Эксгумация - Литт Тоби. Страница 31

Обстоятельства, при всей их жестокости, заставили меня задуматься над тем, какой была бы моя реакция, если бы эмбрион оказался мужского пола. Как ни ужасно прозвучит мое признание, но я бы расстроился чуть больше. Мне казалось, что раз ребенок, которого я потерял, был противоположного пола, его связь со мной была не столь сильна.

Однако то, что погибло в утробе Лили, было не только потенциальным человеческим существом, но и моей жизнью, какой бы я хотел ее видеть. С тех пор как Лили вышвырнула меня, у этой версии оставалось все меньше шансов осуществиться.

Версия эта была такова: мы бы жили вместе. У нас даже могли бы родиться дети. Мы с Лили говорили о детях. Я хотел детей, а она все время отмахивалась от моих уговоров на том основании, что не может терять время в столь критический момент карьеры. (С точки зрения Лили, в ее карьере других моментов и не было.)

Теперь я знал наверняка, что она была готова пожертвовать жизнью другого существа, другой женщины — пусть даже еще не родившейся — ради этой карьеры.

Я вылез из такси у дома. Водитель дал мне карточку с телефоном.

— Звони в любое время, — сказал он. — Я живу в этом районе.

Я вспомнил, что вечером мне предстояло еще одно мероприятие: в семь часов я должен был быть в театре «Барбикан».

Я спросил таксиста, может ли он заехать за мной в шесть.

— Конечно.

— Я буду с инвалидной коляской.

— Без проблем.

Понедельник, вечер.

Для первого раза я заказал место в самом центре первого ряда. Алан и Дороти должны меня заметить; я должен ассоциироваться у них с определенными шумами, тогда они начнут по-настоящему выходить из себя.

Согласно замыслу постановщика для достижения максимального эффекта во время ключевых сцен в зале должна была стоять полная тишина. Актерам нужна была уверенность, что они по своей воле заставят зал затаить дыхание. Лучше всего для этого подходили монологи главных героев. Но были и другие ответственные эпизоды: появление призрака Банко, сцена в Бирнамском лесу. Однажды вытерпев этот спектакль, я примерно представлял, когда тишина была особенно необходима. План у меня сложился простой: каждый раз, когда Алан и Дороти будут рассчитывать на эти драгоценные моменты благоговейной тишины в зале, я буду оглушительно кашлять, отвлекая зрителей и выводя актеров из равновесия.

Поскольку спектакль ставила Королевская шекспировская труппа, актеры соревновались между собой в том, кто чаще сможет добиться полной тишины в зале. Нас как бы призывали решить, кто из них держал ногу на педали газа? И кто жал на тормоз? Алан или Дороти, Макбет или леди Макбет?

В первый вечер я импровизировал. Как только мне казалось, что приближается пауза, я чуть подкашливал для разминки, а затем старался разорвать тишину оглушительным хриплым рыком.

В то же самое время я мысленно отмечал, в каком месте мой кашель произвел бы максимальный эффект.

Мой план подразумевал, что кашель должен быть безошибочно узнаваем: поэтому я выбрал немного похожий на икоту «шотландский кашель старой девы» с увертюрой в духе «заранее прошу прощения».

Мне было трудно судить, как скоро Алан и Дороти обратили внимание на кашель, но ближе к концу спектакля я был уверен, что они его заметили и начали нервничать.

Поскольку мне не хочется все время возвращаться к своим посещениям «Барбикана», я собрал их вместе в одной главе.

Перед вами мой «Дневник кашляющего театрала».

ВТОРНИК. Удачное, уверенное выступление. Я заметил, что у Алана развивается нечто вроде лицевого тика. Отчасти это, несомненно, признаки его работы над ролью, но я надеюсь, что без мании преследования здесь не обошлось. Я также придумал еще один действенный прием: когда гасят свет и актеры ждут за кулисами, пока ведьмы закончат пролог, я для затравки издаю свой фирменный кашель — чтобы Алан и Дороти знали, что я на месте.

СРЕДА. Сегодня мне пришлось немного отступить. Они стараются изменить темпоритм постановки и сократить паузы. В результате спектакль улучшился (благодаря моему косвенному вмешательству). Я ограничился хирургически точными ударами. Я также начал покашливать в момент произнесения важнейших реплик. Поскольку меня больше не пугает акустика огромного зала, громкость моего кашля становится весьма впечатляющей.

ЧЕТВЕРГ. После вчерашнего дня перед спектаклем стали делать объявление с просьбой к зрителям без необходимости не шуметь во время представления. Билетерша получила приказ следить за человеком в инвалидной коляске. Я молчал весь первый акт. Было видно, как Алан расслабляется и втягивается в привычный ритм. После антракта билетерша ушла — и я приступил к беспощадной атаке.

(Должен признать, что все это дается мне с большим трудом, ведь спектакль сводит меня с ума. Я замечаю все самодовольные актерские гримасы и попытки импровизировать. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы заставить себя отправиться в театр в этот раз. Но я рад, что пересилил себя. Это было одно из моих лучших выступлений.)

Алан и Дороти реагируют на мое поведение по-разному. Алан почти признал свое поражение — он играет, повесив голову, и постоянно допускает не предусмотренные ролью паузы; Дороти, наоборот, становится все истеричнее и истеричнее.

Очевидно, что остальным актерам объяснили: я веду кампанию мести.

ПЯТНИЦА. По причинам, которые станут понятны в дальнейшем, мне пришлось пропустить этот спектакль. В любом случае мой план предусматривал это: даже если меня не было бы в зале, Алан и Дороти должны были испытывать беспокойство, которое если не губило весь спектакль, то, по крайней мере, лишало их ощущения удовольствия от собственной игры. Перед каждой ключевой паузой в их сознании должен был возникать страх, что именно сейчас я все испорчу.

СУББОТА. Перед представлением менеджер о чем-то шептался с охраной. Ему, очевидно, было приказано «задержать мужчину в инвалидной коляске». К счастью, на спектакле присутствовало еще трое мужчин в колясках, и он не мог задержать нас всех. Думаю, что завтра он проверит билеты, заказанные на мое имя, и увидит, что я был на «Макбете» шесть дней подряд (плюс один). Поэтому я позвоню, отменю свой заказ на оставшиеся билеты и устрою им сюрприз — откажусь от коляски, приду на своих двоих и куплю у кого-нибудь лишний билетик или встану в очередь за возвратом и заплачу наличными. Это собьет их с толку.

ВОСКРЕСЕНЬЕ. Сегодня вечером Алан остановился на полуслове, повернулся и долго всматривался в зал. Я был ограничен в своих возможностях, поскольку сосед взглянул на меня и сказал «ш-ш-ш» всего лишь после третьей атаки. Моя жизнь в образе прикованного к коляске инвалида была куда проще (ведь инвалиду никто не смеет сказать «ш-ш-ш»). Я ограничился шестью выпадами (по три на Алана и Дороти), но громко извинялся после каждого из них.

Когда спектакль закончился, я послал Алану и Дороти большой букет белых лилий с вложенной в него запиской: «Я могу продолжать в том же духе до бесконечности. Интересно, надолго ли хватит вас?» Вместо подписи я оставил свой номер телефона.

Вторник.

С утренней почтой пришла подробная распечатка телефонного счета Лили.

Безусловно, самыми важными были ее звонки Алану. Вооружившись маркерами, я выделил их все и, к своему огорчению, обнаружил, что она звонила ему достаточно регулярно с момента завершения гастрольных представлений «Сонаты призраков» и почти до дня смерти.

Интересно, что Лили решила обзавестись мобильным телефоном как раз перед теми гастролями. Похоже, она, как и многие, использовала сотовую связь для общения с любовником. Или любовниками.

Было ясно, что Алан соврал насчет продолжительности и серьезности своих отношений с Лили. И насчет причин, по которым он решился на этот роман, — якобы она сказала ему, что со мной она покончит.

Может, Дороти обо всем этом знала и, следовательно, тоже врала? Или она просто повторяла ложь, которой накормил ее и полицию Алан? Однако я вспомнил, что у полиции тоже была такая распечатка. А значит, Алан, скорее всего лгал только мне — потому что следователи тут же раскусили бы его. Итак, либо Дороти защищала мужа, повторяя за ним ложь (которая будет разоблачена, как только начнется суд), либо Алан убедил полицию помочь ему скрыть свою интрижку от жены. Ни одно из объяснений не казалось мне более вероятным, чем другие. Возможно, они просто не хотели говорить мне правду. Возможно, они просто пытались выиграть время.