Свободное радио Альбемута - Дик Филип Киндред. Страница 3

Возле постели безмолвно стояла некая фигура, пристально глядя вниз, на него. Некоторое время фигура и Николас изучали друг друга; Николас охнул от изумления и сел. Тут же проснулась и закричала Рэйчел.

— Ich bin’s! — успокаивающе обратился к жене Николас (в школе он учил немецкий), желая сказать, что фигура — это он сам, хотя в возбуждении и не заметил, что говорит на иностранном языке, на том, которому учила его миссис Альтекка в старших классах.

Рэйчел, разумеется, не поняла. Николас начал поглаживать ее, однако продолжал повторять немецкую фразу. Рэйчел была растерянна и напуганна, не прекращала кричать. Фигура тем временем исчезла.

Позднее, проснувшись окончательно, Рэйчел не могла понять, видела ли она фигуру или просто отреагировала на поведение мужа.

— Это был я сам, — твердил Николас, — я сам стоял возле постели и смотрел на себя. Я узнал себя.

— Что эта фигура здесь делала? — спросила Рэйчел.

— Оберегала меня, — заявил Николас.

Он знал это наверняка — видел выражение ее лица. Никаких оснований для страха не было. У него сложилось впечатление, что фигура, то есть он сам, явилась из будущего — возможно, из некой очень отдаленной точки времени, — чтобы убедиться, что с ним все в порядке. Впечатление было ярким и сильным, Николас не мог от него избавиться.

Отправившись в гостиную, он взял немецкий словарик и нашел использованную идиому. Конечно, все оказалось правильно. Она буквально означала: «Я — есть».

Они с Рэйчел прямо в пижамах сидели в гостиной и пили растворимый кофе.

— Хотела бы я не сомневаться, что видела ее, — повторяла Рэйчел. — Что-то же напугало меня. Ты слышал, как я кричала? Я и не думала, что могу так кричать. В жизни никогда так не кричала. Наверное, и соседям было слышно. Только бы полицию не вызвали. Я наверняка их разбудила. Который час? Уже светает.

— Со мной ничего подобного не происходило, — бормотал Николас. — Я просто обалдел: открыть глаза и увидеть себя… Настоящее потрясение. Интересно, с кем-нибудь такое случалось? Боже мой.

— Соседи так близко, — твердила Рэйчел. — Надеюсь, я не разбудила их.

На следующий день Николас пришел ко мне и обо всем рассказал, желая узнать мое мнение. Но рассказал обиняками: сначала заявил, что это идея для научно-фантастического рассказа — чтобы я не решил, что он спятил.

— Думаю, как писатель-фантаст ты в состоянии объяснить подобное явление. Что это — путешествие во времени? Параллельная вселенная? Существуют ли вообще путешествия во времени?

Я сказал ему, что это был он сам из параллельной вселенной. Он узнал себя — вот доказательство. Себя из будущего узнать нельзя, время сильно меняет внешний вид, черты лица. Никто не в состоянии узнать самого себя из будущего. Когда-то я написал об этом рассказ. Речь там шла про то, как к главному герою, собиравшемуся совершить какую-то глупость, явился с предупреждением он сам из будущего, а герой, не узнав себя в посетителе, убил его. Рассказ я еще никому не показывал, однако не сомневался, что его напечатают. Мой агент, Скотт Мередит, продал все, что я до сих пор написал.

— Пригодится тебе идея? — спросил Николас.

— Нет, чересчур заурядная.

— Заурядная!.. — Он расстроился. — Той ночью она вовсе не показалась мне заурядной. Думаю, пришелец хотел что-то сказать, сообщить телепатическим путем, но я проснулся и прервал передачу.

Я объяснил ему, что при встрече с самим собой из параллельной вселенной — или из будущего, если уж на то пошло — телепатия вряд ли понадобится. Не логично, ведь при такой встрече не будет языкового барьера. Телепатию используют при контакте разных рас; например при встрече землянина с обитателем иной звездной системы.

— А-а, — задумчиво протянул Николас.

— Явление было милосердным? — поинтересовался я.

— Ну конечно! Это же был я, а я милосерден. Знаешь, Фил, в некотором смысле вся моя жизнь ушла впустую. Что я делаю — в мои-то годы? Работаю заурядным продавцом в магазине пластинок? Посмотри на себя: ты профессиональный писатель. Ну почему, черт побери, я не способен на что-нибудь серьезное? На что-нибудь, исполненное смысла? Я мелкий служащий, нижайший из низших! А Рэйчел в один прекрасный день станет профессором. Не надо было мне бросать университет!

— Ты пожертвовал своей академической карьерой в благородных целях, ради борьбы с войной, — сказал я.

— Я сломал винтовку. Никакой цели не было. Просто на занятии по разборке оружия я потерял курок. Вот и все.

Я объяснил ему роль подсознания и указал, что он достоин всяческого уважения за мудрость и высокие этические идеалы своего подсознания.

— Не очень-то я в это верю, — ответил Николас. — Я теперь вообще ни во что не верю — с тех пор как ко мне пришли агенты ФБР. Они хотели, чтобы я шпионил за собственной женой! Думаю, именно этого они на самом деле добиваются — чтобы люди шпионили друг за другом, как в «1984», и таким образом распалось все общество. Что такое моя жизнь по сравнению, например, с твоей? По сравнению с чьей угодно?.. Знаешь, Фил, уеду я на Аляску. Я тут на днях толковал с одним типом из транспортной компании, так у них трижды в год туда идет яхта. Я уеду. Думаю, именно это хотел сказать мне мой двойник из будущего или из параллельной вселенной — что жизнь проходит мимо и надо ее решительно менять. Наверное, он как раз собирался сообщить мне, что именно надо делать, а я проснулся и все испортил. Хотя на самом деле его испугала Рэйчел — своим криком. Если бы не она, я бы сейчас знал, как организовать жизнь и обеспечить нужное будущее, а так я не понимаю даже, что происходит. Практически я бью баклуши. Какие у меня надежды? Что меня ждет впереди? Ничего, кроме сорока огромных ящиков с хламом фирмы «Виктор», на который клюнул даже Герб — из-за десятипроцентной скидки!.. — Николас погрузился в мрачное молчание.

— Как выглядели агенты ФБР? — спросил я, никогда в жизни с ними не сталкивавшийся. В Беркли все до одного боялись подобного визита, включая меня. Такие были времена.

— У них толстые багровые шеи и двойные подбородки. И маленькие глазки, словно два уголька засунули в тесто. Они не сводят с тебя взгляда. У них несильный, но ощутимый южный акцент. Они сказали, что вернутся поговорить с нами обоими. Наверное, и с тобой захотят поговорить. Рассказы у тебя левацкие?

— А ты их не читал?

— Я не читаю научную фантастику, — ответил Николас. — Я читаю только серьезных авторов, таких как Пруст, Джойс и Кафка. Когда фантастика сможет сказать мне что-нибудь серьезное, я буду читать и ее.

Потом он завел речь о достоинствах «Поминок по Финнегану», особенно заключительной части, которую он сравнивал с заключительной частью «Улисса». Николас был убежден, что никто, кроме него, не читал и не понимал Джойса.

— Научная фантастика — литература будущего, — сказал я ему в образовавшейся паузе. — Через несколько десятилетий полетят на Луну.

— О нет! — воскликнул Николас. — На Луну никогда не полетят. Ты живешь в вымышленном мире, Фил.

— Это тебе сообщил твой двойник из будущего? Или из параллельной вселенной?

Мне-то казалось, что именно Николас живет в вымышленном мире — продавец в магазине пластинок, который с головой ушел в литературу, весьма удаленную от реальности. Он так начитался Джеймса Джойса, что Дублин был ему ближе, чем Беркли. Но даже и мне Беркли казался не совсем реальным, а скорее, подобно Николасу, затерянным в мире фантазий. В Беркли жили политической мечтой, совершенно чуждой политической мечте остальной Америки; мечтой, подлежащей уничтожению — реакция все росла, ширилась и набирала силу. Такой человек, как Николас Брейди, никогда бы не уехал на Аляску — он был продуктом Беркли и мог жить лишь в гуще радикальной студенческой тусовки. Что он знал об остальной Америке? Я-то поездил по стране, был и в Канзасе, и в Юте, и в Кентукки и прекрасно видел: радикалы Беркли изолированы, они сами по себе. Да, они способны на некоторое время смутить покой американских граждан своими взглядами, но в конечном итоге почтенная консервативная Америка одержит победу. А когда падет Беркли, падет и Николас Брейди.