Пылающий мир (ЛП) - Марион Айзек. Страница 4

Но за Мерседесом, катящим по окрестностям в сторону шоссе, наблюдают другие глаза. У Б много соседей. Каждый день появляются новые. Некоторые приходят из аэропорта, некоторые откуда-то еще. Они приходят в город и украдкой разглядывают улицы и дома — слабое напоминание о чем-то потерянном.

Армия мертвых огромна и сильна, она жестоко обходится с дезертирами, но здесь слышен только ропот. Растерянные трупы сидят в домах и стоят на улицах раздумывая, созерцая и выжидая. Где-то вдалеке они слышат шум — низкий вибрирующий гул.

На востоке, в коричнево-голубой дымке неба появляются три приближающихся черных пятна.

Я

ЯПОЛНОСТЬЮ сосредоточен на контурах и состоянии дороги, скорости и

инерции машины и сложной работе газа и сцепления, поэтому Джули первая слышит их.

–Что это? - спрашивает она, оглядываясь вокруг.

Что?

Шум.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы услышать его. Отдаленный гул — три черные точки исполняли диссонансный аккорд. Сначала мне кажется, что я узнаю этот звук, и меня сковывает страх.

Потом Джули поворачивается и спрашивает:

–Вертолеты?

Я смотрю в зеркало заднего вида. Три черные фигуры движутся с востока.

–Кто это? - громко спрашиваю я.

–Никто не знает.

–Из Купола Голдмэн?

–Сейчас авиация практически уже миф. Если бы в Голдмэне были вертолеты, то они бы нам сказали.

Вертушки ревут над нашими головами и движутся в город. Я все еще новичок в мире Джули и недостаточно информирован о политической обстановке, но я знаю, что мертвые — не единственная угроза, так что неожиданным гостям редко бывают рады.

Джули вытаскивает свою рацию и набирает канал Норы.

–Нора, это Джули. Прием?

Вместо обычных радиопомех рация выдает искаженный визг. Мне не нужно спрашивать Джули, я и сам помню: это сигнал BABL. Отчаянная попытка старого правительства сохранить национальное единство путем заглушения всех аргументов. Я почти не слышу Нору через шумовые помехи — призрак ушедшей эпохи отказывается ослабить хватку.

–...вы меня слышите?

Кое-как, - говорит Джули, и я вздрагиваю, когда она прибавляет громкость. - Видела вертушки?

Я на работе, но я ...ышала их.

Что происходит?

Без понятия. Россо ...вонил, чтобы встретиться. Ты ..риедешь?

Мы едем.

Я на ...аботе, зайди... мне перед ...тречей, хочу показать ...то-то...

В шумовую смесь врывается звук царапающих по классной доске ногтей.

Джули съеживается и отводит трубку от уха.

–Нора, помехи просто ужасные, я думаю, какие-то волны.

чтоб их...гр...аные ...олны...

Скоро увидимся. Конец связи.

Она бросает рацию и смотрит, как вертолеты садятся на улицах около Купола.

Может быть, разведчики Голдмэна спасли их и перевезли со старой базы? - неуверенно предполагает она.

Мы врываемся в город — труп забытого мегаполиса, который большинство людей называют Убежищем, а несколько тысяч - домом. Вертушки исчезают за разрушенными небоскребами.

* * *

Команда чистильщиков проделала большую работу — убрала тот бардак, который оставили в городе мои старые друзья. Все кости и тела были вывезены, ямы засыпаны, а стены Коридора №1 почти достроены, так что от Стадиона до шоссе ведет относительно безопасный путь. Но в Коридоре №2 идут более значительные строительные работы, которые возобновились после долгих лет простоя. Два самых больших поселения Каскадии тянутся друг к другу через разделяющие их мили. По факту это слияние нужно для безопасного обмена ресурсами, но я представляю, что

они, как нейроны в мозге человека, пытаются установить химические связи.

Одна связь за другой. Так мы и учимся.

Я заезжаю на стоянку и нахожу место между двумя Хаммерами. Обошлось всего парой царапин. Когда мы направляемся к воротам, я оглядываюсь на наш ярко- красный родстер и проникаюсь к нему симпатией. Кажется, ему неловко между двумя оливковыми громадинами. Но, несмотря на то, что Джули гуманизирует неживое, дает ему имя и даже личность (сильный и спокойный), Мерсик — просто автомобиль, а его «дискомфорт» - просто проекция моих мыслей. Как блестящая красная машина в окружении бронированных грузовиков, я пытаюсь найти свое место в обществе. Кто я? Что я? Во мне повсюду несоответствия, и начинаются они с одежды.

Мода была для меня проблемой.

Поначалу Джули пыталась убедить меня одеваться так же стильно, как раньше.

Само собой, мою первоначальную одежду нужно было выбросить — сколько не стирай, её грязную историю отстирать невозможно — но Джули умоляла оставить на удивление хорошо сохранившийся красный галстук.

–Это заявление, - сказала она. - Этот галстук означает, что для тебя есть нечто большее, чем работа и война.

Я не готов делать заявление, - сказал я, съеживаясь под скептическими взглядами солдатов. В конце концов она смягчилась и повела меня по магазинам. Мы пролезли через обломки разрушенного Таргет-молла, и я вышел из примерочной в коричневых холщовых брюках, серой рубашке без воротника и в тех же черных ботинках, в которых умер — к моему старому деловому костюму они не подходили, но здесь пришлись в самый раз.

–Неплохо, - вздохнула Джули. - Ты хорошо выглядишь.

Она уступила мне, но несмотря на это, чем ближе мы подходили к воротам стадиона, тем мне было комфортнее в новой одежде. Чтобы одеваться броско нужна отвага, которой у меня пока нет. После стольких лет на окраине человечества всё, чего я сейчас хочу, это вписаться.

–Привет, Тэд, - говорит Джули, кивая сотруднику иммиграционной службы.

–Привет, Тэд, - я стараюсь вложить в интонации всё, что необходимо, чтобы меня впустили. Раскаяние. Безобидность. Дружелюбность.

Тэд ничего не отвечает и это лучшее, на что я могу надеяться. Он открывает ворота, и мы входим на стадион.

* * *

Собачье дерьмо на комковатом асфальте. Костлявые козы и коровы в самодельных загонах. Чумазые лица детей, выглядывающих из заросших хибар, которые раскачиваются как карточные домики и едва стоят, привязанные паутиной кабелей к стенам стадиона. Когда мы с Джули поцеловались, то не разрушили злые чары и по стадиону не прошла очищающая волна, отмывая его добела и превращая горгулий в ангелов. Можно даже сказать, что получился обратный эффект, потому что сейчас улицы наводнили трупы. Я слышал, как некоторые оптимисты называют их «почти живые». Не обычные и жестокие «совсем мертвые», не потерянные

«преимущественно мертвые» как наш друг Б, но еще не полностью живые, каким якобы являюсь я. Наше чистилище — это бесконечные стены всех оттенков серого, и нужно иметь острый глаз, чтобы заметить разницу между «камнем» и «сланцем»,

«туманом» и «дымом».

Сейчас «почти живые» передвигаются по стадиону свободно. За ними тщательно наблюдали, месяц испытательного срока прошел, и они хорошо себя зарекомендовали. Но это не значит, что они влились в общество. Люди замечают неуклюжую походку, плохие зубы, бледную кожу с фиолетовым оттенком — результат недостатка кислорода в крови, и обходят их стороной.

Когда мы проходим мимо, они кивают нам. Джули искренне улыбается и кивает в ответ, но стоит мне заглянуть им в глаза, как внутри все сжимается.

Уважение. Даже благоговение. Хотя у них гнилые головы, но все же они догадались, что Джули и я — особенные. Мы остановили чуму и мы здесь для того, чтобы вступить в новую эпоху. Они даже не догадываются, что мы не сделали ничего, чего не могли бы сделать они, просто мы первые, кто сделал это. И мы не знаем, что делать дальше.