его очень огорчило, что этот незнакомец, что по сути весь мир не только знает, но и оживленно обсуждает состояние его психики.

— У вас, должно быть, была внутренняя предрасположенность, — сказал Джадд, — к тому, чтобы таким неприятным для вас образом на вас подействовала рекламка Нитца.

— Совсем наоборот, — возразил Конгросян. — И я намерен предъявить иск агентству Нитца стоимостью в несколько миллионов — я полностью готов к тому, чтобы качать тяжбу. Но пока совсем не об этом речь. Что вы в состоянии для меня сделать, Джадд? Вы ведь сейчас ощущаете этот запах, разве не так? Признайтесь в том, что ощущаете, и тогда мы сможем выяснить, какими возможностями лечения вы располагаете. Я много лет регулярно встречался с одним психоаналитиком, доктором Эгоном Сапербом, но теперь, спасибо за это вашему картелю, я лишен такой возможности.

— Гм, — только и произнес в ответ на эту тираду Джадд.

— И это все, что вы в состоянии предпринять? Послушайте, для меня совершенно невозможно покидать эту больничную палату. Инициатива должна исходить от вас. Я взываю к вам. У меня отчаянное положение. Если оно еще больше ухудшится…

— Это необычная просьба, — сказал Джадд, — Мне необходимо поразмыслить над нею. Я не в состоянии ответить вам немедленно, мистер Конгросян. Как давно имело место это заражение от рекламки Нитца?

— Приблизительно месяц тому назад.

— А до этого?

— Смутные навязчивые идеи. Состояние неосознаваемой тревоги. Почти постоянная душевная депрессия. Я задумывался временами над этими отдаленными симптомами чего-то очень серьезного, но до поры до времени мне как-то удавалось выбрасывать такие мысли из головы. Очевидно, я уже давно борюсь с какой-то коварно подкрадывающейся душевной болезнью, которая постепенно разъедает мои способности, притупляет их остроту.

Настроение у него было совершенно подавленное.

— Я, пожалуй, прилечу к вам в госпиталь.

— О, протянул удовлетворенно Конгросян.

Тогда я уж точно смогу заразить вас, отметил про себя он. А вы, в свою очередь, занесете эту инфекцию в свою собственную компанию, перезаразите весь этот свой гнусный картель, который является виновником прекращения деятельности д-ра Саперба в качестве практикующего психоаналитика.

— Пожалуйста, сделайте мне такое одолжение, — вслух произнес он. Мне очень хотелось бы проконсультироваться с вами с глазу на глаз. И чем скорее, тем лучше. Но предупреждаю вас: я не буду нести ответственности за последствия. Сопряженный с посещением риск — это ваше дело.

— Риск? Что ж, попробую рискнуть. Что, если я это сделаю сегодня же, во второй половине дня? У меня есть свободный час. Скажите, в каком невропсихиатрическом госпитале вы сейчас находитесь, и если это неподалеку…

Джадд стал искать ручку и блокнот.

Время полета в Дженнер для них пролетело почти незаметно, и во второй половине дня они совершили посадку на вертолетной площадке в окрестностях городка; времени у них было еще хоть отбавляй для того, чтобы проехать по шоссе к дому Конгросяна, расположенному где-то среди окружавших город лесов.

— Значит, — произнесла Молли, — нам трудно рассчитывать на то, что удастся сесть в непосредственной близости от его дома? И поэтому нам придется…

— Мы наймем такси, — сказал Нат Флайджер.

— Понятно, — сказала Молли. — Я читала о них. И водитель его, местный сельский житель познакомит вас со всеми местными сплетнями, которыми не прокормить, пожалуй, и комара. Она закрыла книгу и поднялась.