Эксгумация - Литт Тоби. Страница 18

Лили писала левой рукой, поворачивая страницу так, чтобы не смазать ладонью свежие чернила «Роллербола». Она ежедневно заполняла не меньше страницы дневника своим характерным почерком. С каждым новым словом ее буквы все больше наклонялись влево, пока к концу страницы строка не превращалась в одну сплошную линию почти без разрывов. Мне казалось, что она сама ни за что не сможет прочитать свои каракули. Но ей это как-то удавалось.

Довольно часто, особенно когда она писала обо мне, Лили запиралась в туалете — как подросток, скрывающий свои эротические фантазии от родителей. (Впрочем, я был уверен, что как раз этим Лили охотно делилась с матерью: однажды я застал их за разговором о сексе. Лили с виноватым видом быстро положила телефонную трубку, как только я вошел в комнату, а Джозефин как-то странно улыбалась мне во время нашей следующей встречи. Мать Лили гораздо лучше меня знала, что могло быть в тех дневниках.)

Зеркальный шкафчик в ванной был абсолютно пуст — лекарства Лили, все эти валиумы, либриумы, литиумы, прозаки и занаксы, исчезли. Я провел рукой по верхней полке, надеясь найти хоть одну оставшуюся от нее таблетку. Мои пальцы нашарили что-то застрявшее в глубине, у задней стенки шкафа. В таком месте легко что-то не заметить или забыть. Это оказалась сложенная вчетверо бумажка. Я развернул ее и присел на унитаз, чтобы рассмотреть.

Передо мной была инструкция к тесту на беременность.

Я вернулся в спальню и улегся на кровать, стараясь придумать, чем бы полезным заняться до конца дня. В голову ничего не приходило — с каждой секундой я становился все бесполезнее. Я едва мог заставить себя совершать элементарные движения.

Примерно через пятнадцать минут я встал и начал изучать содержимое гардероба Лили.

Я провел рукой по вешалкам с платьями, как бы перелистывая страницы каталога воспоминаний: в этом она была на вечеринке в честь ее первой роли в рекламе; в этом — на отвратительном ужине у матери; это мне довелось задрать на ней под деревом в Хэмпстед-Хит; это с отвращением было выброшено в мусорное ведро (спасено и отстирано мной); это куплено в Нью-Йорке и так ни разу не надето; это до сих пор — я поднес его к носу и проверил — каким-то чудом сохранило запах водорослей; это куплено во время гастролей со спектаклем «Соната призраков»; это — появилось за неделю до того, как она меня бросила.

Обессиленный, я вернулся в исходное положение — на кровать.

Мои глаза обшарили верхнюю половину комнаты.

На одном из шкафов лежала никем не замеченная коробка — плоская, серая, незаметная, она тихонько собирала там пыль. На коробке стояло одно единственное слово: «призрак».

Я тут же вспомнил платье, которое было на Лили в «Ле Корбюзье» — текучую невесомую субстанцию, которая одновременно подчеркивала ее доступность (для других) и ее недоступность (для меня).

Я поднял крышку, ожидая увидеть еще одно платье из того же самого магазина — еще один подарок Лили самой себе после нашего разрыва.

Платье было того же цвета, что и то, первое.

Я взял его в руки.

На пол выпал чек.

Без Лили платье было практически бесформенным. Оно вообще было мало похоже на платье — скорее на водопад из мягкой женственной ткани, который заструился с моей руки вниз, до самого пола.

Я подошел к зеркалу и расправил платье перед собой, чтобы рассмотреть его. Я ожидал увидеть в нем какое-нибудь, хотя бы небольшое, отличие в покрое — оно должно было быть или короче первого, или не иметь рукавов.

Однако я испытал настоящий шок, когда понял, что (насколько я мог судить) это было точно такое же платье, как и в тот вечер, когда нас с Лили…

Зачем Лили купила два одинаковых платья? Насколько я мог припомнить, она никогда не приобретала одежду в двух экземплярах — казалось, она даже носки покупала по отдельности.

Я перевернул платье и осмотрел его спереди: Лили явно хотела этим платьем что-то кому-то сказать. Возможно, она не надеялась, что адресат расшифрует ее сообщение. Но все равно, в платье было заложено какое-то тайное послание. Если оно предназначалось мне, то я его не понимал. Если кому-то еще, то…

Я поднял чек. Покупка была сделана примерно за месяц до гибели Лили.

Я решил отправиться к «призраку».

Такси до магазина.

Снаружи салон одежды, расположенный в нескольких сотнях ярдов от Оксфорд-стрит, производил впечатление заведения, которое как бы застыло в нерешительности между практичностью и чопорностью. Белый фасад. Четыре ступеньки к двери. Витрина в нейтральном стиле: три безголовых манекена. Более яркие цвета этого сезона (доминируют фиолетовый и алый, — хватит серого).

Зайдя внутрь, я попросил пригласить менеджера. Когда она появилась из глубины магазина, я объяснил ей, кто я и кем приходился Лили. Менеджер предложила сесть и поговорить. Я согласился. Она провела меня в свой кабинет.

— Нам пришлось очень нелегко, — сообщила мне она.

Я примерно представлял, что она имела в виду: за несколько недель до нашего разговора журнал «Фейс» организовал съемку по мотивам того, что произошло с Лили. В складском помещении, декорированном под «Ле Корбюзье», демонстрировались новейшие модели от «призрака», перемазанные киношными имитаторами крови.

— Как будто смерть вашей подруги была очередным концептуальным манифестом мира моды — или антимоды.

Я не стал поправлять ее и говорить, что это была смерть моей бывшей подруги.

— Нам совсем нежелательна такая реклама.

Наверняка именно поэтому все восемь страниц материала из «Фейс» были пришпилены к доске у нее за спиной.

— А полиция с вами связывалась?

— Да, — ответила она.

— Они вам объяснили, что им было нужно?

— Как я поняла, они пытались вычислить маршрут ее перемещений по городу в день гибели.

— И?

— И она была в нашем магазине в тот день.

— Была в магазине?

— Купила платье, в котором она была в тот вечер. Я ее обслуживала. Лили, похоже, была очень довольна, потому что успела купить последнее платье. Я все хорошо помню только потому, что она покупала эту модель уже в третий раз.

— Неужели она купила у вас три одинаковых платья? — спросил я.

Платье номер «один», в котором ее застрелили, сейчас находилось, вероятно, в распоряжении полиции; платье номер «два» лежало в коробке в ее квартире; но где могло быть платье номер «три»?

— Да. Она купила первое, как только они появились, то есть около года назад.

Я пытался вспомнить, видел ли ее когда-нибудь в таком платье.

— Затем второе примерно за месяц до гибели. А затем еще одно в тот самый день. «Я вечно на них что-нибудь проливаю» — так она все объяснила. Однако вы-то сами как? Как себя чувствуете? Вы ведь иногда заходили к нам с Лили, верно?

Я вспомнил, что, бывало, шатался по магазину, гордясь, как настоящий мужчина, своей полной бесполезностью, пока Лили примеряла платье за платьем. (Она говорила, что я одеваюсь безвкусно, и скорее всего была права.)

— Да, — сказал я. — А кто-нибудь еще с ней хоть раз сюда приходил?

— Э-э-э…

— Не бойтесь, я знаю, что она мне изменяла.

— Были и другие мужчины.

— Вы кого-нибудь из них узнали?

— Одного я где-то видела. Такой представительный мужчина средних лет. Знакомое лицо. Он приходил с ней раза два. Были и другие. Друзья. Тот актер из рекламы.

— Геркулес?

— Да.

— А вы помните, кто был с ней, Геркулес или тот мужчина средних лет, когда она покупала это платье в первый раз?

— Подождите, — сказала она, — я в тот день не работала.

Менеджер вышла из кабинета. Мне было слышно, как она идет по деревянному полу магазина — звук шагов отражался от твердых белых стен и почти совсем не поглощался одеждой. До меня донеслись женские голоса; кто-то отвечал на вопросы менеджера; я расслышал ого и четкое нет. Она вернулась.

— Извините, мне не удалось узнать это. Тот человек, который, как мне кажется, тогда ее обслуживал, только что ушел. Но я могу вам сказать, что эта модель продавалась у нас с прошлой весны и до сентября. После происшествия их быстро раскупили. Но не наши постоянные покупатели. Постоянные покупатели даже возвращали свои платья — наверное, боялись, что они несчастливые.