Штормовая волна - Грэм Уинстон. Страница 16

— Нет. Ни единой монеты.

— Люди припрятывают серебро. Деньги дешевеют. Вы видели эти испанские доллары, захваченные как трофеи, которые отправляют на Монетный двор и штампуют на них портрет короля?

— Мне предложили такие, но я отказался.

— И зря. Они вполне легальны. Каждая монета идет по четыре шиллинга и девять пенсов. Но подозреваю, что и они исчезнут, как и остальные. Вы думаете, ваша шахта иссякнет так же быстро, как и начала приносить прибыль?

Росс улыбнулся.

— Как я вижу, вы в курсе дела. Мы будем получать прибыль еще год или два, может, даже дольше. Северная жила вполне неплоха и далеко еще не истощилась. Я также приказал возобновить работы в направлении Уил-Мейден.

— Сейчас у вас в нашем б-банке крупный счет, Росс, почти четыре тысячи фунтов. Вы думали о том, чтобы вложить часть в гособлигации? На прошлой неделе они снова поднялись до семидесяти одного.

— Так приятно чувствовать, что деньги наготове в вашем банке. Я подыскиваю, куда их вложить, что-нибудь вроде судоверфи Блюитта в Лоо или плавильного предприятия Дэниэлла. Чем более разнообразными будут вложения, тем меньше на меня повлияют капризы Уил-Грейс.

— Теперь, когда вы стали членом парламента, ваше имя само по себе имеет вес. Ох, не кривитесь, это правда, хотите вы того или нет. Многие наверняка хотят заполучить ваше имя для своих предприятий.

— Я теперь как богатая наследница — подозреваю корыстный интерес в каждом ухажере... А если серьезно, Харрис, как дела у моего кузена?

— У которого? Сент-Джона Питера? — Паско пожал плечами. — Водит мою дочь на танцы.

— Вот юный идиот. Прямо хочется ему врезать. Ну что поделать с такими людьми?

— Наверное, подождать, пока они повзрослеют и превратятся в старых идиотов. Джоан мало рассказывает, но я кое-что слышал.

— Он по-прежнему держит деньги в банке Уорлегганов?

— Да. Но денег Джоан это не касается. Вероятно, он заключил с Уорлегганами какое-то соглашение. Я не знаю его природу.

Росс недовольно фыркнул.

— Хотел бы я на него повлиять. Но разум никогда не был его сильной стороной. Может быть, мне поговорить с его отцом?

— Не думаю, что это приведет к какому-либо результату. Сент-Джон говорит о своем отце в самых неприглядных выражениях.

Росс снова фыркнул, и они замолчали.

— Кстати, об Уорлегганах... — сказал Росс.

— А мы разве говорили о них?

— Некоторым образом. К счастью, я пока что не видел Джорджа. Полагаю, он в Труро?

— О да. Все они здесь. Джордж, как я понимаю, пытается купить место в парламенте.

— Вот дьявол... С помощью Бассета?

— Нет-нет. Джордж купил дома в Сент-Майкле у сэра Кристофера Хокинса. Я не знаю подробностей, но вроде много домов поменяли владельца.

— Таким образом он будет иметь интересы в городке, но от него точно выбирают членов парламента?

— Да. Там выбрали Уилбрама и капитана Хоуэлла. Несомненно, Уорлегган надеется убедить одного из них подать в отставку. Это вполне возможно за нужную сумму.

Росс вытянул ноги.

— Мне пора, Харрис. Почему вы никогда к нам не приезжаете? В одну сторону расстояние в точности такое же, как и обратно.

— Мне приходится находиться здесь, — ответил Паско. — Мои партнеры не участвуют в делах, и я надеялся, как вы знаете, что муж Джоан мне поможет, но, как вы также знаете, он считает банковское дело ростовщичеством и не желает марать руки.

Они спустились вниз. В банке толпились клиенты, как во всякий базарный день. Паско открыл боковую дверь.

— Неужели Джордж, — сказал Росс, наклонив голову, чтобы пройти, — не нашел менее дорогостоящий способ получить место?

— Он мог бы. Но он надеется заполучить под свой контроль оба места от Сент-Майкла. А тогда, кто знает, возможно, дотянется и дальше. Учитывая места от правительства, он будет обладать сильными позициями и сможет просить об услугах. Питт щепетилен в личной жизни, но без колебаний покупает политическую поддержку.

— Больше ни слова, а не то меня стошнит.

Росс встретил Дуайта, и они поехали домой вместе сквозь ветер и завесы тумана. Июнь выдался сырым. Солнце постоянно скрывалось в облаках, принесенных юго-западным ветром. Демельзе хотелось знать, откуда они берутся. Их что, кто-то производит, спрашивала она, где-то за горизонтом?

Дуайт выглядел ещё более замкнутым, чем обычно, более молчаливым, но в такую изнурительную погоду это не казалось чем-то необычным. А Росса погода совсем не беспокоила — чистый воздух, такой свежий после лондонского зловония. Для сена нужно солнце, а сухой ветер — чтобы уберечь картофель от гнили, но сейчас ему не хотелось об этом беспокоиться.

Немного погодя Дуайт сказал:

— Как у тебя сейчас с Демельзой, всё хорошо?

— Что? Почему же нет?

— Ох, Росс, я же твой самый близкий друг, а не только доктор, потому и решился спросить. Знаю, что в прошлом году были кое-какие сложности. Но я не хочу быть назойливым.

Росс придержал лошадь.

— Если, говоря о сложностях, ты имеешь в виду страсть Демельзы к лейтенанту Армитаджу, то да, признаю, трудное было время. Что поделаешь с молодым человеком, смелым и во многих отношениях достойным, но больным, и как оказалось, смертельно больным, пытающимся — даже не знаю, насколько успешно — наставить тебе рога? И что делать с женой, которая до сих пор была верной и преданной, когда видишь её, склоняющейся к земле, как молодое деревце, вырванное ураганом?

— Ох... даже не знаю...

— Но возможно, тебе известно больше, чем мне? Демельза только Кэролайн доверяла свои секреты.

Дуайт улыбнулся и поглубже надвинул шляпу.

— Мы все очень близки друг другу, Росс. Это очень особенные отношения. Иногда мне кажется, ты знаешь Кэролайн лучше меня. В таком случае — неужто ты хоть на минуту можешь представить, что она передала мне какие-нибудь доверенные Демельзой секреты?

Росс кивнул.

— Придётся тебе, Дуайт, считаться с тем, что ревнивец подозрителен и недоверчив.

— Армитадж умер. Что бы там ни было, много или мало — всё кончено раз и навсегда. Береги то, что имеешь, Росс. Ты такой счастливый. И, прежде всего, забудь о случившемся. Если ты позволишь этому тлеть...

— Знаешь, несмотря на то, что многие считают нас самой любящей парой, наши отношения всегда были бурными, как пламя. За одиннадцать лет мы пережили немало штормов, и большей частью по моей вине. Теперь мы должны справиться с её штормом.

— Это всегда тяжелее.

— Быть тем, «перед которым грешны другие больше, чем он грешен сам» [3]? Конечно. Но думая об этом в таком ключе, я чувствую себя пристыженным. Однако наши эмоции не всегда рациональны. Чувства рождаются в глубинах сознания, и чтобы справиться с ними, нужна железная воля. Трудно удержать язык и взгляд, а особенно мысли...

Теперь они приблизились к развилке, где их пути расходились. Дорога Дуайта — налево, к склону, где стояла мельница Джона Джонаса с четырьмя коттеджами и торчала старая шахта, как указующий перст, а оттуда миля по вересковой пустоши до Киллуоррена. Россу — прямо, к перекрёстку Баргус, и дальше, к Грамблеру и Нампаре.

— Мы говорили только о моих проблемах, Дуайт, но думаю, ещё не совсем разобрались с твоими.

— Почему ты так решил?

— Ты назвал меня счастливчиком. Так оно и есть, но я чувствую, в твоих словах есть скрытый смысл.

— О, должно быть, я имел в виду — в сравнении с большинством моих пациентов, и богатых, и бедных. У многих из них печальная судьба, и это заставляет меня думать, что здоровье — главное условие жизни. Без него никак.

— Ну, положим, раз они твои пациенты, то, скорее всего, больны, потому и обращаются к тебе. Признаюсь, я встречаю изрядное количество вполне здоровых людей. Конечно, здоровье очень важно, и те, кто его имеет, не ценит, пока не потеряет. Но мне кажется, для тебя в этом есть личный подтекст, так? Ты говорил, что неплохо себя чувствуешь. Значит, это упадок духа, Дуайт.