Штормовая волна - Грэм Уинстон. Страница 43

И на время всё было позабыто: жена (с легкостью), модные наряды (без особого труда), пост (чуть сложнее), опасения, что она попросит еще денег (ну и ладно, оно того стоит), даже страх подхватить инфекцию от ее жалкого мужа (еще слегка теплился). Когда наступило затишье и оба лежали на спине, глядя на подтекающий потолок, истощенные, задумчивые, и Ровелла вдруг чихнула, Оззи снова насторожился и решил побыстрее уйти. Пасхальная неделя, сказал он таким тоном, будто это его собственность, это период страшного напряжения, как ей прекрасно известно, требует всех сил священника, всего его времени и энергии, вероятно, это самое напряженное время года. Ему нужно готовить проповедь, сделать заметки для встречи с церковными старостами, в общем, все обычные дела, не говоря уже о проблемах, возникших в результате болезни Оджерса в Соле. Придется уйти пораньше. Он поднялся и начал одеваться.

Ровелла села в постели, наблюдая за ним узкими желто-зелеными глазами.

— Викарий...

— Не сейчас, — ответил он, зная наверняка, что она упомянет о протекшей во время бури на этой неделе крыше. — Не сейчас, Ровелла. У меня нет времени. На следующей неделе...

— На следующей неделе...

— Да, — сказал он, нагнулся и поцеловал ее.

Это было необычное проявление привязанности, так отличающееся от страсти, и она открыла глаза чуть шире. На самом деле это был поцелуй предательства, ведь Оззи знал — на следующей неделе он не придет. Нынче вечером он намеревался сообщить ей о своих сомнениях относительно будущего, но внезапно его осенило, что лучше промолчать. Если повезет, он уйдет сегодня, дав ей лишь обещание прийти в следующий раз. Пусть она его ждет. Это принесет ей только пользу, отучит быть жадной (он польстил себе, посчитав, что эти страстные встречи нужны ей в той же степени, что и ему). Она будет более приветливой, если он нанесет ей визит в следующий раз.

Он надел жилет и нагнулся, чтобы застегнуть ботинки. Потом с раскрасневшимся лицом натянул сюртук, плащ и закрепил высокий воротничок. Оззи взглянул на лежащую в чувственной позе Ровеллу, такую бледную в свете канделябра, и невольно снова ощутил желание. Он справился с этим, отвернувшись.

— До свидания, викарий, — произнесла Ровелла и снова чихнула. — Не думайте, у меня лишь насморк. Но если и так, это неудивительно, учитывая протекающую крышу. Во время болезни Артура мне иногда приходилось покрывать постель брезентом от капающей воды. Во время воскресной бури оторвалась черепица.

— На следующей неделе, — отозвался Оззи. — Обсудим это на следующей неделе. На следующей неделе я тебя выслушаю и помогу, обещаю.

— Благодарю, Оззи. Думаю, вам лучше приходить попозже — вечера становятся длиннее, так будет меньше риска.

— Я приду позже, — ответил Оззи. — До встречи. Прощай.

Он спустился вниз, взял шляпу и хлыст, отпер дверь и выглянул наружу. Через полчаса должна была встать луна, так что решение уйти пораньше оказалось вдвойне мудрым. Завернувшись в плащ, Оззи вышел, закрыл дверь и двинулся по темной мощеной улице. Вокруг не было ни души.

Даже более широкие городские улицы словно вымерли. Время от времени спотыкаясь на выщербленной мостовой, с плеском наступая в лужи, не обращая внимания на редких попрошаек или шатающихся пьяных, вскоре он добрался до конюшни. Мальчишка зевнул, хотя было еще совсем рано, и вывел его лошадь, за что получил шесть пенсов. Преподобный Осборн Уитворт поднялся на приступок, взгромоздил свое массивное тело на лошадь и поскакал прочь из города.

По дороге домой он думал о возобновлении отношений с женой и отсутствии ее бурной негативной реакции. Это порадовало его, как немногие другие события. Он надеялся, что теперь, когда лед сломан, так сказать, по зрелому размышлению Морвенна осознает всю свою глупость и даже, возможно, начнет преклоняться перед мужем — его превосходством, силой и мужественностью.

От каких бы выдуманных невротических недугов она ни страдала, она все-таки мать их сына, и для ее же здоровья необходимы регулярные человеческие и физические отношения. Оззи полагал, что женщины в большинстве своем им восхищаются, и по его самолюбию больно ударило то, что одна из них, имеющая честь носить его фамилию, ему отказала. Так хозяину дома или капитану корабля претит даже единственный мятежник, даже бунтующий молча. Теперь мятеж был подавлен, и Оззи чувствовал себя намного лучше.

Да и вообще, жизнь складывалась как нельзя лучше. Пусть он не получил приход ни в Лаксуляне, ни в Манаккане — епископ предпочел совершенно неподходящую кандидатуру из Тотнеса, явно политическое назначение — теперь Оззи пытался убедить Джорджа помочь с назначением на должность окружного декана. Это был бы существенный шаг в карьере, и хотя Джордж пока не выказывал горячей поддержки этой идеи, Оззи считал, что стоит чуть-чуть поднажать, и дело пойдет на лад. Недавно он заказал в частной типографии печать своих проповедей и собирался раздать книги влиятельным священнослужителям.

Лишь одна мелочь его тревожила, червячок сомнения, даже зародыш червячка — что стряслось с Артуром Солвеем. Этот человек каждую неделю навещал в трущобах свое жалкое семейство, а трущобы кишели инфекцией. Инфлюэнца — неприятное, но излечимое заболевание. Болотная лихорадка — куда хуже. Но тиф?.. Он часто посещает бедняков... Или даже чума, которая за последние пятьдесят лет не достигала в Корнуолле размеров эпидемии. Но пара человек то тут, то там, не всегда верно поставленный диагноз, разумеется, и эти случаи замалчивали, опасаясь паники, но они происходили, как он прекрасно знал. И это означает смерть, и ужасную смерть. Ровелла дважды чихнула. Разве чихание — не первый признак чумы?

Кожа покрылась мурашками, и Оззи поскакал дальше, пытаясь выбросить эти мысли из головы. Путь из Труро к церкви святой Маргариты, вверх и вниз по крутому холму, частично пролегал по главной дороге из Сент-Остелла в Труро, той самой, по которой поехал дальше Росс Полдарк после их встречи прошлым маем. Но в полумиле до конца тропа сворачивала направо и бежала между деревьями к церкви и дому викария.

Теперь полная луна уже стояла высоко в небе, и на широком перекрестке, где сходились дороги, Оззи без труда разглядел высокого тощего человека, внезапно появившегося на пути. Лошадь шарахнулась, и Оззи слегка испугался, потому что никогда не знаешь, не окажется ли одинокий путник грабителем.

— Мистер Уитворт, — произнес незнакомец. — Вы ведь мистер Уитворт?

С вернувшейся уверенностью Оззи отозвался:

— Да. Чего вы хотите?

Он не видел лицо незнакомца, но ему показалось, что оно закрыто шарфом. А в руке мужчина держал палку.

— Вот чего я хочу! — выкрикнул мужчина, размахнулся и ударил священника палкой по голове.

Но прицелился он плохо, руки у Артура Солвея тряслись, и в нервном возбуждении он слегка промахнулся. Удар пришелся Оззи в грудь и частично выбил его из седла, но он быстро восстановил равновесие и поднял хлыст. Сидя высоко на перепуганной лошади, он снова и снова молотил нападавшего по голове и плечам, пока Солвей сумел сделать только один яростный замах, но попал не в Оззи, а в лошадь, и та встала на дыбы. Оззи приник к седлу, одна нога выскользнула из стремени. Он решил, что хоть этот человек и заслуживает порки, но безопаснее все-таки покинуть место стычки. Оззи успокоил лошадь и вдруг опознал нападавшего и понял, почему тот так поступил.

Он отпустил поводья и пришпорил лошадь коленями. Оглушенный Солвей, из глаз которого посыпались искры после удара по голове, все-таки понял, что план мести, взлелеянный за семь дней, не удался, в отчаянии бросился вперед и вцепился в плащ удаляющегося Оззи.

Вцепился крепко, и Оззи с одной ногой в стремени потерял равновесие, когда лошадь скакнула вперед. Он свалился, как подрубленный дуб, но одна его нога застряла в стремени, и Артур Солвей, покатившийся по земле с куском плаща в руке, увидел, как лошадь протащила мистера Уитворта на пятьдесят ярдов. Потом хорошо выезженная гнедая медленно остановилась и оглянулась на тело хозяина, лежащее на дороге.