Пилигрим (СИ) - Луковкин Кир. Страница 42
- Я царь калимов!
- Вот как? Мои сыновья имеют гораздо больше прав на престол, чем твой выродок. И если кто-то должен убираться отсюда, так это ты!
- Что? - зашипел Гальмет и зашвырнул кубком в толстяка. Тот проворно увернулся и продолжал:
- Посмотрите на него! Хочешь сказать, для тебя это новость? Твоя жена родила мертвого принца, а тот мальчишка, что растет при тебе, подкидыш. Сестра моей жены все видела и может поклясться в этом перед всеми богами мира.
Гальмет яростно зарычал. Маоль же расхохотался, колыхаясь всем телом.
- Да и к слову сказать, сам-то ты кто? Смотрите на него и знайте! Это жалкий самозванец!
Гальмет вскочил с трона:
- Ах ты собака!
- Неужели ты забыл, братец, какой ценой досталось тебе это кресло? Слушайте все!
И брызжа слюной, толстяк рассказал, как десять лет назад Гальмет, посланный степным народом с караваном купцов, воспользовался внешним сходством с настоящим Гальметом, сыном тогдашнего царя калимов и убил его. Старый царь страдал помрачением рассудка, и хитрый Гальмет использовал это. Он просто дождался удобного момента и отравил старика. Получив власть, он презрел отчизну, разорвал кровные узы и возвысился в своем тщеславии.
- Убирайся вон из моего дома! - взревел царь.
Толстяк отсмеялся и ушел вразвалочку, а за ним следовала вся его свита.
Гальмет рвал и метал. Он послал слуг найти Онерона или Амфи, но те так и не могли этого сделать. Через два дня в спальню к царю проникли неизвестные и придушили его. Царские покои были разорены, гарем разогнан, наложницы убиты.
...Когда Онерон узнал об этом от человека, близкого ко двору, миновало много дней. Сам же он раскрыл в нужный час свое послание: там говорилось, что он должен найти дом женщины - жены плотника на краю города. Она была подкуплена врагами Гальмета и отдала своего сына вместо мертворожденного царевича. Тот думал, что растит настоящего принца. И вот сейчас они сидели вместе с Амфи во дворике у дома его настоящей матери, которая наконец обрела сына.
- Он постоянно говорил мне, что скоро у меня появится брат или сестра, и они будут лучше меня, - вспоминал Амфи.
- Правильно, ведь ему нужен был настоящий наследник. Его плоть и кровь. А до тех пор он использовал тебя.
- Он ненавидел меня. Всякий раз, когда мы оставались одни, я дрожал от ужаса в ожидании смерти. А ему нравилось на это смотреть.
Онерон погладил мальчика по голове.
- Он сам себя погубил. Решив отравить тебя, он подослал к тебе под видом южных торговцев своих наемников, но не учел, что цветение ядовитого цветка вызывает видения из будущего. И когда ты предрек его гибель, он испугался по-настоящему.
- Он мучил меня, - Амфи закатал рукава и подол рубахи, обнажая тощее тельце, все иссеченное шрамами. - Хотел выведать, как это произойдет. Но так ничего не узнал.
- Потому что ты сам ничего не знал. Это тебя спасло.
Амфи взглянул на Онерона.
- Меня спас ты.
- Нет. От меня здесь ничего не зависело. Ход событий был предопределен заранее. Все действия людей предопределены и учтены, и все мы создаем то, что будет.
- Именно поэтому важно не знать свое будущее?
- Важно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о камень. А если ты все время будешь смотреть на горизонт, то расшибешься и упадешь. Человеку надо жить настоящим, потому что это дорога, которая приведет его к будущему.
Онерон пробыл в семье Амфи в гостях, рассказал о пути Фа, а потом отправился дальше.
Его путь лежал на юго-восток.
Миновав горные тракты, он снова спустился в долину. Но на этот раз впереди расстилались не джунгли, а холмистая местность, словно решето, пронизанная озерами и болотами. Климат тоже изменился. На смену солнечным дням, пришли дождливые. Впрочем, здесь дули не такие сильные ветры, как на взгорье. Тропа терялась в грязи, но, следуя показаниям навигатора, Онерон уверенно шел дальше. Людские селения ему попадались мало. Пройдя пару деревень, он убедился, что здешние люди относятся к чужакам настороженно. Хотя никто не проявлял по отношению к нему открытой вражды, мало кто выказал Онерону гостеприимство. Все чаще ему приходилось ютиться на задворках, где-нибудь в амбарах.
Со вел аудиодневник. Каждый день он старался записывать свои наблюдения, чтобы в будущем эту информацию можно было обобщить и изложить в виде связного научного труда.
Однажды он забрел по дороге в городок на холме, окруженный рвом и обнесенный высоким частоколом. Глинобитные, крытые соломой дома словно прижимались к земле.
- Кто ты? - спросили его угрюмые люди, когда Онерон появился на площади перед ратушей.
- Путешественник.
Тогда к нему приставили охранника и отправили к городскому начальнику. Это был сутулый, худой старик с заостренными чертами лица. Они долго беседовали. Онерон с удовольствием рассказал все, что видел на своем пути, не забыв упомянуть учение маоров о солнечном боге. Старик предложил разделить с ним стол.
- Я обеспечу тебе кров. Оставайся, насколько хочешь.
- Благодарю тебя, добрый человек.
Впервые Онерон встретил дружелюбное отношение. Вечером он прогуливался по городку и знакомился с местными жителями. Те разглядывали его с тревожным любопытством, но Онерон давно привык к подобным взглядам. Город был разделен на несколько секторов, верхний и нижний. В нижнем были построены жилые дома и склады. В верхнем городе располагались торговые ряды и лавки ремесленников. Забравшись на самую высокую точку, можно было наблюдать окружающие болота на много миль вокруг. В воздухе разливалась вечерняя мгла, в которой тонули звезды.
Онерон заметил, что одна сторона города не защищена стеной. Вместо преграды холм плавно опускался к поляне, у дальнего края которой темнели корявые силуэты. Онерон стоял на краю города и вглядывался туда в ночных сумерках, но темнота сгущалась так быстро, что в ней потонуло все.
Сзади зашушукали. Раздался детский смешок.
- Кто здесь?
Топот быстро удирающих ног. Но Онерон знал, что не все из детей испугались.
- Что там, внизу? - спросил он, не особенно надеясь на ответ.
- Лабиринт, - ответил кто-то громким шепотом. - Но туда запрещено ходить.
Силуэты на том конце поляны окончательно слились с корявыми кронами деревьев и чернотой горизонта.
- Почему запрещено?
Но обладатель голоса уже скрылся. Онерон стоял один в ночи. Вскоре он вернулся к гостинице, куда был поселен, и занялся другими наблюдениями. Однако постоянно возвращался мыслями к загадочному темному лабиринту.
На следующее утро начальник города предложил Со:
- Останься у нас гостем столько, сколько пожелаешь, странник.
Онерон хотел было уходить, но теперь всерьез задумался, не задержаться ли ему в пути на пару дней. Тем более длительные переходы вымотали его, а за одну ночь отдохнуть было сложно. Местные жители с любопытством поглядывали в его сторону, но от разговоров уклонялись. Ему подносили лучшую еду и питье, хотя от внимания Онерона не ускользнуло, что сами люди питаются довольно скудно. По приказу городского главы для Со закололи ягненка, собрали самые сочные плоды с фруктовых деревьев и поднесли ему кувшин холодного вина. Со понимал, что отказываться было нельзя. Он вкушал все поднесенные блюда, внимательно наблюдая за хозяевами. Ближе к вечеру, едва солнце перевалило половину пути, жители развели большой костер и устроили ритуальные песнопения с плясками. Пока женщины играли на замысловатых инструментах и пели, мужчины кружились вокруг костра, исполняя фигуры ритуального танца.
- Провожаем зиму, - пояснил старик, - встречаем весну.
В какой-то момент он взял Со за руку и повел к костру, туда, где собралась вся деревня. Жители играли в салки: подростки ходили с завязанными глазами по кругу, пытаясь поймать убегавших от них игроков. В свете костра они напоминали мечущихся призраков.
Со с улыбкой наблюдал за забавой. Потом к нему подошла девушка и вручила тряпицу, приглашая к игре. Онерон согласился. Он завязал себе глаза. Девушки, их было пять или шесть, закрутили его волчком и отскочили со звонким смехом. Со стал шарить руками в пространстве, пытаясь поймать девушек, но те всякий раз ускользали от него. Так продолжалось несколько минут. Со пошел, как ему показалось, за одной из девушек, которая подбадривала его мелодичным шепотом. Их пара все дальше удалялась от места всеобщего скопления народа. Онерон хотел снять маску, но чьи-то пальцы остановили его: