Эксгумация - Литт Тоби. Страница 22
Как жестоко с ее стороны было заказать именно телятину, думал я, разрезая бледные тонкие куски.
(Когда мы только познакомились, я был вегетарианцем по принципиальным соображениям, а Лили — из желания употреблять здоровую пищу. Падение Лили, когда оно произошло, было вызвано не архетипическим сандвичем с беконом, а гастрольными постановками «Сонаты призраков». Это была первая по-настоящему серьезная роль Лили: дочь полковника, в реальности дочь «мужчины средних лет». Когда половина тура осталась позади, у Лили начались обмороки. Помреж заметил эти признаки начинающейся анемии и решил, что такое обстоятельство полезно для пьесы Стриндберга, но может очень плохо отразиться на страховке. Поэтому он велел ей питаться бифштексом и яйцами. Вернувшись с гастролей, Лили развратила и меня.)
Моя персона постепенно привлекала к себе незаслуженное внимание других гостей, ведь они заметили, что я, заказав обед на двоих, ем в одиночестве. Пока они были в кухне, Майкл явно проболтался другому официанту, кем я был и что здесь делал. Этот другой официант, жужжа, словно пчелка, постепенно разнес драгоценную пыльцу свежей сплетни по дальним столикам. Приборы клацали, головы разворачивались в мою сторону, глаза прищуривались и тут же расширялись. Все новые тычинки любопытства оказывались затронутыми. Жужжание слышалось уже рядом. Я уловил слово «стреляли».
Показался метрдотель и минуту-другую стоял у лестницы. Справа от него находилась двойная дверь в кухню. Именно там Лили могла бы заметить человека, который готовился ее убить, если бы подняла глаза, но она этого не сделала.
Майкл обслуживал меня безупречно. Мне кажется, он пытался доказать самому себе, что является настоящим профессионалом. Для него этот день постепенно превращался из испытания в успех; наверное, он мог стать для него наградой за предыдущий, крайне неудачный вечер. «Может, Майкл — актер, подрабатывающий официантом?» — думал я. Чему он учился? Если тебя обучают чему-то большему, чем обслуживание клиентов, это обязательно будет воспитанием скрытой мегаломании и сдержанного презрения. Кстати, именно сдержанное презрение выражало лицо метрдотеля, который подошел ко мне, когда я попросил счет.
— Мистер Редман, — произнес он. — Что я могу сказать? Вы очень смелый человек. Для нас ваш визит — огромная честь.
Но его вид при этом был все равно что вопль: Убирайся отсюда, жалкий оборванец!
— Надеюсь, что ваше выздоровление не затянется надолго. В знак уважения, которое испытывают к вам все сотрудники ресторана «Ле Корбюзье», пожалуйста, примите от нас этот обед — и ваш трагически закончившийся ужин — в качестве дара.
— Я благодарен вам за щедрость, но я уже принял решение заплатить за оба визита. Я должен это сделать ради себя и ради Лили.
— Что ж, — проговорил он, всплеснув руками, отчего они, как хорошо обученные голуби, синхронно разлетелись в стороны, — может быть, в следующий раз.
— Большое спасибо, — сказал я. — Все пережитое стало для меня сильнейшей травмой, и поэтому сам я, наверное, пока воздержусь от новых визитов. Однако я хотел бы иметь возможность заказать этот столик для своих друзей. У меня есть эксцентричные друзья. Любознательные люди. Я был бы вам очень признателен, если бы вы пообещали мне освободить для них этот столик в случае необходимости — ради меня.
— Конечно, — ответил он, не моргнув глазом.
— Кроме того, у меня есть к вам одна просьба, которую вы бы могли исполнить уже сегодня.
Было видно, что метрдотель хотел уже ответить: Все, что угодно, — но в последний момент удержался. Если бы он это сказал, я бы действительно мог попросить у него «что угодно» — в его глазах я был потенциальным психом, недавно едва избежавшим смерти. Кто знает, вдруг бы я пожелал чего-нибудь совсем неприличного.
— Чем мы можем вам помочь? — спросил он.
— Разрешите мне заглянуть в вашу книгу записей заказов за август прошлого года.
— Я бы с удовольствием предоставил вам такую возможность, мистер Редман, если бы эта книга у нас была. Но, к сожалению, полиция ее изъяла.
Интересно.
— Э-э-э, а вы, случайно, не помните, на чье имя был заказан наш столик?
Метрдотель немного поколебался. У него был шанс продемонстрировать свою двойную власть надо мной: власть знания и власть утаенного знания. Оба эти варианта по-своему привлекали его, но он предпочел открыть мне свою информацию, поскольку это давало ему надежду удалить меня из ресторана раз и навсегда.
— Да, я стоял рядом с детективом, пока он изучал книгу. Столик был заказан на имя Алана Грея. Когда официант — Майкл — позвонил в «скорую», он назвал им это имя, имея в виду вас. Что в дальнейшем, возможно, привело к небольшой путанице в больничных документах.
Я поднялся на ноги чуть энергичнее, чем следовало бы.
— Большое спасибо за помощь, — сказал я.
— Не за что, мистер Редман.
Мы двинулись в сторону лестницы, провожаемые со всех сторон взглядами посетителей.
— Надеюсь, прошлогодний инцидент не повредил вашему бизнесу.
— Напротив, мистер Редман. Число заказов на столики даже возросло, как ни печально признавать это несовершенство человеческой натуры.
— Неужели? — удивился я.
— Возросло больше чем на десять процентов.
ТАК мне удалось разоблачить в нем жадного лавочника. Метрдотель тоже заметил свою ошибку и смутился. Ему не следовало упоминать никаких цифр перед клиентом, тем более таким клиентом. Пытаясь исправиться, он зачастил:
— Посетители постоянно спрашивают тот самый столик и добавляют: Вы знаете, что я имею в виду. Наверное, вы не без труда сумели сегодня получить его?
— Да, я бы предпочел приехать вечером.
— К сожалению, мистер Редман, любители острых ощущений как раз выбирают вечер.
У лестницы я повернулся к нему:
— Но вы ведь освободите для меня мой столик, если я попрошу?
Он ответил движением одних век, но все же это было согласие.
— Безусловно.
Я вынудил его скрепить это обещание прощальным рукопожатием.
— Можно попросить Майкла помочь мне на лестнице? — осведомился я.
Метрдотель удалился, чтобы позвать официанта.
33
На полпути вниз по лестнице я повернулся к Майклу и сказал:
— Ваш метрдотель только что сообщил мне имя, на которое был заказан столик в тот вечер, когда в меня стреляли.
Майкл остановился.
— Да, — произнес он.
— Вы помните это имя? — спросил я.
Он оглянулся, чтобы убедиться, что на лестнице никого нет.
— Алан Грей, — ответил он.
— Вы лично записывали заказ? — спросил я.
Он быстро кивнул.
Я посмотрел на Майкла, стараясь определить, стоило ли задавать следующий вопрос. Судя по всему, стоило.
— А кто именно заказывал столик?
— Полиция уже об этом знает, — ответил он.
— Зато я не знаю, — сказал я и небрежно приподнял один из костылей, как будто настолько к ним привык, что они срослись с моими руками.
— Мистер Грей сам звонил.
— Когда?
— В понедельник или во вторник.
Казалось, он был готов что-то добавить, если бы я задал правильный вопрос.
— И? — спросил я.
— По-моему, в понедельник, — произнес он. Но все же он хотел сказать что-то другое.
Мы снова сосредоточились на ступеньках.
Уже на улице я сказал ему:
— Большое спасибо за помощь.
Он улыбнулся.
— Берегите себя, — сказал он.
— И вы тоже, — откликнулся я.
На самом деле между нами было гораздо больше общего, чем между ним или мной и метрдотелем. Мы были одного поля ягода, потому что оба стремились к тому, что для нас было недостижимо.
— Ну что ж, может, еще увидимся, — сказал он.
Прежде чем потрусить вверх по лестнице, он легонько хлопнул меня по плечу.
Возвращаясь домой из «Ле Корбюзье», я чувствовал себя обессиленным, но теперь у меня было имя — неожиданное имя — и новая задача: Алан Грей.