Зло побеждает зло (СИ) - Дмитриев Павел В.. Страница 22

- Чепуха! - без раздумий отмела мои слова Марта. - Ведь это коммерческие акционерные общества, совсем как у нас в Германии, мне недавно Николай все-все объяснил. Почему бы им не продавать марки на бирже?******

- Что он еще говорил? - вкрадчиво поинтересовался я.

Вероятность тесного сотрудничества переводчика с чекистами виделась мне близкой к семидесяти процентам, оставшиеся тридцать оставались за его непосредственной службой в штате ГПУ.

- Рассказывал про права женщин в СССР! Они невероятные, до сих пор не могу поверить, большевики установили двухмесячный дородовой и такой же послеродовой отпуск! А еще на детей можно получать специальную помощь до четырнадцати лет и ездить с ними отдыхать на специальные морские курорты!

- Прекрасно! - скривился я.

Мой логический метод объяснения дал безнадежный сбой; вранье такого эпического масштаба попросту невозможно опровергнуть с помощью разумных аргументов.

- Ах, да, - девушка вернулась от животрепещущей детской темы к деньгам. - Проклятые капиталисты не должны устанавливать огромные цены, это несправедливо!

- Да сколько можно говорить! Не при чем они!

- Ты просто не хочешь мне помогать! О! Надо найти Николая, он покажет где тут полицейский участок и все объяснит.

- Стоп! - взревел я, наконец получив для скандала хороший "адюльтерный" повод. - Совсем сдурела?

- Ты сам начал!

- Для начала, твой разлюбезный Николай подворовывает! Сомневаюсь, что у него есть право на обмен денег. Квитанции он не выдает.

- Так любого обвинить можно!

- Не верю, что кто-то устоит перед соблазном получить в четыре раза больше. Но если вскроется, - я решил нагнать жути, - чекисты его отправят в лагерь, на эти, как их бишь, Соловки, или вообще расстреляют. Хочешь такого?

- Поделом, пусть не ворует! Нужно... Да он же не виноват! Наверняка его начальство заставляет!

- Запуталась? - недобро скривился я. - Так определяйся скорее, хочешь ли убить мальчика?

- Нет! - тут она не раздумывала и секунды.

- Красавчик, да? Жалко? А денег тебе уже не жалко? Кстати сказать, моих денег?

- Тоже жалко, - Марта выдавила ответ после мучительно-театральной паузы. - Но...

- Вот поэтому никаких но! Я запрещаю тебе обсуждать что-либо с Николаем вообще, ничего, поняла? Даже приближаться к нему! Никогда! Так понятно!?

- Но я только...

Дальше разговор "плавно" перетек в первоклассную семейную разборку со швырянием книг - за отсутствием посуды, заламыванием рук, а потом и вольной борьбой в постели. Выдохлись к полуночи, тогда же замирились окончательно.

Только вот неприятный осадочек у меня на душе остался. Надо же, всего пять жалких дней в Ленинграде, а против меня уже зреет заговор путаны и воришки. Да еще густо замешанный на социалистических идеях. Что они только находят в этой заразе? Ведь специально предупреждал Марту, не один, а наверно сотню раз! Все равно, полетела на свет большевистских лозунгов как мотылек на огонь. Могу ли я объяснять, что в СССР правда, а что - наглая ложь? Да скорее листок свалит дуб, свалившись с его ветвей! Вовремя бы ноги унести, пока совсем не перевербовали. Только и радует, что остался всего лишь один день... самый сложный день.

\\\*Государственный академический театр оперы и балета, он же Мариинский театр.\\\

\\\**Фрагмент из воспоминаний Т. Драйзера. После поездки в СССР в 1928, он опубликовал по большей части антисоветскую, поэтому не опубликованную в СССР книгу "Драйзер смотрит на Россию" (Dreiser looks at Russia).\\\

\\\***В настоящее время музей Боде.\\\

\\\****Монастырь формально упразднён в 1918 году, но явочным порядком существовал до 1932 года (в ночь на 18 февраля в Ленинграде были арестованы все монашествующие). Последняя церковь комплекса была закрыта в 1936 году.\\\

\\\*****Грубое нецензурное ругательство.\\\

\\\******Биржевая торговля валютой в СССР разрешена в октябре 1922 года. Но уже с 1926 все предприятия обязаны сдавать выручку в Госбанк, частный валютный рынок (в том числе "черный") разогнан, запрещен вывоз рублей за границу. В 1928 году запрещен ввоз, то есть полностью отменена конвертируемость рубля. Торговля валютой считается тяжелым преступлением приблизительно с 1932 года.\\\

... За смартфоном мы отправились после завтрака, я без особых затей сослался на усталость от экскурсий. Настаивать переводчик Николай не стал, наоборот, постарался поскорее замять тему. Неужели нас на самом деле прослушивали?! Или звуки скандала прорвались в коридор и соседние номера? Если так - повод к отказу вышел достойный.

На улице выла и металась метель. Продавцы предлагали купить окровавленное мясо в мокрой газетной бумаге, размахивали жирными рыбами, прохожие перебегали через улицу и исчезали в косых полосах мокрого снега. Тем временем из глубины проспекта, словно гонимая ветром, появилась огромная процессия с красными знаменами. Бородатые старцы палками нащупывали дорогу, держась за руки, ступали женщины, дети тянули печальный и непонятный напев. Процессия выглядела как шествие паломников, но вместо хоругвь над ними бился растянутый на палках красный стяг "Да здравствует труд слепых!". Все эти люди с черными пустыми глазницами шагали, высоко задрав головы, устремив взгляд высоко, в покрытое облаками ветреное небо.

- Хорошее предзнаменование! - подбодрил я ошеломленную сюрреалистическим действом Марту. - Слепые чекисты нам совсем не помешают.

До нужного дома добирались пешком, не торопясь и не таясь. Тут зашли в магазинчик, приценились к оформленной под мавзолей шкатулке и чернильнице с профилем Ильича, там - расчехлил фотоаппарат чтобы запечатлеть фрау Кирхмайер на фоне особо примечательного фасада со львами. Почему нет? Туристы в советском Петербурге редки как амурские тигры, но город стойко хранит дух одной из великих столиц неразделенного великой войной мира. Мы его часть, мы привычны, мы нормальны. Поэтому незаметны.

Дверь подъезда ничуть не изменилась за прошедшие два года, как будто их и не было вовсе. Легкий толчок в облупившуюся филенку, недоуменный взгляд Марты. Мы внутри. Сквозь грязные окна струится скудный свет, шаги гулко отзываются эхом от высокого потолка. Все как тогда, в 1926-ом!

- Пойдем, пойдем же скорее наверх! - резко потянул я свою спутницу за рукав. - Принесет кого-нибудь нелегкая!

- Warum zum Donnerwetter!* Не дергай так, тут куски отломаны от ступеней!

- Так разруха же, - я попробовал оправдаться. - Бывает, если ремонт лет десять не делать.

- Похоже на все пятьдесят!

- Вот до чего проклятый царизм довел страну. Ни подшипников своих, ни автомобилей. Стены небось не красили со времен Екатерины Великой!

- Так мать последнего русского царя называли?

- Не совсем... была однажды природная немка на троне Российской Империи, неплохо границы раздвинула в конце восемнадцатого века.

- Разве дом такой старый? - почему-то Марта удивилась лишь последнему. - Никогда бы не подумала!

Все же не очень хорошо у нее с чувством юмора. Или это меня на нервах понесло во все тяжкие? В любом случае, последний этаж остался позади, за ним - всего один лестничный пролет. Не до веселой болтовни, хочется перемахнуть его длинным прыжком наискосок - на месте ли мой тайник?!

Первая радость. Купленный по дороге чугунный двадцатипятисантиметровый Ленин в роли гвоздодера не пригодился - замок висел ровно как я его и оставил, так же легко и открылся. С натужным скрипом провернулись петли двери. Вперед! За угол к трубе, наклонно уходящей вдоль стропил к коньку крыши. Раз сегодня у меня на руках нет превосходных перчаток будущего века - в шлак с хрустом вломилась голова лидера мирового пролетариата. Спасибо неизвестному скульптору, засунутые в карманы руки Ильича обеспечили удобный хват за ноги.

Не прошло и минуты - крышка вожделенного ящика распахнулась передо мной.

- О, маузер! Патроны! На хороший бой хватит, - из-за спины удивилась содержимому Марта. И тут же добавила подозрительно: - Ты что, собрался кого-то застрелить?