Сегодня я умру (СИ) - Сойтту Анна. Страница 2

Безразличный к солнцу пернатый переросток, тихо что-то насвистывая, весело вышагивал рядом, периодически за плечо отдвигая меня от идущих навстречу прохожих. Была у меня одна дурная привычка, которая лично мне безумно нравилась, но жутко раздражала окружающих, в том числе тех, в которых я врезалась на ходу. Я любила вертеть головой по сторонам и рассматривать то, что меня окружает. Листья, цветы, камни, лепнину на домах, резные деревянные наличники на окнах. Могла сесть возле клумбы и разглядывать ползущую по своим делам улитку, а потом её сфотографировать, если вдруг она вытянула свои рожки и как-то интересно наклонила свою раковину.

Фотоаппарат был моей радостью и головной болью Габриэля. Потому что, когда в мои руки попал первый настоящий зеркальный аппарат, что я сделала? Начала охоту на ангела. Я пыталась подловить его везде: дома, на улице, в институте, на работе, специально, случайно, из-под выверта, из-под подвыверта. Это было невозможно. На фотографиях получалось всё — трубы, двери, куски стен, части лиц, ветки деревьев, но доказательств того, что он не моя галлюцинация — не было. С годами он стал относиться к этому философски, а я просто увлеклась фотографией.

Мы привыкли пользоваться его способностями и вслух с ним я разговаривала только дома, и то больше для того, чтобы не потерять навык общения. Вот и сейчас, мы шли, перекидываясь мыслями, как мячиком для пинг-понга, по направлению к железнодорожному вокзалу. Нужно было успеть купить билет на ближайший рейс до Санкт-Петербурга, а уже там открыты дороги во всех направлениях, мы остановились на Чёрном море. Тихо, спокойно, всё своё и родное.

Габриэль остановился возле перехода через оживлённо звенящий машинами проспект и нажал кнопку на светофоре, чтобы зажечь нужный сигнал. Ему не трудно, а люди понервничают: почему вдруг тот включился сам? Ангел делал невозмутимое лицо, а я прятала в глазах смех.

Всё, что последовало за этим, слилось и нарезалось подобно фотокадрам.

Напротив, через дорогу от меня, люди стоят на переходе, и ждут когда перестанет озорно подмигивать жёлтый сигнал светофора.

Машины замедляют свой натужный бег и, застывая почётным железным караулом, выстраиваются вдоль белых полосок.

Отчаянный визг тормозов летящего под уклон КАМАЗа, его огромная звероподобная махина собирает автомобили, заставляя их падать, лететь на людей подобно косточкам домино.

Белоснежные крылья закрывают мой обзор, Габриэль пытается оттолкнуть меня в сторону, но ноги будто приросли к асфальту. Мчащаяся лавина слишком широка, бежать некуда.

Гейб прижимает меня к себе, в бесплодной попытке спрятать от неотвратимой, сминающей всё на своём пути железной волны.

Удар. Боль. Темнота. И только маленькое молочно-белое пёрышко кружится в странном вальсирующем танце перед моим оторопевшим внутренним взором, подгоняемое играющим с ним несуществующим ветром. Так вот ты какая, смерть?

Дорханиэль

День не задался с самого утра. Такое бывает редко — всего раз семь в неделю. Эта вредная вертихвостка Амрина снова ускользнула от меня. На месте её отца, я бы уже всыпал ей по первое число, но… Приходилось молча терпеть и покрывать нахалку во время её отсутствия. Сдав пост своему собрату по несчастью Румиру, и как следует выспавшись, вечером отправился с дозором на обход владений. Можно было бы и не уделять этому столько времени, если бы не распоясавшиеся не ко времени тролли. Они повадились в сумерках нарушать границы и, если бы пытались что-то украсть, я бы понял. Но они каждый день проскальзывали через границу в разных местах и искали, что-то или кого-то. Многочисленные следы тёмных прислужников видели то здесь, то там и наряды стражей усилили. Выспаться получалось крайне редко, сегодня днём был первый раз за последний месяц.

Лес никогда не был тих. В нём всё время звучала какая-то жизнь. Шептались между собой деревья, например, сейчас дуб, мимо которого мы проходили, жаловался соседке сосне, что белка опять забила его дупло орехами на зиму. Непоседливые сойки перелетали с ветки на ветку, сопровождая наш отряд. По-осеннему золотой лес скрывал в своей чаще последние приготовления к зимовке. Тарналиэль держался позади меня и высматривал раскинувшийся по правую руку лес, за Каленором была левая сторона. Фарадир шёл замыкающим. Мы часто ходили в дозор в таком составе и сработались за несколько десятилетий так крепко, что разговоры стали не нужны. Каждый знал свою работу и свою ответственность.

Внезапно моё внимание привлекло какое-то белое свечение впереди. Сделав знак всем рассеяться, двинулся вперёд, напарники обходили заинтересовавшее меня место с флангов. Увиденное на поляне заставило замереть от ужаса. Что здесь могло случиться?

Не выдержав и презрев все возможные опасности и ловушки, кинулся вперёд. На одеяле из кротких полевых цветов лежала девушка. Всё её тело было изломано самым невозможным образом. Кровь пропитала странную одежду незнакомки. Но больше всего потрясали белоснежные крылья! Прекрасные лебединые крылья. Крылья у человека! Тихий хриплый звук заставил не поверить своим глазам. Я опустился на колени перед ней и приложил ухо ко рту девушки. Еле слышное, хрипящее, булькающее от крови дыхание — она живая! Определённо живая!

— Тар! Знахаря, живо!

Дважды просить не пришлось, зеленоватый огонёк портала возвестил о срочном призыве. Не прошло и минуты, как возле меня опустилась Нарлина.

— Великие боги! Что тут случилось?

Если бы я знал ответ на этот вопрос! Целительница слегка встряхнула руками и приложила их к телу пострадавшей. Сращивая, заживляя, останавливая внутреннее кровотечение. Девушка не проронила ни крика, ни стона, хотя тело выгнулось от невыносимой боли. Только сжала зубы крепче, закусив губу, на которой тут же выступила кровь. Если кто-то и справится с этими жуткими ранами, то только Лина. Отряд не проронил ни слова, все хорошо знали, что когда в дело вступает магия исцеления, любой громкий звук может нарушить концентрацию знахаря и момент перелома, когда душа возвращается к свету будет упущен.

Томительные минуты тянулись в молчании, лёгкое магическое свечение окутывало руки Нарлины. Я внимательно разглядывал незнакомку, пытаясь понять откуда она могла здесь взяться. С толку сбивали крылья. Как это возможно? Чей больной разум проводил такой эксперимент, да ещё и подверг таким пыткам, что взгляд не выделял ни одного живого и невредимого места. Довольно милое девичье лицо обрамляли короткие волнистые волосы цвета спелого лесного ореха. В наших краях их так не обрезают, только если случилась серьёзная трагедия. Локоны заканчивались чуть пониже подбородка, значит если в её жизни было такое событие, то оно случилось лет пять назад, не больше. Я не припоминал ни одного серьёзного случая за это время. Мягкие черты лица, довольно милые, тонко очерченные скулы, маленький курносый нос, слегка пухловатые губы и очаровательные небольшие ушки. Хрупкое, гибкое тело пряталось в облегающем светло-синем сарафане до щиколоток, обнажавшим плечи и не оставляющем простора для воображения. Пушистые ресницы слегка подрагивали. Какого цвета глаза скрываются под ними? Откуда она? Как сюда попала? К сожалению, на эти вопросы я получу ответы только после того, как она придёт в себя.

Лина погасила сияние и отпустила магический поток. На лбу знахарки выступили капельки пота, что означало огромное напряжение магических сил, она выложилась до дна своего резерва.

— Дор, помоги мне её отнести, — устало произнесла целительница. — Она больше не может принять мою магию. Всё остальное придётся залечивать обычным способом.

Сделав знак своим продолжать патрулирование, осторожно поднял незнакомку с земли, её крылья обвисли будто тряпочки. Почему-то до дрожи захотелось увидеть, как она их расправляет, отталкивается от земли и парит в небесах. Удивительная. Поморщилась, снова закусив губу. Знаю, маленькая, ещё больно, но всё будет хорошо. Я не знаю целителя сильнее Нарлины, она поставит тебя на ноги.