Виннипегская Стена и я (ЛП) - Запата Мариана. Страница 16
— Ты живешь здесь? — его вопрос резко разрезал воздух между нами. Взгляд опустился на руку, в которой я держала перцовый баллончик и набор ключей, зажатый между пальцами.
Я подумала о соседях, ужасном строении, количестве машин, припаркованных на парковке, которые всегда были в аварийном состоянии, и о трещинах на тротуаре с умирающим газоном. Ко мне редко приходили люди, так что меня не очень заботило место, где я живу. Все, что мне нужно, — это крыша над головой. Плюс, могло быть и хуже. Всегда может быть хуже. Я пыталась никогда не забывать об этом.
Затем я подумала о красивом районе, огороженном забором доме, где жил Эйден, и о потрясающей кухне, на которой я так много раз готовила... и, наконец, я представила выцветший ковер в моей квартире и облупившиеся виниловые столешницы, и меня слегка передернуло.
Я не буду стыдиться того, что не живу в высококлассной квартире. Это моя первая квартира, которая принадлежала лишь мне, и она выполняла свою роль — давала мне место для сна и работы.
Так что я медленно и удивленно кивнула — ладно, я была в чертовом шоке — видеть его. С того момента, как я уволилась, я пару раз разговаривала с Заком, и мы ходили с ним перекусить, но он лишь раз упоминал в нашем разговоре Эйдена. Единственное, что он рассказал мне о моем бывшем боссе, что они вместе работали. И этого достаточно.
Взгляд Эйдена ни на секунду не дрогнул. Его отстраненное, бесстрастное выражение лица совсем не изменилось.
— Я хочу с тобой поговорить, — он больше настоял, чем предложил.
Я хотела понять, откуда он узнал, где я живу, но вопрос застрял в горле. Я хотела ответить ему односложным ответом... и затем вспомнила… «Булочка».
Этот мудак Тревор назвал меня Булочкой, а этот мужчина ничего не ответил.
Я не могла не сжать свободно висящие на мне шорты. За последние пять недель я потеряла почти пять килограммов, и это отразилось почти на всей моей одежде. Но мысли о комментарии Тревора лишь злили меня и раздражали.
— Нет, — вот, я сказала это. Легко. Так легко было это сказать. — У меня нет времени. У меня много работы.
Чувство вины засело у меня в голове из-за грубости, но я раздавила его. Я ничего ему не должна, ни минуты своего времени, ни единой мысли.
Эта упрямая, сильная челюсть напряглась, полные мужские губы сжались, и он моргнул.
— У тебя не найдется для меня пары минут?
Я с трудом сглотнула и поборола в себе желание заерзать под его взглядом.
— Нет. У меня есть работа, которую нужно сделать, — повторила я, твердо смотря в знакомое лицо.
Линии, прорезавшие его лоб, выражали эмоцию, с которой он боролся секунду назад. Шок. Он был шокирован, вероятно, впервые в своей жизни, и это подарило мне толчок уверенности и силы, чтобы не дрогнуть под его взглядом.
— Нам надо поговорить, — отбросил он мой комментарий в типичной эйденовской манере.
О чем нам, черт возьми, надо поговорить? Все, что нам надо было сказать друг другу, мы сказали. Он был придурком, и меня это достало. Что еще?
— Слушай, я, правда, занята.
Я уже собиралась выдать еще одно оправдание, как одна из дверей в здании, находящемся передо мной, закрылась с громким хлопком. Я не хотела знать, что случится, если кто-то из моего дома узнает, кто стоит на моей лестнице. Я довольно часто находилась дома в воскресенье вечером, чтобы знать, что футбольные фанаты буквально везде.
Со вздохом и обещанием себе, что он не получит того, ради чего приехал, я махнула ему в сторону двери.
— Не думаю, что нам есть о чем говорить, — все, что я смогла ответить. Хотела ли я стоять на улице? Нет. Хотела ли я зайти внутрь? Нет. Но я точно не хотела, чтобы соседи узнали знаменитого миллионера, стоящего у моей двери. — Но ты можешь зайти внутрь ненадолго, прежде чем нас кто-то увидит, — пробормотала я и развернулась, чтобы открыть дверь. — Полагаю, — добавила я, потому что один его вид вызывал во мне стервозность.
«Ты должна была сказать ему свалить, Ван», — твердил мой разум. И это правда.
Я придержала для него дверь, наблюдая периферийным зрением, как он проскользнул внутрь. Как только дверь закрылась, я включила свет, а большой защитник сделал несколько неуверенных шагов. Я видела, как он поворачивает голову из стороны в сторону, рассматривая фрагменты картин, развешенных на стенах, — не то чтобы он узнал, что это мои работы, если только не присмотрелся повнимательней к инициалам в углах.
Он ничего не сказал, как и я. Он никогда не спрашивал, чем я занимаюсь, когда не нахожусь в его доме или с ним, и я тоже об это не упоминала.
«Что забавно», — подумала я об этом, потому что некоторые игроки в его команде знали, что я делаю. Игроки, которые нанимали меня, чтобы я переделала баннеры для их веб-сайтов, для двоих я даже разработала дизайны татуировок. И вот этот парень.
Этому парню я дважды говорила:
— Думаю, твои промофото надо сделать немного проще. Шрифт, который они используют для твоего имени, неразборчив, и они странно его разместили. Хочешь, чтобы я все поменяла?
И что он постоянно делал в ответ?
Отвечал:
— Не важно.
Он отшивал меня. У меня недели ушли на то, чтобы собраться с силами и предложить ему это, и я бы сделала все бесплатно. Но все нормально. Это его карьера и его брендинг, не мой.
Он сел на диван в гостиной, и я развернула свой стул, чтобы сидеть лицом к нему и смотреть настолько бесстрастно и безэмоционально, насколько могла. Комната довольно маленькая. Размер всей квартиры рассчитан на одного человека. Единственная мебель, которая влезла сюда, — это тесный двухместный диван, стол, стул и книжная полка, которая еще служила и подставкой для телевизора. Нервы почти не гудели во мне, пока я наблюдала, как Эйден практически поглощал все пространство
Я уже переборола чувства к нему, и у меня не было ни малейшего желания притворяться дружелюбной. Я не хотела шутить с ним или притворяться, что никаких обид нет. И вообще, я была раздражена тем, что он находится в моей квартире.
Мне больше нечего терять, и он больше не влияет на мой чек. Я даже не расстроилась, когда поняла, что мне не заплатят за последние несколько дней, что я провела с ним, потому что не собиралась связываться ни с Эйденом, ни с Тревором. То, как я ушла и как послала его в процессе, стоило каждого пенни, что я потеряла.
— Почему ты здесь, Эйден? — наконец, нарушила я тишину, когда прошла минута или две с момента, как мы присели.
Руки Эйдена лежали на коленях, лицо отстраненное, как всегда перед игрой; даже его плечи напряжены сильнее, чем всегда, спина идеально прямая. Не думаю, что даже дома я видела его таким напряженным. Его волосы свежевымыты, он выглядел здоровым и в отличной форме. Как и всегда. Как будто и месяца не прошло с тех пор, как мы в последний раз видели друг друга.
Он направил свой взгляд на меня и произнес:
— Я хочу, чтобы ты вернулась.
Я сплю. Вероятно, лучше использовать не это слово. Это ночной кошмар? Может, бред?
— Извини? — выдохнула я, наблюдая за белками его глаз, чтобы убедиться, что они не налиты кровью. Затем я быстро вдохнула, чтобы проверить, что от него не воняет. Не воняло, но, вероятно, все возможно. — Ты... ты на наркоте сейчас?
Эйден тяжело и медленно моргнул. Его короткие, но удивительно густые ресницы опустились на секунду.
— Извини? — его тон был сдержанным и контролируемым.
— Ты на наркотиках? — повторила я, потому что невозможно, чтобы он в трезвом уме просил меня об этом.
Верно же?
Он смотрел на меня немигающим и серьезным взглядом, сжимая губы.
— Я не на наркотиках, — ответил он, явно оскорбленный.
Я смерила его взглядом, будто не веря ему, потому что так и было. Что, черт побери, позволило ему думать, что я вернусь к работе на него?
Наркотики.
Наркотики заставили его думать, что это хорошая идея — потратить время и приехать сюда. Разве прощального комментария, который я просила Тревора передать, не хватило?