Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред. Страница 26

Хотя я понял. Даже если бы мне никогда больше не довелось услышать этот голос, я бы не забыл его до конца жизни. Он уже спас меня однажды, взяв контроль над ситуацией, когда мне грозил неминуемый арест. Теперь если я чего и боялся, то лишь потери контакта.

Голос искусственного интеллекта обладал способностью учить и информировать человеческие существа на подсознательном уровне, когда те находились в покое или просто спали. Но этого было мало — проснувшись, люди, как правило, не обращали внимания на тихие подсказки, которые они верно приписывали голосу совести, и как ни в чем не бывало занимались своими делами.

Я поинтересовался у незримого оператора именем темной силы. И получил ответ: имени нет. Посланцы коммуникационной сети превосходили врага мудростью, ибо умели, в отличие от темной силы, заглядывать в будущее; та же держалась исключительно на насилии.

Теперь и я в определенной мере обладал способностью заглядывать в будущее. Впервые это проявилось, когда я увидел якобы римскую сивиллу, излагающую судьбу конспираторов — сообщение искусственного интеллекта, трансформировавшегося у меня в голове в известное из истории существо. Она (или оно) всего лишь констатировала грядущие события — без комментариев. Силы, которые расстроят планы заговорщиков, остались пока нераскрытыми; ИИ безошибочно предвидел последствия некоторых событий, но либо не видел, как эти события происходили, либо предпочитал меня не информировать. Скорее второе — я очень многого еще не знал.

Я спросил ИИ, почему загадочный противник давно не устранен; она продемонстрировала мне диаграмму, показывающую, как враг постепенно все глубже вовлекался в суть общего плана. При сотворении мира он пошел в дело, как и все остальное, ибо при вовлечении его в порядок вещей не делалось различий на то, что мы назовем добром, и то, что мы отметем как зло. ВАЛИС не уничтожил противника, а заставил его работать.

В своей деятельности по постоянному воссозданию бытия орган, посредством которого шло творение мира, использовал самые экономичные средства. Черпая отовсюду, мастер брал только самое нужное. Таким образом Вселенная превратилась в некий гигантский склад, почти неиссякаемый источник частей, где творец мог найти все, что ему требуется.

Похоже, создание, являвшееся источником лавинообразного нарождения форм, двигалось во времени вспять от дальнего конца Вселенной и кроило хаотическое бытие по собственному образу и подобию. Хотя в этом я сомневался — масштаб событий был столь чудовищно велик, что его очертания терялись в пространстве и времени.

Вновь на меня постепенно нисходило понимание, что я в Риме, а не в Калифорнии. Я чувствовал Империю, чувствовал огромную железную темницу, где трудились рабы. Будто бы наложением на черной стене тюрьмы я видел мельтешащие фигуры в серых робах — врагов Империи и тирании. И знал, руководствуясь своими внутренними часами, что истинное время — 70 год нашей эры, что Спаситель уже явился и ушел, но скоро вернется. А мельтешащие серые фигурки с радостным трепетом готовились к его возвращению.

Лавина иностранных слов захлестнула мой переполненный впечатлениями мозг. Слов этих я не знал, однако их смысл был ясен: мне грозит смертельная опасность от шпионов Рима, от злых вооруженных людей, вездесущих и готовых противостоять всему, что бросает тень на имперскую славу. Надо быть начеку, следить за каждым своим словом, охранять доверенный мне секрет: связь с межгалактической коммуникационной сетью и самим ВАЛИСом. Узнай они об этой связи, агенты Рима убьют меня в ту же секунду — такова имперская политика.

Сражение шло две тысячи лет. Имена изменились, лица изменились, но противники оставались постоянными. Империя рабов против тех, кто боролся за справедливость и правду — не за свободу в современном смысле, а за добродетели сегодня размытые, погребенные под тушей Империи, что охватила и Соединенные Штаты и Советский Союз — ее равные проявления-двойники. США и СССР, как я понял, есть лишь две части Империи, разделенной императором Диоклетианом в административных целях. У них общая система ценностей — верховенство государства. Отдельно взятый человек ничего не значил, а люди, которые обратились против государства и руководствовались собственными ценностями, являлись врагами.

Мы были врагами, мы, носящие серые робы и трепетно ждущие возвращения Спасителя. Я воспринимал его не как мученика, принявшего за нас смерть, а как законного правителя, который вернется, заберет свое царство и осенит подданных правдой и справедливостью. Он не поработит нас, не заставит принимать обычаи Империи; мы будем разделять его обычаи, как свои собственные. Да они и есть наши собственные. А где кончаются его люди, там кончается и его власть; справедливое царствование по сравнению с тиранией Цезаря.

Мне надо было обучить жену определенным кодовым словам, чтобы незаметно предупредить ее, если среди нас окажется римлянин. Мы составляли добровольное тайное общество — чертили в пыли секретные знаки и пожимали руки особым образом; мы ждали грядущего события, которое нас освободит. Внешне мы ничем не отличались от людей Цезаря, и в этом заключалась наша сила. Главный вопрос, который нас волновал, был не «Вернется ли Спаситель?», а «Доживем ли мы до его возвращения?». Вдруг он придет и обнаружит, что нас нет? Или хуже того, что мы ассимилированы Империей, приняли ее образ жизни и забыли навсегда, кто мы такие? А может, он способен восстановить эту память, пробудить в спящих утерянное знание?..

Причем я понял, что Рим существует сейчас; он проявил себя из тысячелетнего укрытия. Не я вернулся в прошлое, а Рим отринул шелуху сегодняшнего мира и явился мне, по-прежнему невидимый для прочих американцев. Империя не исчезала, она лишь скрылась из глаз. Мы унаследовали ее, сами того не сознавая, и именно она служила фундаментом всего.

При всей моей ненависти к Риму еще больше я его боялся. Моя память словно растянулась на две тысячи лет, но повсюду было одно и то же: гигантский Рим, покрывающий века.

Так вот он, противник… или, точнее, физическое воплощение противника. Конкретное проявление Зла — но за ним таился дух, который сделал Империю тем, что она была.

Две тысячи земных лет часы вечности стояли; они остановились на 70-м году нашей эры. Сейчас стрелки наконец сдвинулись. Царь выбрал поле битвы — наш мир, наше время.

Две тысячи лет назад он пришел сюда, бросил посевы и ушел. А сейчас вернулся — или скоро вернется, — чтобы собрать урожай. Ему известно, что всходам вредили, что их закрывали от солнца. Но компенсация будет полной. Две тысячи лет исчезнут, словно их и не было. Противника уничтожат бесповоротно; его вообще не должно было быть. И притеснения не должно было быть. Даже памяти о существовании Рима не останется. Те, кто служил Империи, во второй раз жить не будут.

А те, кто сопротивлялся ей, боролся с ней даже ценой собственной жизни, будут жить вечно.

Увидев панораму событий в истинной перспективе, я понял, что моя связь с информационной сетью — не случайность; она запланирована давным-давно, задолго до моего рождения, самим ВАЛИСом. Меня готовили, для того чтобы я принял участие в предстоящей битве: свержении Рима.

Глава 18

Я, Николас Брейди, понимал, что эти изначальные способности восстановлены во мне лишь временно, благодаря моей связи с коммуникационной сетью. Оборвется эта связь — и я вновь ослепну и оглохну, стану таким, каким прожил свою жизнь.

С такими вот мыслями и чувствами сидел я во дворике, с упоением впитывая информацию звездного света. Я был слеп ранее и буду слеп вновь. Это неизбежно, пока враг продолжает орудовать на нашей планете. А время его удалить еще не пришло. В лучшем случае мы могли заставить его чуть откатиться — одержать маленькую тактическую победу, чтобы хоть немного стабилизировать собственное положение.

Лишь когда Спаситель прорвется сквозь линейное время и поведет свое воинство в бой, лишь тогда перемена станет полной и необратимой. Завеса поднимется, и мы увидим мир, каким он был. И самих себя.