Любить, чтобы ненавидеть - Осипова Нелли. Страница 14

То ли Жанна Ивановна была сегодня доброй, то ли прониклась драматизмом ситуации, когда Катя рассказала ей о случившемся, — расщедрилась и отпустила ее на целый час.

«Черт с ней, — подумала Катя, сбегая по лестнице, — где час, там и два».

Как назло, водители словно не замечали ее поднятой руки.

Вымерли, что ли, все леваки? Остановился сверкающий лаком «Мерседес». Она заглянула в водительское окошко, чтобы договориться о маршруте, и затрясла головой, отпрянув: за рулем сидел амбал с холодными глазами и плотоядной усмешкой на влажных губах. Увидев, что она отступает, выбрался из машины.

— Э, нет, давай, садись, подвезу, куда скажешь… — он протянул руку, намереваясь схватить ее.

— Я с вами не поеду, — отпрянула она в сторону и оглянулась. Как она и надеялась, охранник у подъезда с интересом наблюдал за происходящим. — Коленька, скажите ему, чтобы отстал!

Но амбал сам увидел охранника, бросил, как плюнул, несколько грязных слов и забрался обратно в машину, поспешно хлопнув дверью. Машина мигом укатила.

Катя благодарно помахала охраннику и вновь принялась голосовать.

Время шло.

Наконец обшарпанный «Москвич» остановился, она впрыгнула в машину не спрашивая, дала адрес. К счастью, водитель оказался покладистым и понятливым, они быстро доехали. Катя протянула ему деньги, выскочила, помчалась к подъезду.

Гоша открыл ей сразу же, видимо, ждал у двери. Вид у него был растерянный и понурый.

— Не отвечает? — вместо приветствия спросила Катя.

— Нет.

— Ну что стоишь? Вышибай дверь!

— Катюх, недавно же ремонт делали… Меня Дашка убьет… может, слесаря вызвать?

— Вышибай, кому сказано! Не убьет, она тебя уже выгнала.

Гоша вздохнул, подошел к двери, примерился, отступил на два шага, ударил плечом и, вырвав замок с мясом, ввалился в спальню.

Дарья лежала поперек кровати навзничь, белая как мел. Высокая, полная грудь едва заметно вздымалась от дыхания. «Слава тебе, Господи», — подумала Катя и почувствовала, как у нее ослабели ноги. Она глубоко вздохнула, успокаиваясь, подняла простыню, сползшую на пол и открывшую Дарьину гордость — красивые, стройные ноги, может быть, чуть полноватые, но это, как любила говорить Даша, смотря на чей вкус. На полу, под простыней валялась пустая бутылка из-под коньяка. Катя схватила ее — 0,75, такие теперь стали делать, наплевав на традиции.

— Полная была или початая? — спросила она Гошу, который созерцал открывшееся ему зрелище из-за Катиной спины, словно боялся, что жена откроет глаза, встанет и снова выставит его вон.

— Полная, — ухмыльнулся он.

— Ну чего ты улыбаешься, подлец? Убирайся! И не забудь Сашеньку из школы привести!

Гоша без слов исчез. Катя села на край кровати и стала думать, что же ей теперь делать. Попытаться разбудить Дарью, выволочь ее в душ? Или дать выспаться? Три четверти литра коньяка… Как следует поступать с мертвецки пьяными бабами? Она улыбнулась формулировке, но напряжение, вызванное пережитым волнением, не проходило. Катя встала, прошла на кухню, заглянула в холодильник. Початая бутылка «Столичной» стояла на полочке в окружении соков. Сделав пару глотков и запив апельсиновым соком, она вернулась в спальню. Открыла настежь окно, чтобы проветрить комнату, подвинула кресло к кровати и села, размышляя о странной Дарьиной судьбе…

Какой был роман! Какая любовь! Как все девочки ей завидовали, хотя уже тогда Катя относилась к молодому художнику с атлетической фигурой, буйной шевелюрой, ленивыми, чуть вялыми движениями и ласковыми, всегда немного растерянными огромными голубыми глазами настороженно. Впрочем, думала она, наблюдая, как расцветает подруга, Дашиной твердости достанет на двоих, а когда родилась Сашенька, и вовсе успокоилась. Уже на пятом курсе Даша забросила язык, вечерами подрабатывала в роскошном магазине, расположенном на центральной линии Петровского пассажа, не гнушалась никакой работы, как-то подменила заболевшую продавщицу, очаровала забредшую в магазин группу американцев и даже сумела что-то им продать… Институт она закончила на «тройки», зато сразу же получила предложение работать продавщицей. Через два года у Даши был свой бутик. Ну не свой, а на паях с приятельницей, и не в таком престижном месте, как Пассаж, но все же настоящий бутик! Прибыль он давал куда более ощутимую, чем тот магазин на центральной линии, потому что Даша убедила подругу: быстрый оборот товара важнее, чем высокая цена. А Гоша перестал гоняться за издательскими заказами на оформление детских книг, кстати, в изобилии появившихся на прилавках, увлекся абстракциями и туманными мечтами о многотысячных стартовых ценах за свои работы на мировых аукционах. Кате его абстракции не нравились, как, впрочем, и большинству экспертов и оценщиков, по словам Гоши, ни хрена не понимающих в искусстве. Одна Даша умилялась его поискам. Доумилялась!

Мысли о Даше постепенно перескочили на раздумья о собственной судьбе.

Надо же — влюбилась… Мало того что в женатого, так еще и в иногороднего.

И что ей теперь делать? Жить от телефонного звонка до звонка?

Думал о ней и Андрей… Он сидел в своем офисном кабинете и, вопреки обыкновению, ничего не делал, только смотрел отсутствующим взглядом на экран большого компьютера.

Такого с ним еще не случалось. Нет. Разумеется, были кратковременные увлечения, но и всегда была ровная, спокойная любовь к Данусе.

Когда-то, на первом курсе, он влюбился в нее без памяти, мучился, комплексовал из-за того, что не было денег пригласить ее в ресторан, а ему казалось, что такую девочку, как она — Дануся считалась самой красивой на их курсе, — можно пригласить только в ресторан, тем более что одевалась она сногсшибательно. Тогда он не знал, что она на два года старше его, потому что до поступления в МГУ почти три года работала манекенщицей у известного модельера. Однако ее честолюбивым планам не суждено было сбыться — Клаудии Шиффер из нее не получилось. Как говорил постоянно Данусе маэстро, ей не хватало пластичности. «Ну что ты изображаешь памятник себе, любимой! — орал он, теряя терпение. — Почувствуй ткань, покрой платья, изогнись, шевельни бедром, плечом, ты на демонстрации мод, а не на военном параде. Господи, надо же — при такой красоте и фигуре… Пойми ты: манекенщица без пластики все равно что музыкант без слуха». На этом ее деятельность манекенщицы закончилась. Поразмыслив, она решила стать журналисткой. Целый год занималась с репетиторами по всем необходимым предметам и поступила на факультет журналистики. От прежнего осталась тяга к роскошным туалетам, неприступный вид, словно она снизошла до журналистики, и привычка вести себя как дама, считая всех остальных просто ребятней.

За ней иногда приезжал солидный, средних лет мужчина на роскошной машине. Андрей безумно ревновал к нему, обзывая мысленно Данусю всякими словами, пока не узнал случайно, что это ее родной дядя, заменивший ей отца, длинноногого красавчика-поляка, оставившего ее мать с годовалым ребенком, память о себе в виде отчества Дануси Казимировна и еще фотографии, спрятанной в секретной шкатулке в спальне матери. А когда узнал, что солидный мужчина не любовник, а дядя, осмелел и пригласил ее в ресторан «Метрополь». Деньги Андрей скопил, подрабатывая грузчиком на станции Москва-товарная. Дануся согласилась. В ресторан он вошел под руку с ней без тени опасения, что не сможет оплатить любой счет. Но когда раскрыл принесенную официантом карту вин, волосы зашевелились у него на голове. К счастью, Дануся заявила, что всем винам предпочитает «Советское шампанское», а оно вполне укладывалось в скромный бюджет Андрея, и он со спокойной душой повел ее танцевать, сделав заказ. На высоких каблуках Дануся оказалась одного роста с ним, высоким, прекрасно сложенным юношей. Они привлекали внимание, и он на какое-то время почувствовал себя повелителем жизни.

Подъезд Данусиного дома запирался на кодовый замок. Девушка набрала код, открыла дверь и неожиданно для Андрея ввела его за собой в просторный, слабо освещенный вестибюль. Ее лицо, казавшееся таинственным в неярком свете одинокой лампочки над лифтом, очутилось так близко, что он зажмурился и поцеловал ее. Она ответила, приоткрыв губы…