Смерть и побрякушки (СИ) - Волынская Илона. Страница 16

Страх пропал совершенно. Ни Сашку, ни ее этот человек убивать не собирался. Ну где вы видели убийцу, сперва укачивающего ребенка, а потом шепотом устраивающего его тетке скандальчик? А вот как гад посмел устраивать ей скандал в ее собственном доме! Со злобным весельем Марина уставилась на нежданного визитера.

Интересный мужик, но противный. Тощий, длинный, эдакая помесь сыромятного хлыста с леопардом. Пакость! Даже очки и высокий лоб с залысинами не добавляют ему интеллигентности. Марина закинула курицу в морозилку, уселась за стол и с любопытством глядя на гостя, поинтересовалась:

— Мафия или спецслужбы?

Мужчина брезгливо передернул плечами:

— Почему собственно вы решили… Я просто частное лицо…

— Ага, гуляли себе по городу ночью, видите, дом стоит, дай, думаю, поднимусь именно на пятый этаж. А там четыре квартиры, дай думаю, зайду в одну. А там ребенок, дай думаю, укачаю…

— Ребенок был совершенно один!

— Ну почему же один, я была уверена, что какое-нибудь частное лицо забежит, утешит, успокоит…

— Сперва вы его бросили, а теперь еще пытаетесь острить!

— Если вам не нравится как я веду себя на своей собственной кухне, какого вы сюда вперлись?

— Я приехал за ребенком!

— Все ясно, не мафия и не спецслужбы, а ближайшая психушка. Санитары уже еду или лучше им позвонить?

— Вы дадите мне хоть слово сказать?

— Да вы все время трепитесь, и ничего дельного я пока не услышала!

Глаза за стеклами элегантных очков стали такими острыми и колючими, что Марина поняла: если раньше он ее убивать не собирался, то теперь такая мысль у него появилась. Она резко поднялась, налила чаю и поставила чашку перед ним так, как ставила бы чашку с крысиным ядом. Кажется, их смертоубийственные чувства были взаимны.

— Хорошо, вернемся к вопросу первому и главному — кто вы такой?

Мужчина на мгновение прикрыл глаза, потянул носом воздух, кажется, мысленно считал до десяти, и наконец соизволил сообщить:

— Меня зовут Валуев, Кирилл Валуев.

Марина странно глянула на него. Сегодня она уже слышала, как представляется человек, убежденный, что знакомство с ним если не счастье, то хотя бы честь. Нотариальная Алла и полночный гость — слишком много самоуверенных наглецов на одну замученную комплексами журналистку.

— Замечательно! Уверена, многоуважаемый господин Кирилл Валуев, ваше имя широко известно. Просто каждая собака знает. Но я-то не собака. Придется вам еще что-нибудь о себе рассказать.

Мужика перекосило, но решив не связываться со стервозной бабой, сообщил:

— Я друг Павла Севастьянова. Недавно я получил от него письмо. Как теперь понимаю, предсмертное, — Кирилл вдруг коротко, с испугом и затаенным ожиданием, заглянул Марине в лицо. Словно бы надеялся, до последней минуты надеялся, что сейчас женщина удивиться и скажет что-нибудь вроде: «Какая смерть? Пашка жив-здоров!» Несколько секунд Кирилл всматривался в Марину, а потом снова отдалился, плотно замкнулся в себе. Сухо-официально продолжил:

— В письме Павел просит меня позаботиться о его сыне. Вот я и приехал.

— Заботиться? Письмо покажите, пожалуйста, — Марина требовательно протянула ладонь. И увидев как гневно вскинулся ее гость, добавила, — Кирилл, нам будет легче разговаривать, если вы вспомните, что не я пришла к вам, а вы — ко мне.

Окинув Марину ничего не выражающим взглядом, Кирилл поднялся и молча вышел в коридор. Через минуту вернулся, держа в руке обычный белый конверт.

Не любит она таких мужиков, просто терпеть не может. Самая пакостная порода — себе на уме и язык за зубами. Такие даже если и соглашаются на интервью, все равно выходит дохлый номер. Каждая фраза продумана, ни единой оговорки. Хоть зли его, хоть соблазняй, все равно не скажет больше, чем считает нужным. Ладно, что-то много она внимания уделяет визитеру, пора познакомится с очередным посланием с того света. Взявшись за уголок конверта, Марина приняла письмо.

В отличие от письма к ней самой, Пашкино послание другу оказалось на удивление кратким. Все та же сакраментальная фраза «Если ты читаешь это письмо, значит, меня нет в живых», и дальше «Помоги моему сыну».

— Почерк, действительно, Пашкин. Правда, впервые вижу, чтобы он писал так кратко. И получив сию цидулку, вы все бросили, — Марина глянула адрес получателя на конверте, — И помчались через всю страну?

— Я не обязан объяснять, что и почему я делаю. Я здесь и готов снять с вас заботу о Пашином сыне. Можете собрать вещи малыша, — и явно считая дело решенным, Кирилл откинулся на спинку стула и даже соблаговолил глотнуть остывшего чая.

Марина смотрела на него почти с восхищением. К невероятной наглости мужской половины человечества она уже привыкла, но это что-то исключительное! Запредельное. Ни о чем не спрашивает, ее мнением не интересуется, выдал заявочку и сидит, ждет, когда Марина кинется исполнять. Таки точно псих!

— Вы действительно псих! — Марина повторила свои мысли вслух. Брезгливым жестом она отбросила Пашкино послание обратно Кириллу, — Пришли, господин Никто из Ниоткуда, и думаете, я вот так возьму и отправлю с вами беспомощного ребенка?

— Марина Сергеевна, не надо лицемерить, — мужчина смотрел на нее тухло-тоскливым взглядом, явно считая, что тратит время на бессмысленный разговор, который все равно кончиться упаковкой вещей и его уходом вместе с Сашкой, — Я в вашем городе уже 6 часов и знаю достаточно. Мои ребята сказали мне, что ребенок вам совершенно не нужен, только лишняя обуза. Я и сам убедился, вам плевать на мальчика. Я предлагаю прекрасный выход из ситуации. Саше будет со мной хорошо. Я старый друг его отца, у меня есть письмо от Павла…

— А у меня завещание, в котором именно я назначаюсь Сашкиным опекуном.

— Вот теперь мы, кажется, добрались до сути, — губы Кирилла искривила презрительная гримаса, — Деньги, которые вам положены как опекуну и зарплату генерального директора можете оставить себе. Я не миллионер, но человек не бедный, и вполне могу содержать малыша. Я также не претендую на управление предприятием Павла. Говорят, вы специалист, вам и карты в руки. Единственное, я потребую от вас строгой отчетности, чтобы к совершеннолетию мальчик получил компанию своего отца в нормальном, рабочем виде.

Марина задумчиво скользнула пальцем по стеклянному боку бутылки текилы, прикинула тяжеленный сосуд на руку, потом окинула своего гостя оценивающим взглядом:

— Вы, наверное, спортом занимаетесь?

Кирилл недоуменно глянул на нее, не понимая, к чему ее вопрос. Помедлил, но все же утвердительно кивнул.

— И форму поддерживаете? — вновь полюбопытствовала Марина.

— Я всегда в хорошей форме, но почему вы спрашиваете?

Марина с сожалением поставила бутылку на место.

— Нет, не буду я вас бить этой штукой. Увернетесь, еще и сдачи дадите, с вас станется. Поэтому просто, пошел вон, козел сраный.

Марина уставилась полными слез глазами в окно, потом не выдержала и бросила через плечо:

— Вот уж точно, скажи кто твой друг и я скажу, кто ты. Если Пашкин дружок, значит, такая же падаль, как и сам Пашка.

Повисшая за спиной тягучая тишина заставила ее обернуться. Гость не щурил зловеще глаза, не строил грозного лица, но что-то невыносимо жуткое и угрожающее было в его немигающем взгляде.

— Марина Сергеевна, вы говорите о моем друге, человеке, которого я любил и уважал. Человеке, которого убили, — слова падали тяжело и страшно, и при других обстоятельствах Марина бы поостереглась спорить, прислушалась к предостерегающему голосу, что звучал в ее душе. Но сейчас ей было чихать и на голос и на его предостережения, а страха она просто не чувствовала — только злость, и горечь, и усталость.

— Я говорю о человеке, из-за которого умерла моя сестра. Она умирала долго. Эти самые ваши ребята рассказали, что с ней сделали прежде, чем она умерла? — Марина захлебнулась собственным криком, замерла, вцепившись побелевшими пальцами в стол. Бешенным взглядом она уставилась на полночного гостя, и тот не выдержал, отстранился. Нервно потер переносицу, словно чувствовал как по ней ползет алая точка оптического прицела.