Я все исправлю (СИ) - Паг Ольга. Страница 13

Рабы замялись, боясь дотронуться до женщины, но Адина со злостью приказала:

— Она трогала раба, раб касался ее. Она не женщина, она грязь. Тащите ее, как рабыню.

— Я припомню тебе грязь, гадина, — крикнула Стеша, когда двое сильных мужчин схватили ее за руки и вывели из дома.

Глава 11

«Вот и все, приехали, — думала Стеша, сидя в темном помещении здания, расположенного прямо у парадрома за рынком. — Ванька, прости. Имос… Сука я. Зачем все это сделала? Кто просил?»

Ее бросили сюда часов шесть назад. За это время никто не заглянул к ней, никто не принес воды или пищи, никто не задавал вопросов. У Стеши сложилось впечатление, что ее просто решили уморить голодом. Она пыталась стучать в дверь, кричать, она даже пела песни — бесполезно. За все это время даже шороха она не услышала за пределами камеры. Хотя камерой ее новое жилище назвать было трудно: большая комната, пустой бассейн, кухня без намеков на продукты питания и еще спальня с кроватью без одеял и подушек.

— Адина, ты — дура, если думаешь, что я умру без одеяла, — орала Стеша, высунув нос в единственное маленькое окошко. Ей никто не отвечал. Самое интересное было то, что Стеша не увидела ни одного человека из охраны. Ее никто не сторожил. А зачем? В окно не пролезть, дверь не сломать, пол не вскрыть. Стеша металась по своей тюрьме и выла: «Ванька, прости. Имос, мальчик мой! Как ты там?». На улице стемнело, к Стеше так никто и не пришел. Она схватила единственный, находившийся в помещении стул и со всей силы швырнула его в запертую дверь.

Дверь открылась. Девушка оторопело подошла к ней и выглянула наружу. Она же ломилась в нее несколько раз, а тут… На улице было темно, и Стеша скорее услышала, чем увидела человека, стоявшего у двери. Его дыхание было тяжелым, как после длительного бега, и очень знакомым.

— Стеша, это ты?

— Имос? — вскрикнула девушка, и бросилась к нему на шею. Парень застонал и оттолкнул ее.

— Прости! — привлек он ее одной рукой обратно, — нам надо идти. Он закрыл на засов дверь Стешиной тюрьмы, взял девушку за руку и, прихрамывая, повел через погруженную в темноту рыночную площадь. Помещения, где держали рабов во время базарных дней, сейчас были пусты. Имос приоткрыл одну из дверей и пропустил Стешу вперед.

— Здесь меня никто искать не будет. Им в голову не придет, что раб спрячется на рынке, где был продан.

— А меня? — оглядываясь по сторонам, спросила Стеша. Видимо Имос здесь уже побывал: на лавке лежали одеяла, какие-то продукты и вода. — Меня не будут искать? Парень зажег свечу, и Стеша увидела его лицо: под глазом красовался огромный синяк, губы были разбиты. — Бедный! — охнула она.

— Тебя искать не будут. — Не обращая внимания на реакцию девушки, продолжил Имос. — Они уже все решили на счет тебя. Я слышал разговор, пока был в подвале: все придумано очень умно — заморить тебя голодом и через пару недель закопать где-нибудь. Так что можешь считать себя мертвой.

— Спасибо, утешил! — Стеша взяла с лавки кусок ржаной лепешки, но покрутив в руках, положила назад. — Иван жив?

— Не знаю, я не смог найти его, — Имос вздохнул и медленно лег грудью на лавку, свесив руки вниз. — Я немного полежу.

— Устал? — Стеша взяла свечу, присела рядом с ним и провела рукой по голове, перебирая спутавшиеся волосы. — Поспи. Девушка наклонила свечу, и свет от нее упал на спину парня. На ней не было живого места: палач здорово прошелся по ней розгами.

— Имос, как же ты дошел? Как ты вообще сумел выбраться из того дома? — до нее только сейчас дошло, что парень тоже был схвачен. Она же знала, что его ждет за нарушение законов — вычитала в этих дурацких книгах.

— Я все расскажу тебе завтра, Стеша, — прошептал парень и потерял сознание.

Всю ночь девушка не сомкнула глаз, помогая своему спасителю. Правда сделать она могла не много: разве только смочить горячие губы водой, да постелить под голову одеяло. Имос то приходил в себя, то проваливался в полусон. Во сне он часто звал Стешу по имени и называл ее своей госпожой.

— Конечно, госпожа, — гладила она его, успокаивая, по волосам. — Спи. Уснула она под утро, когда первые лучи осветили площадь, прямо на полу, держа за руку Имоса и свернувшись калачиком.

Никто из них не увидел, как на центр площади рабы приволокли избитого Ивана и скрутив ему руки привязали к столбу, так что бы солнце светило ему в лицо в течении всего дня. За всем эти наблюдали Адина и ее подруги.

— Посидит на солнце — разучится поднимать голову от земли.

— Если выживет! — Оставшись довольными результатами своего труда, они повернулись и собирались уже покинуть место пытки, как к хозяйке подбежал Зари и, упав на колени, сообщил о бегстве Имоса. Адина в бешенстве пнула раба, привела пластину в действие и велела привязать скрюченного от боли Зари к тому же столбу, у которого сидел Иван.

Имос проснулся первым — его разбудил шум, раздававшийся с площади. Парень встал, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящую девушку. Это далось ему с трудом: спина сильно болела, и каждое движение приносило мучительную боль. Имос подошел к стене, которая состояла из плотно прилегающих друг к другу камышовых пластин, раздвинул пальцами несколько стеблей и оглядел площадь. Народу было не много, но все они стояли в центре, у столба, к которому был привязан:

— Иван, — с жалостью воскликнул Имос.

— Где? — проснулась Стеша. Она подбежала к стоящему у окна парню и замерла.

— Скоты, — проговорила она, глотая слезы. — Какие же они скоты. Иван сидел у столба, было видно, что он совсем без сил. Его голова безжизненно свисала на грудь, а руки были туго связаны веревками. Собравшиеся вокруг женщины потешались над ним, иногда, то одна, то другая, пинали его ногами. Он уже никак не реагировал на их издевательства, чего нельзя было сказать о его соседе, который извинился, плакал и постоянно лебезил перед женщинами.

— А кто второй? — спросила девушка.

— Это Зари. Не знаю, что он натворил, но его мне не жаль.

— А как же Ваня?

— Он должен протянуть до вечера, — Стеша прижалась к Имосу и тот приобнял ее одной рукой. — Вечером охраны не будет. Мы сможем его унести.

— А если его уведут отсюда?

— Ты еще не знаешь Адину? — ухмыльнулся Имос, — у ее рабов шансов не бывает.

— Ты не сердишься на меня за то, что я все это сделала с тобой и с Иваном.

— Я благодарен тебе. Я один на всем свете могу сделать это. — Имос притянул к себе девушку и коснулся губами ее шеи. Она запрокинула голову и громко выдохнула. Парень наклонился и накрыл поцелуем ее губы, она не знала, куда деть руки и запустила их в его волосы. Через мгновение Стеша почувствовала, что лечение было не напрасным: его мужское начало напряглось и настойчиво стучало в ее бедро.

— Ты мне поможешь? — дрожащим от желания голосом спросил он.

— Помогу, конечно, помогу, — ответила Стеша, аккуратно приспуская его штаны. "Как жаль, что ты в таком состоянии, — сокрушалась мысленно она. — Пора бы тебе объяснить, что удовольствие должно быть обоюдным".

— А я могу что-то сделать для тебя? — словно послушав ее мысли, спросил Имос.

— Да, но не сейчас. Ты мне нужен весь и абсолютно здоровый, — нежно ответила девушка, унося своего мужчину на вершины блаженства.

Позднее, они немного перекусили, и Имос рассказал Стеше, что произошло в доме, после того как ее увели.

Имоса бросили в подвал, в ту комнату, которую девушка нашла, когда обследовала дом. Два раба одной из подруг по ее приказу сильно избили его, привязав к лавке. Адина стояла рядом и пыталась узнать, зачем Стеша сняла пластину с его спины и почему разрешила дотрагиваться до себя. Вообще, для нормального человека, вопросы звучали странно, но Адина просто из кожи лезла, что бы узнать, что здесь вытворяла Дилла. Она никак не могла осознать, что женщина, представительница средней касты, господствующего вида могла опуститься до того, что бы бегать по саду со своими рабами и сидеть с ними за одним столом. Зари еще раз повторил хозяйке все, что видел вечером, но та снова наказала его за то, что он посмел наблюдать за женщиной. Имоса били долго. Даже когда Адина ушла, рабы продолжили экзекуцию. Зари, как трусливый шакал, очухавшись от болевого шока, подскочил к связанному, и, схватив его за волосы со всей силы ударил по лицу кулаком. Рассказывая про это, Имос дотронулся большим пальцем до разбитой губы, и слегка поморщился.